Одной из важнейших работ, а по мнению многих, и главной работой, в жизни ОКБ-52 и Генерального конструктора В.Н. Челомея стали работы по созданию семейства «соток» — МБР лёгкого класса УР-100 и её модификаций.

Разработка самой массовой советской межконтинентальной баллистической ракеты была задана постановлением ЦК КПСС и Совета министров СССР от 30 марта 1963 года, вскоре после заседания Совета обороны в Филях, где В.Н. Челомею удалось блестяще доложить руководству страны и основную идею дешёвой баллистической ракеты УР-100, и обеспечивающую её длительную эксплуатацию идею ампулизации (ампулирования, как называли её в 1960-е годы).

«Дело не только в обеспечении практически мгновенного запуска. Это очевидно. Каждый лишний год ресурса ракеты сэкономит государству огромные средства, — говорил Челомей. — Пока ракета стоит, она, как говорится, есть не просит. Как только истечёт отведённый ей срок, начнутся огромные траты: регламентные работы, ремонт и, наконец, замена. Расходы выливаются во многие миллиарды…

Наша ракета чем-то похожа на запаянную ампулу, до срока её содержимое полностью изолировано от внешнего мира, а в самый последний момент, по команде “старт”, прорвутся “мембраны”, компоненты устремятся в двигатели. В результате принятых мер, несмотря на столь грозное содержимое, в период дежурства она столь же безопасна, как и твердотопливная.

…За докладом последовали нескончаемые вопросы. Челомей отвечал уверенно, чётко. Чувствовалось, что ракету он выстрадал», — писал С.Н. Хрущёв [150].

«Разработка “сотки” началась тогда, когда стало ясно, что ни королёвская Р-7, ни янгелевская Р-16, которые заправлять надо было непосредственно перед стартом и не менее 2-х часов, не в состоянии обеспечить своевременный ответный удар. “В пику” другим этот проект был поручен Челомею. У Владимира Николаевича был исключительный дар — точно отбирать лучшее техническое решение. С важнейшим государственным заданием он справился успешно и быстро», — вспоминает Почётный Генеральный конструктор Г.А. Ефремов.

Разработка ракеты велась в ОКБ-52 под руководством В.Н. Челомея, при участии филёвского Филиала № 1 ЦКБМ под руководством В.Н. Бугайского.

В середине 1960-х годов место работы В.Н. Челомея переместилось в Фили, в стены филиала № 1 ОКБ-52, в «филейную часть», как прозвали его местные острословы, в ОКБ «Салют», как официально назвали его позднее. Работа его была весьма напряжённой и касалась множества аспектов создания ракеты: компоновочных, прочностных, динамических. Детально вникал Владимир Николаевич в нюансы топливной схемы и системы управления.

Главным конструктором «сотки» — УР-100 вскоре был назначен Юрий Васильевич Дьяченко. Тогда он был ещё молодым человеком, отработавшим несколько благотворных лет под руководством В.М. Мясищева. При его участии были созданы такие эпохальные машины, как стратегические бомбардировщики М-4 и 3М, сверхзвуковой М-50. Возможно, грандиозность свершённых задач наложила свой отпечаток: это был доброжелательный, целеустремлённый, интеллигентный в лучшем смысле этого слова человек, готовый обсуждать детали новых машин едва ли не круглосуточно. Его увлечённость и грамотность были замечены Челомеем, и уже в 1962 году, в 34 года, он был назначен заместителем начальника Филиала № 1 ОКБ-52. Он принимал активнейшее участие в разработке систем УР-200 и УР-500, а при разработке УР-100 был назначен Главным конструктором.

Небезызвестная в новейшей истории России дочь Ельцина Татьяна Дьяченко, ныне Юмашева, более десяти лет отработала в ОКБ «Салют» (как стал называться Филиал № 1 после его передачи НПО «Энергия») и была замужем за сыном Юрия Васильевича Дьяченко — Леонидом (более известным как Алексей).

Рождалась УР-100 с большими трудностями. О том мощнейшем противостоянии, которое сопутствовало её появлению, оставил воспоминания один из противников В.Н. Челомея, «главный космический цензор» — по выражению знатока отечественной космонавтики писателя В.С. Губарева — генерал-лейтенант Ю.А. Мозжорин[53]:

«В одно из воскресений в нашем институте тайно, с целью знакомства с указанным заключением на предложение Челомея о разработке универсальной ракеты УР-100, собирается узкий круг специалистов. Приехал и М.К. Янгель с двумя помощниками, начальник ГУРВО генерал-лейтенант Н.Н. Смирницкий с начальником ракетного управления, главный инженер 7-го главка ГКОТ; пришли основные разработчики заключения. Устроили этакую “тайную вечерю”. Все присутствующие одобрили заключение и доложили об этом нашему министру Л.В. Смирнову.

Он тоже согласился с ним, поскольку имел такое же мнение по этому вопросу. Согласно рекомендациям заключения по поводу того, какие делать ракеты, мы все вместе подготовили проект доклада на имя Н.С. Хрущёва за подписью главкома РВСН Маршала Советского Союза С.С. Бирюзова, министра ГКОТ Л.В. Смирнова, И.Д. Сербина и других начальников. На следующий день вызывает меня Бирюзов и знакомится с заключением НИИ-88 и проектом записки. Маршал соглашается с документами полностью, но отдаёт их мне обратно до востребования, опасаясь, по-видимому, держать у себя. Через два дня о “крамольном” заключении стало известно в ЦК, и мне приходит указание от Б.А. Строганова: доставить заключение немедленно начальнику оборонного отдела ЦК И.Д. Сербину. Я в свою очередь спрашиваю министра по телефону:

— Что делать?

Тот коротко отвечает:

— Не высылай!

— Могу ли я в таком случае сослаться на вас? — спрашиваю робко.

— Ты что, совсем не соображаешь? Не высылай и не ссылайся! — закончил он разговор.

Как быть в таком случае? Обратился я за советом к моему мудрому учителю А.И. Соколову, уехав к нему из института инкогнито. Он, не задумываясь, ответил:

— Положение твоё безнадёжное. И посылать нельзя, и не посылать нельзя. Вообще как по поговорке: “И в шапке — дурак, и без шапки — дурак”.

Наш разговор был прерван телефонным звонком Сербина, и мне тут же была вручена трубка.

— Там у тебя есть какое-то институтское заключение по ракете УР-100? Привези его сейчас ко мне, — сердито бросил он.

Как я сообразил, что ответить в те несколько секунд, оставшихся в моём распоряжении, до сих пор удивляюсь:

— Иван Дмитриевич! Как же я могу привезти к вам заключение? Его читал Смирнов и сказал, что документ неверный и его необходимо переделать!

— А-а-а… переделать! Другое дело. Как переделаешь, так и привезёшь, — проворчал он удовлетворённо.

Этим я выигрывал время, но не решал вопроса. На сцену вышли уже тяжёлые весовые категории, и вмешиваться в их борьбу было не только непросто, но и опасно. Однако всё разрешилось само собой.

Через день на фирме Челомея собралось высшее руководство во главе с Хрущёвым в присутствии военных: слушали доклады Челомея и Янгеля о проектах их ракет УР-100 и Р-38. Наш институт не был приглашён, по-видимому, чтобы не осложнять обстановку, и о существовании заключения не было сказано ни слова. На совещании приняли самое тогда популярное решение: делать обе ракеты, и УР-100, и Р-38, то есть “всем сестрам по серьгам”. Участники встречи были очень довольны результатом, и заключение НИИ-88 не понадобилось: обе стороны получили то, что хотели, хотя бы в виде высочайших обещаний. Поручили готовить проекты постановлений ЦК КПСС и Совета министров СССР. Постановление по поводу ракеты УР-100 вскоре вышло в свет, а по ракете Р-38 почему-то тормозилось в верхних эшелонах власти, пока не приняли решение отменить его совсем. Янгель несколько раз при встречах с Хрущёвым напоминал ему о задержке постановления, но кроме раздражения ничего не видел, пока не услышал прямой отказ Никиты Сергеевича» [130].

Ракета УР-100 представляет собой двухступенчатую однокалиберную ракету тандемной схемы. Первая ступень ракеты оснащалась маршевыми двигателями РД-0216 и РД-0217. Двигательная установка состояла из четырёх однокамерных ЖРД (три РД-0216 и один РД-0217) с поворотными камерами сгорания. ЖРД были разработаны в КБ химавтоматики под руководством С.А. Косберга, а после его смерти А.Д. Конопатова. Серийное производство двигателей было развёрнуто на Воронежском механическом заводе. Однокамерный маршевый ЖРД 15Д13 второй ступени и рулевой четырёхкамерный двигатель 15Д14 созданы Главным конструктором Ленинградского ОКБ-117 С.П. Изотовым. Компоненты топлива — НДМГ и азотный тетраксид. Тормозные двигатели разработаны в К.Б-2 завода № 81 под руководством И.И. Картукова.