— Пожалуй, долго они не провозятся, — сказал он. — Разобрав эту кучу хлама, они якобы внесут вклад в науку. Ну, а пока сыграем в шахматишки?

В команде «Эксплорера» Сарис Хронна и Роберт Мацумото были завзятыми шахматистами. Они часами высиживали сгорбившись над доской, являя собой странную картину: человек, чьи предки, покинув Японию, приехали в Америку, и существо с расположенной за тысячи световых лет планеты, угодившие в силки, расставленные каким-то давно почившим в бозе персом. Глядя на них, Лангли начинал ощущать, сколь необъятно пространство и всесильно время, ощущал даже сильнее, чем когда пересекал зияющую пустоту между обращающимися во тьме и вакууме солнцами и планетами.

— Нет, с-спас-сибо. — В пасти, которая не предназначалась для артикуляции, мелькнули белые клыки. — Я лучше обдумаю это новое неожиданное рас-свитие с-соэытий.

Лангли пожал плечами. Даже после недель, проведенных вместе, он так и не привык к облику холатанина. С виду — хищник, что крадется по лесному следу с раздувающимися ноздрями, или часами неподвижный зверь с мечтательным взором и непостижимой психикой. Правда, теперь он поражал его уже в меньшей степени.

— Ладно, сынок, — сказал Лангли. — Тогда займусь бортжурналом.

Оттолкнувшись ногой от стены, он вылетел через дверной проем в узкий холл. В конце его он притормозил тренированным движением, развернулся вокруг стойки и оказался в крошечной комнатушке, где обхватил ногами легкий стул, привинченный прямо перед столом.

Бортжурнал лежал открытым, удерживаемый магнитным полем тонкой металлической обложки. С нарочитым безразличием, борясь с собственным нетерпением, он стал перелистывать страницы.

Титульный лист:

(Черт возьми, кто-то же должен был это сделать, если бы они знали, как я тогда перепугался…)

Что ж, Том мертв, подумал он про себя. Он умер на этой неизвестной планете, которую мы сочли безопасной, и никто не знает от чего — от болезни, от острой аллергии, от любой из тысяч причин, которые могла приготовить за миллиард лет чужая эволюция для существ с Земли. Мы похоронили его там же, препоручив его душу Богу, который казался каким-то очень далеким и от этого зеленого неба, и от красной говорящей травы, и отправились дальше. Будет тяжело сообщить об этом его близким.

Взгляд Лангли сам собой поднялся на фотографию над столом. Рыжеволосая девушка улыбалась ему сквозь туман времени и пространства. Пегги, дорогая, — подумал он, — я возвращаюсь домой.

Должно быть, исхудала, бедная девочка, и хотя она никогда не жаловалась, наверняка были и пустота долгих ночей, и горечь за их ребенка — ребенка, которого он никогда не видел. Космонавт не имеет права жениться. Еще меньше права у них было отправляться за пределы Солнечной системы на этом ведьмином помеле, о двигателе которого по-настоящему никто ничего не знал. Но когда Лангли получил предложение, она увидела неутолимый голод в его глазах и сказала, чтобы он летел. Беременная и неуверенная, она все же одарила его звездами, а себя — одиночеством.

Никто, кроме тебя самого, — подумал он.

Ладно, этот раз будет последним. Он становится слишком стар для работы, незаметно поубавилось прыти и сил, да и зарплат и премий набежало изрядно. Он вернется домой — невероятно, он снова будет дома! Они поселятся на ранчо и станут разводить чистокровных лошадей. А по ночам он будет смотреть вверх на кружащиеся созвездия, курить трубку и дружелюбно перемигиваться с Арктуром.

Его сын будет владеть не только по сути стерильной Луной, безжизненным Марсом и этой источающей яд дырой Венерой, но он будет обладать всеми тайнами и величием Галактики от начала и до конца.

Лангли пролистал бортжурнал. Собственно, журналом он был только наполовину, остальная часть, страница за странице, была заполнена данными: поведение двигателя, расположение звезд, элементы орбит планет, их масса, температура, состав атмосферы — Вселенная, сжатая в горстку из нескольких цифр. Каким-то образом их сухость приободрила его, свела окружающий холодный мрак к чему-то понятному и ощутимому.

Лангли набил трубку крупинками, еще остававшимися в табакерке. Процесс прикуривания в невесомости, да и само курение требовали определенной сноровки. Слава Богу, при постройке корабль оборудовали всем, чем только можно и чего достигла наука: на большинстве космолетов курить было нельзя — слишком дорог кислород. Но инструкторы понимали, что «Эксплорер» отправляется к неизведанным берегам. И хотя он был и невелик размерами, его двигатели и топливные баки — как у крейсера, он мог сам осуществить непосредственную посадку на любую планету с массой Земли и менее, маневрировать в атмосфере, годами обеспечивать экипаж всем необходимым, проводить анализы любых мыслимых параметров окружающей среды. Одно создание чертежей корабля заняло шесть лет и стоило сотню миллионов долларов.

Его мысли переключились на историю космоплавания. Она была не очень долгой. Большинство инженеров вообще сомневались в том, что космические полеты обретут важную роль. Орбитальные станции были полезными, базы на Луне имели военное значение; что касается остальной части Солнечной системы, то это была враждебная пустыня, представлявшая интерес разве что с точки зрения науки и горючих ископаемых. А потом физические журналы принесли сообщение из Парижа.

Ле Февр всего лишь исследовал электронно-волновые дифракционные картины, чтобы проверить определенные аспекты новой теории единого поля. Но при этом он использовал весьма оригинальные лабораторные разработки, включая гиромагнитные приборы, и полученные результаты — смазанные темные кольца и расплывчатые пятна на фотопластинке, ничего такого захватывающего — оказались полной неожиданностью. Единственное толкование, которое он смог им дать, было то, что электронный луч прошел из одной точки в другую мгновенно, не пересекая разделяющее их пространство.

В Калифорнии с помощью больших ускорителей мощный электронный луч перенес грамм материи и подтвердил данные. В Керенскограде теоретик Иванов пришел в возбуждение и дал объяснение, которое состыковывалось с наблюдаемыми фактами: континуум не четырехмерен, существует не менее восьми ортогональных направлений — модификация старой корпускулярно-волновой гипотезы о том, что вместе с нашей Вселенной сосуществует еще одна. Материя переместилась через это «гиперпространство»; что касается нашей Вселенной, в ней она переместилась из точки в точку моментально.