Я чуть сужаю глаза, не вполне доверяя его веселости.

— Давай, попытайся.

— О, не сомневайся, милая, — говорит он, а затем движется и оборачивает другой черный кусок материи вокруг моих глаз.

— Ну вот, — говорит он, сдвигая ткань вниз так, что она полностью закрывает мои глаза, но не затрудняет дыхание.

Полоска ткани затянута достаточно, чтобы не сдвигаться, но я прекрасно вижу сквозь замысловатое черное кружево.

— Если твоя цель — ослепить меня, то, думаю, ты промахнулся с материалом.

— Ты можешь видеть меня, так? — когда я вздыхаю от того, что мои подтрунивания не произвели на него нужного эффекта, и киваю, он придвигается ближе и шепчет мне на ухо: — Скоро ты узнаешь, почему я хозяин твоей радуги, Талия.

Когда до меня доходит смысл его слов, Себастьян быстро седлает мои бедра, но не переносит на них весь свой вес. Вместо этого, он медленно скользит руками по моим рукам, начав с запястий, затем проводит пальцами вниз, по мягкой внутренней поверхности рук.

Я пытаюсь не реагировать на его прикосновения, даже несмотря на то, что они ощущаются настолько интимными и личными. Когда очередь доходит до моего лица, он наклоняется и кусает мочку, поглаживая мой подбородок, повторяя весь путь губами в неторопливом темпе.

Застыв напротив моего горла, он касается цепочки.

— Той ночью у тебя было два сердечка на этой цепочке, да? Почему она настолько важна для тебя?

Я сглатываю от внезапной грусти, которую вызывает его вопрос.

— У меня было два, но второе сердечко находится в лучшем месте, сдерживая то обещание, что я дала в честь Амелии.

Его взгляд прикован к моему, сочувствие отражается в темных глубинах его глаз.

— Мне так жаль, что ты потеряла сестру.

— А мне жаль, что ты потерял маму таким ужасным способом.

Вспышка боли появляется в его глазах прежде, чем он кивает.

Нагнувшись, он нежно целует ключицу, а затем движется ниже к моей груди.

— Помнишь, что я сказал, когда ты отказалась назвать мне свое имя той ночью? — спрашивает он охрипшим голосом, а затем оставляет поцелуй на выпуклости моей груди.

— Ты сказал, что просто будешь называть меня своей, — отвечаю я, пытаясь говорить ровным голосом.

— Хммм, ты — моя, — хрипит он собственническим голосом, и в этот же момент сдвигает мои груди вместе. Он погружает свой в ложбинку, которую сам же и создал, мурча:— Это мое второе любимое место на тебе.

— Второе любимое? — спрашиваю я, пытаясь отгородиться от его слов.

Он поднимает голову, его брови подняты, пока он пальцами скользит по моим соскам в эротичном терзании.

— Мое самое любимое место на данный момент закрыто, но… — защемив мои соски, он усмехается, видя, как я выгибаюсь в удовольствии и боли, что он причинил. — Думаю, я вижу движение внутри. А может, и свет кое-где включен.

Он перекатывает мои соски между своими пальцами, доставляя такое удовольствие, что я ахаю, а между ног жестко пульсирует. И как только я начинаю извиваться, Себастьян командует:

— Раздвинь свои ноги.

— Ни за что! — качаю головой из стороны в сторону. — Слишком легко отделался. Я так просто не сдамся.

Он тянет за мои соски, затем большими пальцами потирает их нижнюю часть. Я задыхаюсь, наслаждаясь новым эротическим ощущением, которого я не испытывала никогда раньше.

— Сейчас же, Талия. Это не просьба, — отрывисто говорит он. — Обещаю не трогать тебя там, пока сама не будешь умолять об этом.

— Отлично! — фыркаю я, уже ощущая отсутствие трения, которое обеспечивали сведенные ноги.

Мне также не хватает беспрепятственной возможности видеть великолепные глаза Себастьяна и его тело, но этот нуарный вид тоже чертовски сексуален. Определенно, таким образом я ощущаю все более интенсивно, так как мой ограниченный обзор заставляет меня фокусироваться только на том, что происходит прямо напротив меня, не растрачиваясь на что-то еще вокруг. Уверена, именно этого намеревался достичь Себастьян, заставляя надеть повязку. Он хотел быть центром моего внимания.

Наклонившись вперед, Себастьян засасывает сосок глубоко в рот и жестко сосет, прижимая его к своду своего рта. Я стону и почти соскакиваю с кровати, настолько я возбужденная и мокрая.

Он поднимает голову, даря мне понимающую улыбку.

— Готова отпереть замок и открыть двери?

Я трясу головой, несмотря на то, что дрожу. Себастьян делает вдох.

— Чувствую запах твоего возбуждения, Талия. Этот сладкий запах манит меня, как красная тряпка быка. Ты уверена? — подталкивает он меня, выкручивая мои соски с грешным, беспощадным мастерством.

Я ставлю ступни на кровать и выгибаю спину, находясь в таком состоянии, что чуть не сбрасываю Себастьяна. И хоть он посмеивается надо мной, я планирую его переплюнуть.

Когда он внезапно встает и идет в ванную, я кричу ему вслед с самодовольством в голосе:

— Так быстро сдаешься?

Он возвращается обратно в комнату с мочалкой в руке, его твердая эрекция подпрыгивает к животу в такт уверенным шагам.

— Что ты затеял? — начинаю скрещивать ноги, но он качает головой.

— Держи ноги на месте и верь мне, я держу свое слово.

Он говорит так серьезно, что я снова развожу ноги в стороны и воплю от прикосновения холодной материи, которой он промокает меня.

— Она ледяная! — выкрикиваю я, но позволяя ему держать ее на мне.

Он кивает.

— Так и должно быть. Там болит, потому что все опухло. Холод снимет отек.

После Себастьян мучает меня еще двумя раундами холодных компрессов, а потом приближается к кровати, его темные брови подняты вверх.

— Лучше?

— Понятия не имею. Я ничего не чувствую там, все онемело. Думаю, магазин не открывается из-за гололеда.

— Тебе просто необходимо оттаять, — усмехнувшись, Себастьян ставит одно колено на кровать и наклоняется, чтобы обдуть мое тело теплым воздухом.

— Это жульничество!

Когда я начинаю извиваться, он держит меня на месте своим фирменным захватом.

— Оставайся на месте. Я обещал, что не трону тебя, и я не буду, — его голубые глаза берут мои глаза в плен. — Но не стесняйся сообщить, когда достаточно разогреешься.

Он снова придвигается ко мне, делясь своим теплом, и этим сводя меня с ума. Пару минут спустя, я начинаю извиваться и пытаться якобы случайно наткнуться на его рот в надежде, что он не сможет сопротивляться и останется там, где приземлился. Не то чтобы, я собираюсь ему в этом признаваться.

— Я хотел, чтоб ты назвала свое имя добровольно, Талия. Именно это я сказал тебе, когда ты отказалась мне его называть.

Я удивлена, что он вернулся к нашей прежней дискуссии, но я жду, что он еще скажет.

— Именно поэтому я не позволил своему сыщику заглядывать в твое прошлое до нашей встречи. Я хотел, чтобы ты сама рассказала. Хотел, чтобы ты сама заполнила пробелы.

— Делиться должны обе стороны, Себастьян, — выпаливаю я, когда его рот случайно касается меня там. — Тот будильник на твоих часах как-то связан со смертью твоей мамы, верно?

Он просовывает руку под мое бедро и кладет подбородок на сгиб моей ноги.

— Этого не было в отчете, но полиция пыталась обвинить мою мать в распространении наркотиков или какой-либо другой незаконной деятельности, потому что я сказал, что был звонок на ее телефон, о котором я ничего не знал, — его рука на моем бедре напрягается. — Мне пришлось слушать, как те засранцы говорили, что, вероятно, именно поэтому ее и застрелили.

Он не ответил на мой вопрос о будильнике, который он ставит, но он хоть чем-то поделился. Боясь надавить слишком сильно, я спрашиваю:

— Ты знаешь, откуда был тот звонок?

Он кивает, проводя щекой по моему бедру.

— Мой отец. Позже он сказал, что однажды мама выяснила, что уже ничто не сможет спасти ее жизнь, и пришла к нему, чтобы рассказать обо мне. Она хотела удостовериться, что я не останусь один, когда ее не станет. Именно тогда он дал ей телефон.

Я прижимаю бедро к его челюсти, касаясь его единственным способом, каким могу.