— Тебе нравилась каждая секунда этого, — отрывисто говорит он, его тон холодеет.

— Да, после того, как привыкла к тебе. Неделю не могла сидеть после твоего ухода.

Ее голос становится ближе, опустившись до сексуального мурлыканья.

— Я никогда тебя не забывала. До сих пор храню хлыст и ошейник, которые ты подарил. Только взглянув на них, я становлюсь влажной.

— Я не завожу отношений, Реган.

— Тогда чем был тот месяц, ммм?

— Просто ты возвращалась за большим.

Она испускает раздраженное фырканье.

— А я вот думала, ты просто играл роль самоуверенного сукиного сына. В свете последних событий меня это устраивает.

— Так вот, на самом деле, почему ты здесь. Я скажу тебе кое-что, о чем не в курсе таблоиды. В тот момент, когда я взял фамилию своей семьи, я потерял какие-либо притязания к миллионам Блэйков.

— Какой позор… — дуется она, в ее голосе отчетливо слышится разочарование. — Но твое финансовое состояние не меняет того, что я чувствую к тебе. Это говорит мне, что у нас двоих было что-то.

— У меня было два года воздержания, Реган. Не придумывай то, чего нет.

— Отлично, — цокает она, ее голос смягчается. — Для тебя я сделаю вид, что все так и было.

— Я не заинтересован в возобновлении нашей договоренности, — говорит он непререкаемым тоном.

Договоренности? Я прослушиваю ответ Реган. Его фразы звучат так отрывисто, я ничего не могу поделать с узлом, завязавшимся у меня в животе. Буду ли я на ее месте, умоляя его владеть мною? Тошнота поднимается из моего живота.

Когда дверная ручка начинает поворачиваться, я несусь обратно в ванную комнату. Тихо захлопнув за собой дверь, я смаргиваю непролитые слезы и пытаюсь унять удушающую боль в груди. Мой взгляд останавливается на ожерелье, и я скидываю жемчужины с бортика раковины прямо в холодную воду. Наше отражение, мать твою!

Даже осознавая, что с моей стороны несправедливо ожидать от него отсутствие отношений в течение этих трех лет, я ничего не могу с собой поделать, и чувствую слабость в животе от того, что так много находила меж этих долбаных строк о нас. Считать ли мне себя счастливицей, что мне досталось жемчужное ожерелье, а не хлыст и ошейник? Когда Себастьян зовет меня по имени по ту сторону двери, я полощу ожерелье в воде и говорю непринужденным голосом:

— Выйду через минуту! — в этот же момент наклоняюсь и спускаю воду в унитазе.

Вытащив затычку, чтобы спустить воду в раковине, я высушиваю ожерелье полотенцем, прежде чем выйти из ванной комнаты.

— Это было не обслуживание номеров? — Я оглядываюсь по сторонам, подняв брови, мое лицо абсолютно невозмутимо.

Он поднимает посылку, величиной с обувную коробку:

— Просто посылка от моей сестры. Обслуживание номеров должно быть с минуты на минуту.

— На самом деле, думаю, мне пора вернуться в свой номер.

Себастьян хмурится и начинает приближаться ко мне, когда телефон на столе звонит. Положив коробку, он хватает трубку, вмиг став деловым.

— Бас.

Его темные брови на секунду сходятся.

— Да, я получу свой новый мобильник сегодня. Спасибо за информацию, Саймон. Я передам. Не нужно. Мисс Лоун в порядке.

— Что? — говорю я одними губами, но он поднимает руку.

— Она здесь, со мной, — продолжает он, взгляд его голубых глаз удерживает мой. — Да, всю ночь. Я позвоню тебе позже.

К тому моменту, как он вешает трубку, мое лицо пылает.

— Что за черт, Себастьян? Зачем ты сказал главе безопасности, где я провела прошлую ночь?

Он хмурится, пока приближается, чтобы нависнуть надо мной.

— Почему провести ночь со мной так постыдно для тебя?

Я напрягаюсь.

— Просто не хочу, чтобы моя сексуальная жизнь стала достоянием всего мира.

Себастьян хватает заднюю часть моей шеи, его выражение лица чуть расслабляется.

— Только Саймон знает, почему на самом деле я здесь. Я сказал ему держать меня в курсе всего, что выбивается из рамок в отношении тебя. Тот факт, что кто-то проник в твой номер, как раз укладывается в это понятие.

Мои глаза широко распахиваются:

— Кто-то влез в мой номер прошлой ночью? И подожди, почему же ты на самом деле здесь?

Он качает головой.

— Нет, за день до этого. Горничная подтвердила, что застелила твою кровать вчера, Талия.

Я моргаю.

— Но ничего больше не тронули в моей комнате. Мой ноутбук на столе. Возможно ли, что она защищает собственную шкуру, чтобы избежать увольнения?

Его рот превращается в тонкую линию, когда он сжимает мою руку.

— Может быть, тут ничего и не кроется, но за ответ, что я на самом деле тут делаю, я попрошу тебя помочь мне кое в чем.

Подведя меня к столу, он выдвигает стул.

— Присаживайся.

Понятия не имею, куда нас это приведет, но делаю все, как он сказал, пока он открывает свой портфель и раскладывает кипу маркированных бежевых папок передо мной.

— Пару месяцев назад я был нанят в помощь Полицейскому управлению Нью-Йорка в их расследовании вереницы серийных убийств. Пять рыжеволосых женщин были убиты в Нью-Йорке и его окрестностях за последние три года. Убийства остановились на два года, потом снова начались десять месяцев назад, когда еще две женщины были убиты с разницей в пять месяцев.

Мое сердце колотится в два раза чаще в ответ на тревожные новости, но я стараюсь хранить спокойствие.

— Помимо того факта, что я рыжая, как это связано со мной? Мы в Массачусетс, не в Нью-Йорке.

Он указывает на папки передо мной.

— Когда след серийного убийцы охладел, я провел собственное расследование. Еще одной общей вещью между жертвами двух последних убийств было то, что они проводили время здесь, в «Хоторне». Поэтому я попросил Тревора сделать кое-какую работу для моего бизнеса, пока я занял его место здесь, чтобы изучить всех сотрудников, которые подходили бы под профиль убийцы. Ничего не указывало на то, что убийца работает здесь. Это просто интуиция. Ниточка, за которую я решил потянуть.

— Два месяца? — спрашиваю я, быстро раскидывая папки, чтобы увидеть на каждой из девяти имя сотрудника-мужчины «Хоторна»: двух инструкторов по теннису, трех барменов, лакея, официанта, массажиста и персонального тренера. Фотография каждого подозреваемого прикреплена к обширной, на трех листах, информации. Дополнительная страница с рукописным текстом, похоже, дело рук Себастьяна.

— Это длинное расследование.

— Оно тщательное. Я планировал продолжать, пока не найду ублюдка, либо произойдет еще одно убийство где-нибудь в другом месте, что поможет отвести подозрения от здешних работников.

— Вот почему ты не хотел, чтоб я ходила куда-либо без тебя, — бормочу я, поглаживая папки.

Пальцем он проводит по моей щеке, затем приподнимает мой подбородок, поворачивая мое лицо в его сторону.

— Не только поэтому, Талия.

Я говорю себе, что теплота в его глазах ничего не значит, но не могу помешать трепету в моем животе.

— Почему ты раньше не рассказал мне об этом?

— Я не говорил, потому что начал сомневаться в своем предположении, что убийца работает здесь.

Отпустив меня, он бросает взгляд на папки.

— Даже несмотря на то, что каждый из этих мужчин подходит под профиль одинокого белого мужчины, проживавшего в Нью-Йорке в прошлом, живущего в одиночку в настоящее время и находящегося в возрасте от двадцати двух до тридцати пяти лет, ни один из работников не обнаружил в себе качеств, с которыми я сталкивался во время работы с серийными убийцами. С момента моего приезда, пара рыженьких проживали здесь без каких-либо опасных для жизни ситуаций. И, кроме случая, когда кто-то отравил твой напиток на приличном расстоянии от «Хоторна», в месте, где подобное может случиться, никаких угроз для тебя не было. Так что остались только мы с тобой, Талия. Я не хочу, чтобы хоть что-нибудь это испортило. Не сейчас.

Я хмурю лоб:

— Тогда почему ты показываешь мне эти папки сейчас?

— Потому что я не верю в совпадения. Тот факт, что рыжая купила ваучер для мужчины, который скончался в автомобильной аварии…