Не удивительно, что в книгах, написанных британскими, французскими и американскими авторами, события 1812–1814 гг. обычно предстают в искаженном свете. Популярные работы об эпохе Наполеона неизменно следуют в русле определенной традиции. В Великобритании, например, книжные полки ломятся под книгами о Нельсоне и Трафальгаре или Веллингтоне и Ватерлоо. Они написаны в жанре героического повествования и являются важным фактором формирования британского национального самосознания. Наполеон и его армия также по-прежнему представляют интерес как для англо-, так и франкоязычной аудитории. Во всяком случае, нельзя ожидать, что большинство авторов были в состоянии читать на нескольких языках и имели возможность для работы в архивах различных стран. Предполагается, что они черпают сведения из работ специалистов. Что касается роли России в поражении Наполеона, то исследований подобного рода и специалистов в данном вопросе не существует. Ни один ученый на Западе еще не написал книгу о военных действиях России против Наполеона. Самый надежный способ исключить себя из списка кандидатов на получение места в любом великобританском, не говоря уже об американском, университете, это сказать, что вы хотите заниматься историей сражений, дипломатии и королей[2].
Во многих областях военной истории исследовательский пробел, оставленный университетами, восполняется трудами армейских штабных колледжей. Существует ряд прекрасных книг, написанных военными специалистами (которые часто, но не всегда состояли на офицерской службе) о наполеоновской эпохе, но и они почти не касаются России[3]. Одна из причин, по которой военные специалисты избегали писать о России, состоит в том, что для иностранных исследователей военные архивы стали доступны только с 1991 г. Еще большее значение, однако, имела убежденность в том, что французская и прусские армии в наполеоновскую эпоху заслуживают большего исследовательского внимания, поскольку они считались более современными. Военный гений Наполеона всегда имел непреходящее значение для исследователя, при этом и французская армия рассматривалась как новое слово в области современного военного дела, поскольку имела в своем составе общевойсковые дивизии и корпуса. В случае с Пруссией внимание исследователя привлекал Клаузевиц, обыкновенно считавшийся величайшим мыслителем современной теории войны. Кроме того, считалось, что именно в Пруссии появились два других ключевых элемента военного дела той эпохи: первый генеральный штаб современного образца и комплектуемая по призыву армия, отличающаяся особенной эффективностью и высоким моральным духом. Напротив, казалось, не было большого смысла тратить усилия на изучение русского языка и выуживание информации из архивов лишь для того, чтобы изучать армию, которая на тот момент определенно являлась армией старого порядка. В результате роль России в этой истории игнорируется или понимается неверно историками, которые смотрят на Россию через призму франко- и немецкоязычных источников.
Что касается французских источников[4], то взгляд на армию или кампанию глазами противника таит в себе очевидную опасность. Несомненно, что французские офицеры обычно писали рапорты или мемуары с целью добиться повышения по службе, потешить самолюбие, стяжать славу или оправдать свои действия. Глядя на военную форму той эпохи, мы не можем надеяться на то, что обнаружим в тех, кто ее носил, излишнюю скромность или желание остаться в тени. Напротив, как в наполеоновской армии, так и в армиях его противников процветало решительное и хвастливое превознесение самих себя. Если французы по сравнению с другими и отличались большим бахвальством, то они имели на то некоторые основания, поскольку именно французская армия до 1812 г. пользовалась в Европе наибольшим уважением. При столкновении с русскими их обыкновенное чувство превосходства порой усиливалось из-за почти колониального презрения к неразумным варварам с окраин Европы. Сам Наполеон задавал подобный тон, направляя лишь немногие лестные слова в адрес всех отрядов русской армии, за исключением казаков. Возможно, это в какой-то мере было французской вариацией на тему экзотичности и ориентализма. В равной степени полезно было возложение вины за поражение на казаков или погодные условия. Поскольку у французской армии не было казаков, а погода явилась «несправедливым» деянием Господа, ни одному французскому офицеру не приходилось опасаться, что, указывая на подобные причины неудачи, он ставил под сомнение свою собственную храбрость или профессиональные качества. То, каким образом англоязычные авторы часто без должного критицизма повторяют свидетельства французов, с большой долей вероятности способно довести до отчаяния того, кому доводилось изучать русские источники или просто бывать на местах описываемых сражений.
Немецкие источники дают гораздо более сложную картину. В 1812–1814 гг. немцы сражались как на стороне русских, так и против них. Немцы, служившие в русской армии в 1812 г., были либо этническими немцами и подданными российского императора, либо офицерами, оставившими свои армии для того, чтобы сражаться против Наполеона. Существует ряд мемуаров на немецком языке, в которых содержится много интересного о русской армии и военных действиях, предпринятых Россией в 1812 г. Например, из числа мемуаров, написанных русскими генералами, пожалуй, лучшими являются воспоминания герцога Евгения Вюртембергского на немецком языке[5]. Несмотря на это, они весьма мало используются в трудах англоязычных авторов. То же самое касается и ряда других ценных мемуаров, написанных на немецком языке большей частью подданными Александра[6]. Гораздо чаще приводятся цитаты из Клаузевица, как по причине его славы, так и потому, что его история кампании 1812 г. переведена на английский язык[7].
История в изложении Клаузевица чрезвычайно интересна и информативна, однако необходимо иметь в виду контекст, в котором она была написана. В годы правления Фридриха Великого прусская армия слыла лучшей в Европе. Офицеры других стран изучали ее в качестве модели. Однако в 1806 г., когда ее арьергарды и гарнизоны порой бежали врассыпную перед лицом врага, значительно уступавшего ей по численности, она была не только разбита, но и унижена. После того как в 1812 г. Фридрих-Вильгельм III принял сторону Наполеона, чувство унижения обострилось еще сильнее, особенно в среде тех крайне патриотически настроенных офицеров, которые подобно Клаузевицу подали в отставку и поступили на службу в русскую армию. Российская армия образца 1812 г., для которой были характерны ксенофобские настроения и противоборство различных группировок, была способна лишь глубоко разочаровать такого иностранного офицера как Клаузевиц, не говорившего по-русски и сталкивавшегося с неизбежными трудностями в понимании армии и общества, частью которых он стал. При чтении Клаузевица мне на ум порой приходят параллели с высококвалифицированным штабным офицером французского движения Сопротивления в Лондоне в 1940–1944 гг. Такой офицер, возможно, мог написать ряд замечательных поправок к стандартным представлениям о военной деятельности Великобритании, но было бы удивительно пытаться осмыслить историю войны, глядя на нее лишь глазами этого офицера[8].
В англоязычных исследованиях кампании 1812 г. основное внимание уделяется ошибкам Наполеона, проблемам, поставленным перед французами географическими и климатическими условиями России, а также описанию ужасов и проявлений героизма в рядах наполеоновской армии в ходе ее отступления из Москвы. 1813 г. традиционно является сферой интересов немецких авторов, воспевающих возрождение Пруссии и триумф германского патриотизма. Некоторые историки из числа офицеров генерального штаба прусской армии, прежде всего Рудольф фон Фридрих, являются настоящими мастерами своего дела[9]. При этом, разумеется, большая часть мемуаров и длинный ряд историй предлагают прусское видение событий, которое впоследствии сказалось на содержании трудов английских и американских авторов. То же самое можно сказать об австрийской официальной истории, эти работы появились накануне 1914 г. и были частично проникнуты антирусскими настроениями[10]. Пожалуй, российский взгляд на события вызывает еще меньший интерес и симпатии, когда речь заходит о кампании 1814 г. Военные историки восторгаются по поводу гения Наполеона, который вновь воспрянул после неудач 1813 г. Историки, занимающиеся дипломатией и международными отношениями, напротив, фокусируют внимание на Меттернихе и Каслри как создателях стабильной и упорядоченной системы отношений в Европе. Иногда эта литература обнаруживает налет времен «холодной войны», отмечая совместные действия Великобритании и Германии, направленные на защиту Европы от угрозы российской гегемонии[11].
