В какой-то мере это было следствием того, что монархи берегли свою гвардию, но здесь также присутствовала логика, свойственная эпохе наполеоновских войн и предполагавшая сохранение элитных подразделений в качестве резерва на случай возникновения критической ситуации в ходе кампании или на поле боя. Под началом Ф.В. Остен-Сакена не было лейб-гвардии, однако фактически он пытался организовать прорыв через Галльское предместье в похожем ключе. Он задействовал 27-ю пехотную дивизию Д.П. Неверовского и два егерских полка X.А. Ливена, но при этом три ветеранских пехотных полка 10-й пехотной дивизии оставались в резерве на протяжении всего сражения, несмотря на жуткие потери в остальных частях корпуса Сакена, которые пытались с боем пробиться через северные предместья Лейпцига.

Даже без полевых фортификаций, воздвигнутых французами, Галльское предместье являлось труднопреодолимым препятствием. Прямо перед ним несла свои воды река Пляйсе, а деревушка Пфаффендорф с ее прочными строениями представляла собой мощный аванпост, откуда можно было препятствовать любым попыткам противника ворваться в город. К Галльскому предместью вели узкие подходы, и российская пехота оказалась уязвимой для флангового огня со стороны не только Пфаффендорфа, но и стен Розентальского парка, располагавшегося к западу от деревни. В официальной австрийской истории, которой ни в коей мере не свойственны симпатии по отношению к русским, отмечалось, что «русские солдаты действовали удивительно храбро, а их офицеры делали все, что было в их силах»[771].

Полковник П.А. Рахманов, отважный и исключительно умный солдат, бывший издатель «Военного журнала», командовавший одной из бригад Д.П. Неверовского, погиб на том месте. Такая же участь постигла полковника Гуэна, командовавшего артиллерией 27-й пехотной дивизии. Последний раз мы упоминали о Д.В. Душенкевиче, когда тот в возрасте пятнадцати лет в чине прапорщика участвовал в своем первом сражении под Красным в августе 1812 г. В 1813 г. он был адъютантом Д.П. Неверовского. Он вспоминал, что 18 октября Неверовский как обычно находился в гуще боя: вокруг него полыхали здания, атаки и контратаки стремительно следовали друг за другом, а ожесточенные бои шли за каждый дом. Неверовский ободрял войска Рахманова, пытавшиеся пробиться в направлении предместья, когда сам был ранен пулей в левую ногу. Он был унесен с поля боя своим казачьим эскортом и скончался несколько дней спустя. В ходе празднования столетнего юбилея Отечественной войны в 1912 г. останки Неверовского были перевезены в Россию и перезахоронены недалеко от позиций, которые его дивизия обороняла под Бородино[772].

К концу дня 18 октября русские понесли серьезные потери, но лишь самую малость приблизились к Галльскому предместью по сравнению с утром того же дня. Тем не менее, вопреки некоторым суждениям, их жертвы были отнюдь не напрасны. Первую линию обороны Галльского предместья образовывала польская дивизия Я. X. Домбровского, и, как это часто случалось, когда поляки сталкивались с русскими, бой был особенно ожесточенным. Но вместе с усилением натиска русских, все новые и новые подкрепления французов прибывали для защиты этого жизненно важного рубежа. В их числе была 8-я дивизия М.С. Брайе, а также двенадцать пехотных батальонов и три артиллерийских батареи Молодой гвардии. Как отмечал А.Ф. Ланжерон, атака Ф.В. Остен-Сакена, нацеленная на захват этого имевшего ключевое значение пункта, оттянула на себя все войска, шедшие на помощь защитникам Шёнефельда[773].

Шёнефельд являлся ключом к позициям Наполеона на севере, так же как и Пробстхейда — на юге. Здесь тоже располагались преимущественно двухэтажные, прочно сложенные каменные здания с садами, а сама деревня была обнесена крепкой стеной. Положение русских осложнялось тем, что чуть южнее деревни находилось обнесенное стеной кладбище, служившее прекрасным укрытием для оборонявшихся. Обогнуть Шёнефельд с севера также было затруднительно, так как деревня почти вплотную подходила к болотистым берегам реки Парте. Кроме того, атака на Шёнефельд была сопряжена с обычными препятствиями, перед которыми оказывалась любая армия, намеревавшаяся взять приступом саксонские деревни. Достаточно многочисленная и храбро дерущаяся пехота могла ворваться в деревню, хотя и ценой тяжелых потерь. Но затем нападавшие подвергались контратаке свежих неприятельских войск, которые концентрировались за пределами деревни, куда не доставал огонь ружей противника, и действовали при поддержке многочисленной артиллерии. Нападавшим было чрезвычайно трудно провести через деревню или вокруг нее собственные пушки в количестве, сопоставимом с числом неприятельских орудий. При Шёнефельде капитан И.Т. Радожицкий попытался проделать именно это, но его батареи были сметены превосходящим картечным огнем неприятельской артиллерии, бившей с близкого расстояния. В результате двух крупных атак А.Ф. Ланжерона Шёнефельд удавалось захватить, но затем деревня вновь оказывалась в руках неприятеля. Лишь после того как Бернадот развернул всю свою артиллерию и нанес по деревне удар с юга, оборона Шёнефельда в конце концов пала в шесть часов вечера. Но даже после этого войскам Ланжерона пришлось сдерживать яростные контратаки французов, продолжавшиеся до поздней ночи[774].

Падение Шёнефельда создавало угрозу, что союзники ударят в тыл наполеоновской армии южнее Лейпцига и отрежут ей пути к отступлению. В действительности, однако, уже к утру 18 октября Наполеон решил оставить Лейпциг. Единственный вопрос заключался в том, удастся ли ему увести большую часть своей армии и ее обозов целыми и невредимыми. Еще рано утром 17 октября корпус Бертрана получил приказ идти по дороге за Линденау с тем, чтобы прикрыть Вайсенфельс и обеспечить отход войск Наполеона на запад. В Линденау Бертрана подменили войска, высланные маршалом Неем. Обоз наполеоновской армии также двинулся через Лейпциг в обратном направлении. Уменьшив периметр, вдоль которого была растянута французская армия, и используя крепкие саксонские здания в качестве опорных пунктов, Наполеон не позволил союзникам зайти ему в тыл или отрезать пути к отступлению 18 октября.

Самое большое испытание ждало Наполеона 19 октября, когда его арьергардам пришлось достаточно долго отчаянно защищаться от атак войск коалиции, пока большая часть французских солдат, пушек и все еще крупного обоза протискивались по улицам Лейпцига и переправлялись по мосту — это был единственный путь, ведущий в безопасное место. Многим батареям Наполеона приходилось оставаться на поле боя так долго, насколько это было возможно, чтобы прикрыть арьергард от подавляющей огневой мощи неприятельской артиллерии. А это неизбежно способствовало усилению заторов на улицах Лейпцига 19 октября. Кроме того, Наполеон без всякой на то необходимости ухудшил собственное положение тем, что не сумел навести дополнительные мосты через Эльстер. Российская официальная история приписала это упущение «обычным беспорядкам тогдашней французской военной администрации»[775].

Колонны союзников начали наступление на Лейпциг 19 октября в семь часов утра. Тогда же Наполеон возложил задачу формирования арьергарда на польский корпус Понятовского и французскую, итальянскую и немецкую дивизии в составе корпуса Макдональда. Возможно, реалистично прозвучит замечание о том, что, если бы Наполеон отступил за Рейн, очень многие иноплеменные формирования его армии в любом случае не пошли бы с ним дальше. Тем не менее арьергарды отступавшей армии за пределами стен Лейпцига действовали эффективно, используя многочисленные здания и другие объекты на местности с целью замедлить наступление союзников. Но уже к одиннадцати утра войска коалиции начали штурм четырех ворот во внутренней части города. Хотя бои, которые велись силами арьергардов, позволили большей части войск Наполеона переправиться через Эльстер к полудню, все же многие тысячи солдат и большое количество артиллерии все еще пытались проложить себе путь по улицам города. Ничего удивительного, что в этих условиях произошла катастрофа.