С точки зрения России проблема состояла в том, что Александр I и Нессельроде были убеждены в том, что предложенные Австрией минимальные условия вовсе не являются гарантией длительного мира. Поскольку ставки были очень высоки, внимание русских государственных деятелей сосредоточилось на главном. Менее значительные вопросы оказались вне поле зрения. Александра и Нессельроде заботило исключительно достижение устойчивого мира, гарантировавшего безопасность России. Они практически всецело сконцентрировались на германском вопросе, с которым связывали коренные интересы России. Поскольку ход их размышлений нашел отражение не только в прямых контактах с другими державами, но также и в секретных документах, которыми они обменивались между собой, у нас нет оснований сомневаться в искренности их воззрений.
И Александр, и Нессельроде были убеждены в том, что, если бы Наполеон продолжал сохранять контроль над большей частью Германии, об истинном балансе сил в Европе и безопасности Пруссии, Австрии или России не могло идти и речи. Они полагали, что, если бы Австрия ограничилась возвращением себе одной Иллирии, она по-прежнему зависела бы от милости Наполеона. По меньшей мере ей требовалось заполучить обратно Тироль, крепость Мантую и важную в стратегическом отношении оборонительную линию в северной Италии, вдоль р. Минчио. Понятно, однако, что русские предоставили заботы о спасении Австрии самим австрийцам и сосредоточились на отстаивании безопасности Пруссии. Четыре австрийских условия мира предполагали сохранение положения Наполеона в качестве правителя Рейнского союза, при том, что его брат Жером по-прежнему восседал бы на троне королевства Вестфалия. Он также удерживал бы контроль над почти всем течением Эльбы, включая все ключевые укрепленные переправы через реку. В этих условиях «всякая надежда на независимость любой части Германии будет навсегда похоронена, Пруссия окажется под постоянной угрозой нападения, против которого она не сможет серьезно обороняться, свобода торговли станет совершенно иллюзорной, поскольку император Наполеон сможет почти без усилий установить свой контроль над балтийским побережьем»[633].
Нессельроде писал Меттерниху, что, если бы мир был заключен на основе четырех пунктах, выдвинутых Австрией, он явился бы перемирием, дававшим Наполеону достаточно времени для восстановления армий и повторного утверждения своего бесспорного владычества в Европе. Непременным условием любого по-настоящему прочного мира являлось усиление позиций Пруссии и Австрии для того, чтобы уравновесить могущество Франции. Чем сильнее они были, тем менее вероятной была бы попытка Наполеона нарушить установленный мир. Нессельроде подчеркивал уникальность текущего момента. Впервые с 1793 г. армии всех трех восточноевропейских монархий имели потенциальную возможность объединиться и сосредоточить свои силы на одном и том же театре военных действий. Они имели превосходство над Наполеоном в численности, моральном духе и организации. «Трудно и даже невозможно предполагать, что подобное стечение обстоятельств повторится, если мы не доведем дело до конца, если мы после стольких усилий и жертв не воздвигнем против Франции мощные барьеры». Если бы мир был заключен на австрийских условиях, история повторилась бы. После короткой передышки Наполеон вновь обрушился бы на Австрию и Пруссию, которые были бы слишком слабы и истощены, чтобы успешно ему противостоять. Как и в прошлый раз, исход был бы предрешен еще до того, как находящиеся на значительном удалении русские армии смогли бы прийти на выручку союзникам[634].
В договоре, подписанном 27 июня в Райхенбахе между Австрией, Россией и Пруссией, излагались четыре минимальных условия Австрии и содержался пункт, что Австрия вступит в войну в том случае, если Наполеон не примет ее условия к 20 июля — моменту истечения срока перемирия. Однако союзники дали ясно понять Меттерниху, что, хотя они и были готовы вступить в переговоры на этой основе, подписали бы мирный договор лишь в том случае, если бы в его текст были включены прочие условия, ставящие предел господству Наполеона в Германии и гарантировавшие безопасность Пруссии. Отношения между Австрией и союзниками достигли низшей точки в тот момент, когда Меттерних возвратился из Дрездена, где он встречался с Наполеоном, и объявил о продлении перемирия до 10 августа. Наиболее громкие протесты против этого продления прозвучал из уст барона Штейна. Типичное для членов коалиции мнение, что условия мира, предложенные Австрией, являются недостаточными, в его высказываниях усиливалось принципиальным несогласием с Меттернихом по поводу конечных целей войны. Штейн желал перерождения и более тесного сплочения союза германских государств, а также наделения этого союза конституцией, которая обеспечивала бы наличие в нем гражданских и политических прав. Для достижения намеченной цели он взывал к германскому национальному чувству. С апреля 1813 г., однако, влияние Штейна на Александра ослабло, так как Германии не удалось восстать против Наполеона, и потребность союзников в помощи со стороны Австрии стала еще более насущной. Тогда Штейн попытался нанести ответный удар, заявив, что Меттерних втирал союзникам очки, и что при наличии полумиллионной армии русских, пруссаков и шведов, готовой выступить против 360-тысячного войска неприятеля, австрийская помощь, вероятно, не столь уж необходима. Ранее он выступал в поддержку Нессельроде, поскольку последний разделял взгляды Штейна относительно того, что России следовало полностью посвятить себя делу освобождения Германии от Наполеона. Теперь, однако, он называл Нессельроде жертвой обмана Меттерниха, считая, что тот был исполнен благих намерений, но был при этом пустым и слабовольным человеком[635].
На самом деле прав был Нессельроде, а Штейн ошибался. Союзники были не в состоянии вытеснить Наполеона из Германии без помощи Австрии. В тот самый момент, когда Штейн писал свои обвинения, Меттерних мало-помалу подталкивал Австрию к лагерю союзников. Поскольку мирные переговоры должны были состояться совсем скоро, Меттерних написал Францу I о необходимости проявить полное согласие касательно будущей политики. Мирные переговоры могли иметь три варианта исхода. Две стороны могли прийти к соглашению на заявленных условиях, и в этом случае Австрии всего лишь было нужно к ним присоединиться. Меттерниху не было необходимости озвучивать Францу I, сколь нежелателен был подобный вариант, ибо австрийцы прекрасно знали, насколько сильно расходились взгляды противостоящих сторон на то, какие именно условия являются приемлемыми. Другой и в некоторой степени более вероятный сценарий состоял в том, что Наполеон примет минимальные условия Австрии, а союзники их отвергнут. Меттерних писал, что Австрия не может заранее решить, что следует делать в этом случае, поскольку решение в какой-то мере зависело от окружающей обстановки и обстоятельств. Однако ни при каких условиях Австрия не могла встать на сторону Франции, а поражение или распад коалиции представляли бы серьезную угрозу австрийской безопасности. Вооруженный нейтралитет мог стать временным решением, но поддерживать его в течение сколько-нибудь продолжительно времени было чрезвычайно трудно, и единственной альтернативой было бы примкнуть к союзникам.
В своей записке Меттерних сосредоточил внимание на третьем и наиболее вероятном варианте, а именно: Наполеон отвергал условия Австрии. В этом случае, согласно недвусмысленному совету Меттерниха, Австрия должна была объявить войну. Записка заканчивалась вопросом: «Могу ли я рассчитывать на непоколебимость Вашего Величества на тот случай, если Наполеон не примет условия мира, предложенные Австрией? Твердо ли Ваше Величество решили в этом случае положиться на силу оружия — как австрийского, так и всей остальной собравшейся воедино Европы?»[636]
