- Погоди, - убирает его руку Тони.

- Нет, - уже без улыбки отвечает Баки и садится на постели. – Это исключено.

- В прошлый раз ты оставался со мной, - у Тони горло дерет от обиды, а в голове шумит горячая злость.

- Да, и всю ночь не спал, - отвечает Баки, поднимаясь с постели. – Но сейчас, после миссии, мне нужен отдых. Я не смогу себя полностью контролировать.

- Можно подумать, если ты решишь меня убить, тебя остановят двери, - злится Тони, тоже усаживаясь на постели.

- Нет, не остановят, - в упор смотрит на него Баки. – Но у тебя будет несколько секунд, чтобы активировать костюм.

Тони открывает и закрывает рот, пытаясь собраться с мыслями.

- Ты перестраховываешься, - наконец говорит он.

Баки стоит в полумраке спальни: обнаженный, мускулистый и красивый, как полубог. Глаза блестят сквозь спутанные волосы. Тони неудержимо тянет к нему. Дело не в эротике, дело в той непрочной нити, что протянулось между ними. Том неявном соприкосновении душ, которое кто-то считает одержимостью, а кто-то подарком судьбы.

- Я просто хочу тебя обезопасить, - глухо отвечает Баки и начинает собирать свои вещи.

- Но я тебе верю! – Тони почти кричит.

- А я себе – нет, - сухо отвечает Баки. – И мы оба знаем, кто убил твоих родителей.

У Тони во рту снова появляется горький металлический привкус, а по телу бегут мурашки. Баки смотрит на него, и в глазах его – серая зимняя тоска, та самая, от которой волки воют ночами. Безысходность.

- Прости, - едва слышно произносит Баки и уходит.

Тони ложится обратно в постель, готовый к новой бессонной ночи.

***

- Мистер Старк, сэр!

- М? – Тони с трудом разлепляет глаза, думая про себя, что просыпаться по утрам от голоса компьютерной программы, имитирующей голос покойного дворецкого отца – вовсе не то, о чем он мечтал в детстве.

- Директор Фьюри оставил вам сообщение, - продолжает Джарвис. – Он просил передать, что отбывает на неделю в другую страну по неотложным делам, но потом ему необходимо лично встретиться с вами, чтобы сообщить крайне важную новость.

- Ладно, я понял, - мычит Тони, перекатываясь на бок. – Кстати, Джарвис, чем занят мистер Барнс?

- Мистер Барнс сидит под дверью вашей спальни и спит, сэр, - невозмутимо сообщает электронный дворецкий.

- Что? – сон как ветром сдувает.

Тони садится на постели и требует развернуть виртуальный экран. Баки действительно сидит напротив двери гостевой спальни и спит, уронив голову на колени. Тони некоторое время смотрит на эту картину, а потом слезает с кровати и шлепает босыми ногами по полу.

Баки резко вздрагивает от звука распахивающейся двери и в секунду оказывается на ногах. Лицо у него помятое и уставшее.

- Ты тут всю ночь сидел? – лицо у Тони такое, словно он сейчас врежет Барнсу в челюсть.

- Да, - опускает глаза тот, и снова трет живой рукой локоть протеза. – Так мне было спокойней. На тот случай, если кто-то нарушит периметр Башни.

У Тони опускаются руки. Только сейчас до него доходит, что последствия семидесяти лет пыток и промывания мозгов не развеются сами по себе за пару недель.

- Тебе нужен специалист, - Тони подходит к Баки и берет его обеими руками за живую руку.

- Нет, - поднимает на него взгляд Барнс. – Мне никто не поможет. Меня учили работать с психиатрами. Я не взаимодействую, я выстраиваю защиту. Я не могу никому доверять.

- И мне? – спрашивает Старк.

Вместо ответа Баки обнимает его и утыкается лицом в плечо. Старк гладит его плечи, спину и целует в макушку.

- Тебе почти, - произносит в плечо Баки. – Больше, чем другим. Но ты мне не должен доверять. Я по-прежнему не знаю, кто я.

- Джимми, - мягко отстраняет его Тони, чтобы заглянуть в глаза. – Полно людей со схожими проблемами. Моей троюродной сестре под сорок, но она до сих пор не может решить, кем ей стать: художником или режиссером. Ищет себя. Сейчас это нормально – искать себя.

- Но никто из этих людей не терял себя полностью – воспоминания, личность, все, что делает нас людьми, - отвечает Баки. – Душу, Тони. Иногда мне кажется, что Зола забрал у меня душу, и я мертв. Возможно, мне не стоило покидать криокамеру. Возможно, нужен еще один трибунал. Возможно, мне нужно вернуться в тюрьму, потому что так будет лучше и безопасней для всех.

- Нет, - закрывает ему рукой рот Старк. – Заткнись! Если куда нам и надо вернуться, то в постель. Сейчас же.

Баки отвечает поцелуем, и Тони снова ведет. От прикосновения ярких губ весь здравый смысл испаряется из головы, и остается только голое голодное желание.

Старк помогает Баки устроиться сверху. В этой позе ему удобней его рассматривать: лицо, закушенные губы, совершенные линии плеч и груди. Баки хватается протезом за спинку кровати и тянется за поцелуем. Старк ведет рукой по мускулистому телу, притягивает к себе. После вчерашнего входить легко, тем более, что Баки помогает, насаживаясь.

Тони внутри, весь, целиком, и теперь они – единое целое. Старк не двигается, только смотрит на раскрасневшееся лицо Барнса.

- Иди к папочке, - выдыхает он, стискивая бедра Баки.

Плевать на синяки, Барнс быстро восстанавливается. У самого Тони на память о вчерашней ночи на ребрах расплываются синие пятна – следы от металлических объятий.

Баки переносит вес на руки, и плавно двигает бедрами. Тони тянется и рукой заправляет ему волосы за уши, открывая лицо. Ему хочется смотреть на то, как у Баки разглаживаются морщинки на лбу, как меняется выражение лица и как закрываются глаза.

- Да, детка, ты очень хороший мальчик, - выдыхает Тони, и подается вверх бедрами, вталкиваясь до упора, и остро ощущая ответную реакцию Баки. Того выгибает на члене, и с искусанных губ срывается первый негромкий стон.

Стоны становятся ритмичней, Баки сам задает темп, и Тони позволяет ему, только придерживая руками за бедра и иногда подаваясь навстречу. Движения Баки становятся рваными и хаотичными, над верхней губой блестит пот, а член с каждым толчком поднимается все выше.

Тони осторожно забирает его в кулак и мягко сжимает. Баки вздрагивает на нем, и ускоряется. Тони жадно всматривается в его лицо – кажется, Баки забыл обо всем, полностью сконцентрировавшись на своих внутренних ощущениях. Тех, которые дает ему член Тони, с мерным постоянством исчезающий внутри его тела. Жесткими, почти грубыми, глубокими толчками.

Тони отпускает и вторую руку, хватает Баки за растрепанные волосы и притягивает к себе, впивается в податливый влажный рот, обводит пальцем скользкую от смазки головку и подается навстречу.

Баки мычит ему в рот, сжимается, принимает в себя, а потом вдруг медленно вздрагивает и замирает. Тони закрывает глаза, чувствуя, как член ритмично зажимает в теплой упругости, и отпускает себя, догоняя Баки.

Кончать внутрь Баки, прижимая его, расслабленного после оргазма к себе, путаясь лицом в волосах и поглаживая вздрагивающую спину – невероятно.

- Черт, - шипит Баки, сползая с него.

- Вот поэтому умные люди используют смазку, - замечает Тони, продолжая поглаживать Баки по заднице. Тони тащится от этой упругой округлой задницы, а ведь к ней прилагается еще много чего не хуже.

- Ваше поколение испорчено цивилизацией, - фыркает Баки. – Посмотрел бы я на тебя на фронте в сороковых. Там трусов-то чистых взять неоткуда было, не то, что смазки.

- Фу, - морщится Старк. – Даже не говори мне об этом. Представляю, как от тебя тогда воняло.

- Нет, не представляешь, - хихикает Баки, устраивая свою взлохмаченную голову у него на плече. – Но трахаться хотелось до сумасшествия. Я просто на стену готов был лезть. И не только я. Вот, помню…

- Помнишь? – переспрашивает Старк.

- Да, - кивает Баки. – Я уже многое помню. Во всяком случае, своего первого мужчину.

- А остальных? – в голосе Старка появляются ревнивые нотки.

- Ну, вообще их было всего два, - признается Баки. – Один тоже сержант, старше меня лет на десять. Он был первым. Мне нравилось, что он старше. Он говорил мне: «Давай детка, иди к папочке, я о тебе позабочусь», и меня это заводило. С ним я чувствовал себя в безопасности. Его запах и это «папочка», то, что он был старше и спокойней. Я до черта боялся погибнуть, особенно поначалу. Когда начинался артобстрел, мы, сосунки, взятые из-под материнской юбки, ревели от страха. Это был полный пиздец. Постепенно это прошло. Но страх все равно оставался где-то внутри, и проходил только тогда, когда я трахался с сержантом. Меня это здорово успокаивало.