— Они?

— Шерон, она меня воспитала. И Рейвен мне как сестра. И… — Чарльз грустно опустил взгляд и снова махнул хвостом. — Я сбежал и оставил их одних. Мне нужно вернуться.

— Ты вернешься, — заверил его Эрик. — Как только твои раны затянутся, я отвезу тебя подальше и выпущу в океан. — Не думаю, что все в мире изменится за пару дней твоего отсутствия.

— Да… — с легким сомнением кивнул Чарльз. — Думаю, ты прав.

— Расскажешь мне о том корабле, где ты жил прежде? — попросил Эрик, заметив, что Чарльз начал о чем-то тревожиться, и хотел отвлечь его, увлечь беседой, и, хоть он уже успел обработать основные раны, все равно продолжал потирать его хвост, просто чтобы касаться упругой гладкой кожи и чувствовать как молодой русал, который до этого вздрагивал от прикосновений, начинает неосознанно расслабляться от того, как Эрик ненавязчиво его поглаживает. И пока Чарльз охотно начал описывать огромный затонувший галеон, судя по описаниям остатков гербов, испанский, Эрик уже думал о том, как развлечь своего гостя дальше, и первыми в списке были книги, которые так взволновали русала.

Он слушал рассказ Чарльза о том, как тот заплывал в каждую из кают, как нашел маленького испуганного краба и прятался от стайки барракуд, которые не хотели его слушать, о том, как они играли в догонялки с сестрой, прячась среди обломков корабля, и понимал, что не важно, сирена этот юноша или нет. Неважно даже то, что он не человек, Эрик никогда не встречал никого более светлого и искреннего. И был рад, что решился ему помочь. Он думал, что все дело в Чарльзе и знал, что так оно и было, и старался не задумываться о том, когда он сам в последний раз по своей воле выходил в люди или общался с кем-то потому, что хотелось поговорить. Он так долго жил в стороне ото всех, что не замечал своего одиночества, но вот его невероятный «улов» рассказывает о семье и играх, о том, как он кружил с рыбками и изучал якорь, как удивлялся каждой безделушке на затонувшем корабле — и он словно пробудился ото сна, в котором жил. Чарльз, который должен был снять с его души тяжелое чувство долга, не просто помог ему, а стал настоящим свежим бризом, пробуждающим чувства.

***

Рейвен осторожно заплыла в каюту, которую выбрал для себя Чарльз. Курт снова ругался с Шерон, но сейчас она ничем не могла помочь, и только Шерон могла успокоить главу их крохотного клана. В отличие от своего названого братца, Рейвен куда лучше понимала заведенные в их стае порядки и причины, по которым нужно подчиняться. А Чарльз…

Она вздохнула, глядя на его обитель. Юноша успел немного обжиться, и это было заметно по тому, как он устроил свое «гнездо» на обломках широкой человеческой кровати, устелив ее водорослями и сделав удобную подстилку. Он даже успел разложить часть своих вещей, собранных со дна океана. Девушка смутно помнила, что прежде, до океана, до этой жизни, она делала ожерелья из ракушек, и тогда они казались ей редкостью, здесь же под водой они были повсюду и не интересовали ни ее, ни, тем более, Чарльза. Однако ее брат очень любил человеческие вещи и таскал с каждой стоянки какую-нибудь мелочь, которую бы он мог сложить в свою сумку. Тут были статуэтки и игрушки, обломки каких-то непонятных вещей, столовые приборы, монеты и украшения, осколки цветного стекла. Рейвен улыбнулась и взяла один из них. Он был разноцветный и наверняка когда-то был частью целой стеклянной картины или витража, но Чарльз смог взять лишь этот осколок, и, когда ему было тоскливо, он находил лучи солнца, пробивающегося сквозь толщу воды и при помощи этого стекла делал разноцветные блики, за которыми резво плавали яркие рыбки, которые постоянно крутились вокруг ее брата. Еще бы, ведь сам он был одного с ними вида, несмотря на то, что хвост его не был покрыт зубчатой чешуей, но, стоило взглянуть на его воздушные плавники, и становилось понятно, что его место среди кораллового рифа, среди таких же нежных и воздушных созданий, ярких тропических рыбок, а не на дне среди барракуд и угрей.

Ее милый братец. Он всегда был таким умным и любознательным, таким игривым и даже после всего того, что он пережил еще до встречи с ней, оставался таким же. Она восхищалась этой его чертой и не хотела стать причиной, по которой может потухнуть этот веселый блеск в его глазах.

Лишь бы он вернулся.

***

Чарльз не хотел много рассказывать о себе и уже мысленно ругался от того, как много он сболтнул, забыв об осторожности, покоренный этим волшебным миром поверхности и человеком, так добро говорившим с ним. Он уже рассказал о своей семье и о том, где они обычно живут. И пусть Чарльз был уверен, что Эрик не использует эту информацию и не станет искать их, чтобы поймать или продать так же, как не станет передавать эту информацию остальным рыбакам или охотникам на русалок, но все же… Он уже несколько лет в бегах именно ради безопасности, не стоило так просто рассказывать столь важные сведения. Потому Ксавьер постарался разговорить самого Леншерра, и теперь больше слушал, чем говорил, повиливая хвостом, когда рассказы Леншерра становились все более захватывающими и удивительными. Он пил чай, невероятный вкусный ароматный чай, которым он не мог насытиться, и слушал, затаив дыхание, о том, как Эрик прежде был моряком, как с командой почти все время проводил в океане и думал, что они способны покорить столь дикую стихию. Он слушал о сражениях и золоте, о встречах и высадках на острова и так ярко представлял себе это, что верил в каждое слово Эрика. Он надеялся, что его воображение было верным, что он правильно представлял улицы и дома, которые никогда не видел, что верно понимал слова, значение которых Эрику приходилось пояснять, и если Чарльз прекрасно знал, что такое огонь, потому что сам видел горящие корабли, то о повозках, замках и лесах Леншерру приходилось говорить подробнее, чтобы житель океана понял, о чем он рассказывает.

И они бы могли просидеть так весь день, если бы Чарльз не почувствовал, как кожу хвоста начинает стягивать сухость и легкая боль. Юноша поморщился и начал потирать хвост, и лишь тогда Леншерр заметил, что Чарльзу уже не комфортно лежать в кровати.

— Черт, уже? — удивился он, даже не заметив, как пролетело время, и, не дождавшись ответа русала, подхватил его на руки, услышав, как тот взволнованно вздохнул и, показалось, он снова начнет вырываться, но юноша лишь обхватил его за шею. — Я отнесу тебя в ванну.

— В океан, — не согласился Чарльз, и сердце Эрика взволнованно сжалось.

— Тебе еще нельзя уплывать, ты не поправился.

— Я знаю.

Эрик посмотрел на своего гостя настороженно и хотел отказать, но тот смотрел так искренне и честно, что было сложно усомниться в его словах или заподозрить во лжи.

— Ко мне редко приходят люди, так что это место достаточно безопасное, но, если ты хочешь переждать у берега, то лучше не высовываться. Для твоей же безопасности, — вздохнул Эрик и понес своего гостя на улицу. Он прошелся по песчаному пляжу и, пока Чарльз с легким волнением оглядывался, донес его до кромки берега и бережно опустил в воду, не желая относить того на глубину.

— Спасибо, — кивнул Чарльз и начал устраиваться поудобнее, блаженно закрыл глаза, когда соленая вода накатила на его хвост и расправила тончайшие плавники. — Ты не против, если я побуду тут какое-то время? — осторожно уточнил Чарльз, и Леншерр только фыркнул. Не для того он целые сутки носился в поисках упущенного русала, чтобы потом прогонять его, едва только он снова нашелся.

— Оставайся столько, сколько захочешь, — пожал плечами Эрик и невольно улыбнулся голубоглазому созданию. — И раз ты хочешь быть тут… Я мог бы принести тебе что-нибудь из вещей, чтобы ты не скучал. Мне нужно будет иногда отлучаться в город…

— Ты же говорил, что ты редко это делаешь, — тут же напомнил Чарльз и слегка прищурился, хотя голос его был больше веселый, чем подозрительный. Эрик провел рукой по волосам, понимая, что Чарльз и правда слушал его внимательно.

— Да, но сейчас есть одно дело, которое нужно уладить. Тем более, если ты будешь здесь.