Всего в 1812–1814 гг. в армию было призвано более 650 тыс. человек. Большая их часть оказалась в армии в результате трех всеобщих призывов, которые были проведены между августом 1812 и августом 1813 г. (83-й, 84-й и 85-й рекрутские наборы) и затронули почти все губернии Российской империи. Помимо этого, однако, на отдельные губернии распространялись специальные, менее крупные призывы. Поскольку задача набора солдат для ополчения была возложена на дворянство, упомянутые призывы касались прежде всего 40% государственных крестьян, проживавших на казенных землях. Российские власти сознавали, что без облегчения существовавших на тот момент требований они могли бы не набрать необходимое число рекрутов. Поэтому призывной возраст для новых рекрутов был повышен до 40 лет, минимальный рост понижен до полутора метров, и на службу стали принимать мужчин с незначительными физическими отклонениями. Большой спрос на рекрутов означал, что в большом количестве стали призываться женатые и мужчины старших возрастов. Даже если бы им удалось пережить войну, они оказывались перед необходимостью несения службы в мирное время в течение не одного десятка лет. Десятки тысяч женщин никогда больше не видели своих мужей, но не имели права снова выйти замуж, а многие молодые семьи лишились основного кормильца[587].
Согласно положениям 1810 г. о государственных крестьянах, рекрутские списки должны были быть составлены таким образом, чтобы, с одной стороны, обеспечить равномерное распределение повинности между крестьянскими хозяйствами, а с другой, чтобы это бремя возлагалось на крупные семьи с большим числом лиц мужского пола, а не на маленькие семьи, для которых оно было непосильно[588]. В 1812 г. рекрутские присутствия получили от военного министерства приказ проверить эти списки; по крайней мере в Рязанской губернии (о которой имеются наиболее полные сведения) списки представлялись вместе с самими рекрутами, чтобы продемонстрировать, что процедура набора была проведена должным образом[589].
Памфил Назаров был государственным крестьянином, призванным на военную службу в сентябре 1812 г. Его мемуары предоставляют уникальную возможность взглянуть на систему рекрутского набора снизу. Нигде в своих воспоминаниях Назаров не пишет о том, что был призван несправедливо. На основе записей о предыдущих рекрутах, набранных из его семьи, и исходя из числа имевшихся в ней взрослых мужчин, следует, что семья Назаровых стояла на очереди по части отправки в армию нового рекрута. Как это всегда случалось, общинное правление останавливало свой выбор на определенной семье, а не отдельном ее члене. Кого именно следовало отправить в армию, решала сама семья. В ту эпоху большинство крестьян жили большими семьями, объединявшими нескольких женатых братьев с детьми. Не было ничего предосудительного в том, что глава семьи, как правило, отдавал в рекруты племянников и даже братьев вместо собственных сыновей. Но в случае с семьей Назаровых, было очевидно, что выбор мог пасть только на Памфила. Оба его старших брата были женаты: у одного из них были дети, другой был слаб здоровьем. Его младший брат еще не достиг призывного возраста.
Памфил, напротив, был физически крепким неженатым юношей двадцати лет от роду. Ни один член семьи не желал с ним расставаться: на несколько дней в доме воцарилась атмосфера грядущего несчастья, в особенности Памфил с матерью временами не могли сдержать слез. В сентябре 1812 г. Наполеон дошел до центральных районов России. В момент призыва Памфила пала Москва, а его родная Тверская губерния оказалась под угрозой. Однако Памфил не был охвачен патриотическим чувством и не думал о широком политическом контексте происходивших событий. Вместо этого им владело чувство глухой тоски и страха перед необходимостью покинуть привычный для него мир семьи и родной деревни и с головой окунуться в чуждую ему и жестокую жизнь солдата. Единственной опорой для Памфила, как и для подавляющего большинства крестьянских рекрутов в те годы, служила основанная на смирении сила духа, а также молитва и покорность воле Божьей.
До рекрутского присутствия, располагавшегося в Твери, Памфила провожали братья и дед. Тверской губернатор по долгу службы возглавлял присутствие и лично осмотрел Памфила в скором порядке. Медицинский осмотр едва ли был более тщательным. Как только Памфил заявил, что находится в добром здравии, весь осмотр ограничился проверкой зубов и беглым взглядом на его тело. После этого сразу же последовали два основных обряда ритуала, проводившиеся над русским рекрутом: Памфилу выбрили лоб, и он принес воинскую присягу. В течение нескольких дней рекруты были отправлены в Петербург — поскольку доставить их требовалось быстро, они проделали путь на телеге. После назначения в полк Памфил Назаров пережил типичные для новобранца ситуации. Испытав шок от столь неожиданного погружения в чуждую и суровую среду, он сильно заболел: пока он был в горячке, продлившейся две недели, все его деньги и одежду украли. Удар кулаком в лицо, полученный от младшего унтер-офицера, которому Памфил отказался оказать неуставную услугу, был столь же типичным явлением, как и удар палкой за ошибки, допущенные им в обращении с порохом и свинцом на первых учебных стрельбах.
Тем не менее отнюдь не во всех сторонах военной жизни Памфилу Назарову сопутствовали страдания и неудача. Великий князь Константин лично произвел смотр новых рекрутов и назначил их на службу в полк в Петербурге. При росте 1,60 м Памфил был недостаточно высок для службы в Преображенском или Семеновском полках, но Константин отправил его в легкую пехоту лейб-гвардии Финляндского полка. Став лейб-гвардейцем Памфил получил лучшее жалование и настоящий мундир вместо убогого рекрутского мундира, носить который пришлось большинству рекрутов в 1812–1813 гг. Служба в лейб-гвардии была непростым делом: Финляндский полк понес тяжелые потери при Бородино и Лейпциге. Тем не менее полки лейб-гвардии, как правило, держали в резерве: служба в них во время кампании отличалась от той еженедельной мясорубки, в которой оказывались некоторые полки регулярной пехоты. Хотя Памфил Назаров был ранен при Лейпциге, к моменту падения Парижа он снова был в строю и вместе с товарищами испытывал чувство гордости от победы. В отличие от большинства мужчин, призванных в 1812 г., ему было суждено снова увидеть семью: будучи надежным и образцовым лейб-гвардейцем, за одиннадцать лет после войны он трижды получал разрешение на отпуск. Еще более необычным стало то, что, находясь на службе в Финляндском полку, Памфил научился читать и писать. Выйдя в отставку после двадцати трех лет службы в лейб-гвардии, он постригся в монахи, и стал одним из двух рядовых солдат русской армии той эпохи, оставивших после себя мемуары[590].
До тех пор пока рекруты отвечали требованиям к росту и состоянию здоровья, правительство предоставляло помещикам возможность решать, кто именно из принадлежащих им крестьян отправится в армию. Более состоятельные крестьяне и, разумеется, их соседи со средним достатком предпочитали возложить тяжесть рекрутского набора на плечи бедных односельчан, вносивших меньшую лепту в собираемые с общины налоги. Помещик мог разделять взгляд крестьянской общины на то, что рекрутчину следовало использовать для того, чтобы избавить деревню от маргинальных и не приносивших дохода семей. С другой стороны, некоторые знатные землевладельцы пытались соблюсти очередность рекрутской повинности и защитить уязвимые крестьянские семьи. Преуспевали они в этом или нет, во многом зависело от управляющих имений, поскольку богатые аристократы владели многим имуществом, а их самих в любом случае чаще всего следовало искать в Петербурге, Москве или на воинской службе. Успех также мог зависеть от природы крестьянского общества в том или ином поместье. В тех имениях, которые были в большей степени ориентированы на рынок и в меньшей — заняты исключительно сельскохозяйственной деятельностью, находившемуся на значительном удалении помещику было трудно особенно трудно контролировать состоятельных крестьян.
