Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Тот ящик, взломанный мной в церкви, стал первым залпом в моей личной войне.

К этому привели самые разные обстоятельства. Когда умер от рака мой отец, мама ждала второго ребенка. Мне тогда было около шести. Мама еле перенесла потрясение. Мы переехали в маленький домик в Сэнгфорде, недалеко от Лискерда. Я этого почти не помню.

Когда пришло время родов, послали было за врачом, но денег не было, а в казенную больницу не успели. Поэтому мама родила с помощью какой-то повитухи. Та что-то сделала не так, и ребенок умер. С тех пор мама и стала приволакивать ногу.

Через год мы вернулись в Плимут, но поселились на другом краю города, возле Барбакана. Там я ходила в школу до четырнадцати лет, и когда закончила, директриса написала:

«Маргарет очень способная девочка, и очень жаль, что она вынуждена так рано покинуть школу. Если бы она усердно трудилась, я уверена, она далеко пошла бы в математике и естественных науках. Я также не сомневаюсь, что её способности могут получить неверное применение, последний год явно свидетельствовал об этом. Для её пользы крайне важна хорошая компанией. Я желаю ей всего доброго в будущей жизни и надеюсь, что она не растратит свои способности попусту».

Что ж, я постаралась их не растратить.

Прием с танцами фирма устраивала в отеле «Стэйдж» на Хай-стрит. Предложение Марка Ротлэнда позволяло мне туда не ходить, но в последнюю минуту я передумала. Знаете, иногда ни от кого не хочется зависеть.

Там собрались все: печатники, наборщики, переплетчики с женами, сотрудницы с мужьями и приятелями. Старик Холбрук тоже привел жену. Мистер Ньютон-Смит был холост, Марк Ротлэнд вдовец, а Терри Холбрук разведен. Донна Уитерби заметила:

– Подумайте, девочки.

Когда ужин закончился, Холбрук-старший произнес речь, подводя итог работы за год; вечер был душным, окна пришлось открыть, а поскольку они выходили на Хай-стрит, где всегда большое движение, слышно было плохо. Он говорил:

– Дамы и господа! В четвертый раз я с удовольствием поднимаю бокал за нашим ежегодным праздничным столом и обращаюсь к вам… – Тяжелый грузовик и четыре автомобиля за окном… – в целом неплохой год. Не побоюсь признать, что в июне прошлого года нам пришлось пережить беспокойный период споров по поводу торговли, но, к счастью… – Три мотоцикла. – …и, в конечном счете, решили эти проблемы.

Он включил свою улыбку.

– Для меня, как я уже говорил, большой радостью является то, что наша фирма представляет единую семью. Она не так уж велика… – Спортивный автомобиль, обгоняющий два автобуса. – …к тому же наши показатели идут вверх, к нашему удовлетворению, хотя, естественно, ещё не к полному удовольствию. По сравнению с прошлым годом. – Улыбка его постепенно угасала, пока он сравнивал этот год с предыдущим, и опять зажглась в конце, чтобы показать, что цифры эти его радуют. – За истекший период в нашей фирме заключены три брака, и я прошу счастливые супружеские пары подняться, мы выпьем за их семейное благополучие…

Счастливые супруги встали, им похлопали.

– Шестеро служащих по той или иной причине нас покинули, но пятнадцать новых влились в нашу семью. Мы желаем им… – Несколько машин проехали в обоих направлениях. – …Поднимитесь, пожалуйста, чтобы мы могли на вас посмотреть.

Сидящий рядом мужчина сжал мой локоть. Я убрала руку, но он опять её сжал:

– Вы новенькая, миссис Тейлор. Поднимайтесь.

Я встала позже всех, неуверенно улыбнулась и, случайно поймав взгляд Марка Ротлэнда, тотчас села на место.

После ужина я ненадолго отлучилась, а как только вернулась, Терри Холбрук пригласил меня танцевать.

Танцевал он прекрасно и легко. Мне последние несколько лет танцевать приходилось нечасто, но не потому что я этого не любила. Просто не было времени, и к тому же идти с молодым человеком на танцы значило поощрять его ухаживания. Но я часто мечтала о том, как у меня будет много денег, хорошие платья, бриллиантовое колье, и я отправлюсь на бал, где все будет прекрасно, роскошно, полно красок, музыки, мягкого света – этакая романтическая мечта.

– Тебе уже говорили, какая ты красивая? – спросил Терри Холбрук.

– Не помню.

– Какая скромность! Ладно, не будем говорить о тебе, скажем о платье. Оно восхитительно!

Я купила его вчера, не устояв, потому что оно было таким простым, какими бывают только по-настоящему дорогие вещи. И я решила, что вряд ли кто это поймет. Но мой кавалер прекрасно разбирался в нарядах…

Терри сделал несколько разудалых па, и я вспомнила, как в последний раз… В последний раз был дешевый ресторанчик «Вега», и я пришла туда с девушкой, которую звали Вероника, фамилии не помню; она очень хорошо двигалась – без туфель, с летящими волосами; я никогда не могла так, разве что на миг, а потом словно отходила в сторону, глядя на себя со стороны и думала: надо быть сумасшедшей, чтобы так отдаваться танцу. Потом к Веронике присоединился парень в полосатой, как оса, рубашке и в голубых джинсах в обтяжку, со стрижкой под Марлона Брандо; от него несло потом, руки липкие…

– Ты танцуешь божественно, Мэри, – сказал Терри.

– Спасибо.

– Но словно во сне. Скажи, о чем ты все время думаешь?

– О том, какой прекрасный сегодня вечер.

– Пожалуйста, не надо! Это просто бестактно, – он заглянул мне в лицо. – Латиноамериканские танцевать умеешь?

– Немного.

– Знаешь, что джайв и рок-н-ролл – по происхождению латиноамериканские танцы?

– Нет.

– Это один танцевальный стиль. Мужчина просто стоит в центре; все делает женщина. Так ведь и должно быть, верно?

Опять то же ощущение, что он хитро посмеивается надо мной. Углы губ и глаза его хитро подрагивали.

Потом мы ещё раз пошли с ним танцевать, но тут оркестр принялся демонстрировать какие-то новые штуки, которые раззадорили Терри, и он разошелся.

– Знаешь, – сказала я, – давай лучше сядем.

– Милая, можешь сидеть, если хочешь. А я директор, и должен делать вид, что мне ужасно весело.

– А что, мистер Ротлэнд никогда не танцует?

– Спроси у него, раз тебе интересно.

– Просто ты сказал, что директора обязаны веселиться.

– Он не веселится, милая, потому его и не слишком любят.

– Его не любят?

– Спроси своих друзей.

– А раньше он тоже никогда не танцевал?

– Милая моя, это первый вечер, который он вообще почтил своим присутствием с тех пор, как стал работать в фирме.

Танец у нас не слишком ладился, так что я не удивилась, что следующие часа полтора Терри меня не приглашал. Правда, партнеров мне и без него хватало. Но около часа ночи, когда добрая половина сидевших во главе стола разъехались, Терри снова подошел ко мне.

– Тут становится невесело. Я пригласил к себе несколько человек, чтобы достойно завершить вечер. Пойдешь?

– Танцевать?

– Нет. Немного выпьем, поболтаем, послушаем музыку. Попросту, без всяких претензий.

Я решила, что пришло время незаметно сматываться. В Манчестере я старалась не заводить никаких отношений, и это себя оправдывало. Но человек не всегда поступает мудро. И я вопреки самой себе сказала:

– Спасибо, с удовольствием.

– Прекрасно. Встречаемся через десять минут на выходе. Думаю, у Макдональдов найдется место в машине для тебя.

Терри жил всего в десяти минутах езды от «Стэйджа». Макдональды были гостями фирмы; оба высоченные, словно подъемные краны, шустрые и неугомонные, но довольно милые.

Они были из Лондона, эдакие столичные остряки и пустомели, но не такие глупые и назойливые, как остряки провинциальные. Белокурая миссис Макдональд была коротко подстрижена на мальчишеский манер, который делает женщину похожей на мокрую кошку; шелковое цветастое платье слишком сильно открывало ноги и весьма смело – грудь. На муже был смокинг с атласными лацканами. Я оказалась на заднем сиденье их «ягуара» вместе с Донной Уитерби и забавным типом по фамилии Уолден.

Алистер Макдональд гнал, как сумасшедший, но Терри как-то умудрился все же приехать первым, поэтому мы все вместе ввалились в его трехкомнатную, очень современно обставленную квартиру: пурпурный ковер, оранжевые стены, неоновые светильники, в углу бар, стойка которого обтянута голубой кожей.

7
{"b":"56722","o":1}