Доклад их воеводе ничего хорошего не предвещал. Казаки и татары устраивались надолго, и в планах, судя по всему, у них была добротная осада. Поэтому город и крепость они обложили так, что мышь не проскочит. По лесам и полям рыскали конные дозоры, зоркие и шустрые, привыкшие лису и зайца в полях загонять. На холмах стояли соколятники с беркутами и соколами на рукавицах. Если кого глаз человечий пропустит, того ловчая птица с высоты отследит.

Воевода крякнул, услышав все, и приказал готовить город к долгой осаде, собрав все припасы в одном месте и весь наличный боезапас в другом. Повелел всех, гарнизон и беженцев посадить на строгий паек еды и питья и распределить по дворам. Усилить дозоры на стенах и караулы на улицах. Город, как медведь, уполз в берлогу, готовясь дорого отдать свою жизнь.

Друзья вернулись в свое пристанище, пока не занятое другими, ― огромный замок висел на прежнем месте. Отодвинули доску и протиснулись в щель. Сдавленные рыдания в углу заставили их насторожиться и схватиться за эфес сабель. Там, где вчера лег спать Абрам, сидела маленькая Юдифь, распустив косы. Плечи ее сотрясались от рыданий. Шляхтичи подошли поближе и сразу поняли, что Абрам уже предстал пред своим богом и держит ответ за земную жизнь. В руке он сжимал кожаный футляр. Стефан слегка потянул его, и старый жид, будто дожидаясь этой минуты, разжал пальцы, отдавая сокровище в руки тому, кому поверил, надеясь на свое чутье. Стефан передал футляр Юреку, а сам обнял за плечи Юдифь, поглаживая ее по спине и пытаясь утешить.

– Ну что, брат, пора выполнять свои обещания, – кашлянул Юрек.

Как только солнце скрылось за зубчатыми башнями, и на город опустилась ночная мгла, как только на улицы вышли ночные караульные с чадящими факелами в руках, двое друзей и их новая подружка, переодетые в удобные серые одежды, в которых не раз уходили на вылазки в стан врага, скользнули в сторону цитадели. Промелькнув по улочкам крепости, пробежав, когда луна спряталась за тучку через центральный двор, они юркнули в главную башню замка. Прокрались мимо караульни, спустились по круто уходящей вниз лестнице. Затем Юрек нащупал секретный камень, открывающий тайный ход, нажал на него, и вот уже все трое очутились на потайной лестнице, ведущей к заветному колодцу. Тихо ступая вдоль стены, они спустились в подземелье и только тогда зажгли принесенный с собой факел. Прошли дальше под низкими сводами и оказались в небольшой зале с колодцем, накрытым дощатой крышкой, посередине.

– Ну что, Юрек, тебе лезть! – произнес Стефан. – Ты и в детстве всегда первым сюда лазал, – и передал ему кожаный футляр.

– Можно хоть глазком… – Юрек просяще смотрел на Юдифь.

– Можно, – она кивнула.

Шляхтич вынул свиток, развернул, поднес поближе факел. На темном пергаменте выступили незнакомые буквы, похожие на меленьких жучков, торопливо куда-то бегущих.

– Арамейский! – тихо подсказала Юдифь, – Это язык древних воинов и магов. Его уже никто не знает и не помнит, кроме волхвов, друидов и ведьм. Не смотри на меня так, Юрек. Я не ведьма, я просто маленькая еврейская девочка, оставшаяся сиротой.

– Арамейский, – повторил Юрек. Он поближе поднес факел. С него упала капелька смолы прямо на пергамент и застыла на нем. Юрек свернул его, уложил в футляр. Перчаткой снял смолу с факела и залепил в футляре все дыры, – Так надежней будет. С богом.

Он спустился в колодец по веревке, что они принесли с собой. В глубине колодца, почти у самой воды Юрек нашел маленькую нишу, о которой, похоже, кроме него и Стефана уже никто не знал. Встал в нее, вынул два камня из тайника, сделанного ими еще в детстве, и уложил футляр туда. Закрыл тайник камнями и обмазал глиной со стен колодца. Дернул за веревку и вылез наружу. Обратный путь они проделали молча и быстро.

Троица жила в своем сарае под надежной охраной кованого замка и потемневших от времени бревенчатых стен. Иногда друзья покидали Юдифь, уходя или в ночные вылазки или участвуя в коротких, но яростных стычках. Юдифь вела хозяйство, готовила, обстирывала их, перевязывала раны, готовя какие-то зелья, мази и микстуры. Осада тянулась день за днем. Юрек начал замечать, что Стефан и Юдифь теперь старались лечь спать на другом конце сеновала. Понял все, но не обиделся. Дело молодое. Он старался теперь к вечеру пойти в шинок к их старой детской подруге и вернуться оттуда попозже, а то и задержаться до утра, давая им вволю насладиться друг другом. По ночам, просыпаясь, он слышал их жаркий шепот, прерывистое дыхание и сдавленные приглушенные стоны страсти. Юдифь была достойной дочерью своего племени, умелой и страстной, отдающей мужчине всю себя и забирающей его всего. Он не мешал им и не завидовал.

В одной из вылазок они столкнулись с казачьим разъездом старых запорожских рубак. Из всего их отряда вернулись только Юрек и Стефан. Порубленные и пострелянные. Стефан умирал долго. Юдифь пыталась отогнать старуху смерть всеми известными ей способами, но не удавалось. В ту ночь она пришла к Юреку в полной наготе. Торопливо начала раздевать его, шепча:

– Любовью, любовью ее прогоним. Есть такое средство. Против любви она не устоит. Это ему надо. Ему. Ты должен, должен помочь Стефану.

Он не сопротивлялся, как опоенный зельем. Всю ночь они занимались любовью рядом с раненным. Такой любовью, что Юрек потом за всю свою жизнь не познал. В уши ему лился горячий шепот:

– Это ему, ему надо… Это магия такая древняя… Магия великих жриц… Руки ее, легкие, нежные, словно порхали, лаская его, сухие огненные уста находили его губы… Заставляли его руки делать что-то с ней, пробуждали в нем силы, которых он в себе и не знал… А ее страстный шепот одурманивал и лишал воли:

– Это ему, ему…

Когда они упали в изнеможении, старуха смерть, глядя на их неистовство, отступила. Им не хватило чуть-чуть. Им не хватило зачатия новой жизни, и она вернулась.

Утром Стефан открыл глаза. Позвал друга:

– Юрек… я все… ухожу… Юдифь оставляю на твоих руках… возьми ее в свой дом и береги… в память обо мне… клянись!

– Клянусь, Стефан. Пока жив буду. Никто, даже я, пальцем ее не тронет.

– Спасибо брат, – Стефан сжал его руку, – позови ее.

Юрек позвал Юдифь, посадил рядом с побратимом и удалился в шинок.

Замостье выстояло. Витязь Юрек стал одним из лучших в польской шляхте. В доме его жила сначала красавица еврейка, потом воспитательница его детей породистая еврейская домоправительница, потом воспитательница его внуков, старая еврейская ворожея, потом…

Стряхнув с себя дурман, Редактор ожидал увидеть себя в родной уже кухне Секретного дома, но наткнулся на вопросительные взгляды Лунина и Раевского.

– Да, – повторил он, – Я знаю, где искать свиток. Увидимся через три дня на башне. Я договорюсь с комендантом и дежурным офицером. Это все, достойные братья.

Через три дня в том же составе друзья встретились в условленном месте.

– Честь имею господа офицеры, – приветствовал их Лунин.

– Вас еще не арестовали, – хмуро то ли пошутил, то ли уточнил Лукашинский.

– Почти, – ответствовал Лунин. – Великий Князь отпустили на охоту, в надежде, что я уже пятки смазал до Вены. А я вот здесь. Привыкаю к арестантским будням, – столь же невесело отшутился полковник.

– Ближе к делу господа, – остановил их Раевский, – Я понимаю, у нас у каждого приговор не на один год и торопится некуда, но я бы все же поспешил. Не ровен час поляки революцию устроят.

– Ваш выигрыш Раевский. Юмор у вас действительно черный. Пошли в подвал, – ухмыльнулся Лукашинский.