- Не помнишь? – еще тише и ненавистней шипит Старк. – И ты убил Роуди. Ты!
- Я этого не хотел, - отвечает Баки, и снова горячая злость опаляет череп изнутри. А потом они произносят в унисон, испепеляя друг друга полными ненависти взглядами:
- Из-за тебя умер Стив!
- Из-за тебя умер Стив!
В полной тишине слышно дыхание обоих. Баки судорожно дергается, Тони опускает руки.
- Он был моим единственным другом! – первым срывается Баки.
- Он был и моим другом! - орет Тони, не обращая внимания на автоматчиков. – Я ценил Роджерса! Он мне жизнь спас! Я не хотел этого! Все, что произошло – из-за тебя! Потому что Стив не мог тебя бросить, а у тебя кишок не хватило сдаться самому, и дать ему шанс на новую жизнь!
Баки медленно опускает руку и отступает назад. Свет перед глазами меркнет, и все, что Баки сейчас видит – улыбающееся лицо Стива, и яркое весеннее солнце, запутавшееся в светлых волосах.
Баки ложится на кровать лицом в подушку, и не слышит, как щелкают предохранители на автоматах.
Надо было сдаться самому.
Но он так хотел, чтобы все было, как раньше.
И убедил его в этом Стив.
========== Глава 2 ==========
Баки лежит на кровати, глядя пустыми глазами в потолок, и думает о героине. Рамлоу давал ему иногда уколоться после миссии. Это было, словно несколько пронзительных оргазмов подряд, и блаженство стирало из головы весь мусор, превращая Зимнего солдата из механической куклы в живое, упивающееся миром вокруг, существо. Это было просто охуительно, и когда Рамлоу сладострастно смотрел на исказившееся лицо Зимнего, в его глазах отражалось понимание. Сыворотка требовала лошадиных доз, и не давала возникнуть зависимости, но Пирс все равно пришел в бешенство, когда один раз они спалились на анализе крови.
Баки думает о них обоих, о Рамлоу и Пирсе. Зимний считал их своими. Почти друзьями. Почти родными. Свои – это как братья, по крови и по оружию, объединённые общей целью. А оказалось, что они были врагами, против которых боролся его единственный настоящий друг – отчаянный Стив Роджерс, который отдал за дружбу жизнь супергероя.
Баки переворачивается на бок и беззвучно плачет. Что еще остается делать девяностолетнему безрукому инвалиду, у которого за всю жизнь только и было настоящего, что друг детства, погибший по его вине, пусть и невольной.
Как всегда некстати, хлопает дверь, и нахальный голос Старка ввинчивается между Баки и самым дорогим, что у него есть – воспоминаниями.
- Хорошие новости на развес, инвалидам со скидкой в двадцать процентов.
Баки садится на кровати и смотрит на Старка, старательно не замечая двух мрачных бойцов в хаки за его спиной. В палате нет решеток, но от этого суть не меняется.
- Это результат твоего последнего теста, - машет Старк бумажками. – И знаешь что? Там написано: «Пациент стабилен». Стабильность, Джимми. Стабильность – это хорошо, это главное в нашем деле. Остальные анализы тоже в норме, насколько это может быть для человека с сывороткой суперсолдата. Они там, кстати, до сих пор спорят, что в твоем случае норма. Но бог бы с ними, сейчас важнее другое: я могу забрать тебя отсюда. Ты неопасен. По общему мнению комиссии, и моему честному слову.
- Иди на хуй, - по-русски отвечает Баки и медленно поднимает выпрямленный средний палец.
- Никто не переведет? – спрашивает Старк у бойцов, и ответом ему служит молчание.
- Послушай, - Старк устало потирает переносицу, но по голосу ясно, что ни сдаваться, ни отвязаться он даже не собирается. – Какой тогда был смысл в том, что ты два месяца каждый день сдавал анализы и проходил психологические тесты? Что тебя обследовала целая комиссия мозгоправов, что ты выдержал три допроса, записанных на камеру, что тебе в задницу фонариком светили, и все прочее, чтобы тебя, наконец, признали неопасным и выдали вот это вот «пациент стабилен»? Я думал затем, чтобы я забрал тебя отсюда.
Баки лениво смотрит на него, и светлые глаза в окружении темных ресниц кажутся пустыми и холодными, как у манекена. Некоторое время они молча смотрят друг на друга, а потом Баки чуть наклоняется вперед и почти шепотом произносит одно-единственное слово:
- Тюрьма.
Старк приоткрывает рот, пытаясь сообразить. Но на то он и гений с нестандартным мышлением, чтобы за несколько секунд прикинуть весь расклад и понимающие закивать головой.
- А, ну да, разумеется. Но, видишь ли Джимми, не в твоем случае.
Лицо Баки по-прежнему бесстрастно, но в глазах мелькает едва заметная тень.
- Да, да, - вежливо улыбается Старк. – Никакой тюрьмы, во всяком случае, обычной. Как бы тебе это объяснить? Ты – преступник, который числился в международном розыске семьдесят лет. Понимаешь, к чему я клоню?
Баки медленно смаргивает. Этого не может быть…
- Тебя выдадут русским, - складывает руки на груди Старк, и на этот раз он очень серьезен. – В качестве сувенира на память. В ответ нам, возможно, пришлют кое-что вроде секретных документов, ну или, может быть, только матрешку. Это мне точно неизвестно, но то, что тебя вернут туда, где тебя научили так хорошо ругаться, несомненно.
Баки облизывает губы и оценивает риски: даже с одной рукой он успеет положить обоих быков, пока за ту минуту, что предположительно есть в его распоряжении, после того, как он начнет, не прибегут остальные. Но Старк вполне может сбежать. И тогда все теряет смысл. Вообще все теряет смысл, если его отдадут русским.
Баки рассчитывал, что его переведут в тюрьму, пусть даже военную, но откуда возможно сбежать. Теперь на этом можно поставить крест. Все рухнуло в пропасть, пошло прахом. Умные мудаки. Стоило два месяца водить за нос их психотерапевтов, психологов и следователей. Стоило два месяца жрать таблетки и разыгрывать из себя овощ.
А Старк между тем смотрит на него и читает мысли. Просто видит насквозь. Чертов богатый подонок, не зря в газетах его называют гением. Голова варит, тут не поспоришь. Образование, воспитание, талант, или что там еще у него есть, и чего никогда не было ни у Стива, ни у самого Баки, у двух простых парней из Бруклина.
- Зачем я тебе? – не выдерживает Баки, и от злости перестает видеть мир в привычном цвете: краски выцветают, контрасты становятся резче, и черные, как дула автоматов, глаза Тони почти гипнотизируют.
- Потому что из-за тебя умер Кэп, и я не могу пустить эту смерть псу под хвост.
За это Старку следует разбить лицо. Вообще за то, что у него хватает наглости постоянно произносить имя человека, которого из-за него же и убили, стоит того, чтобы размолоть его самодовольную морду в кровь и мясо.
- Окей, - Баки поднимает руку вверх. – У тебя дар убеждать почти такой же, как у твоего папаши. Тот тоже умел блеснуть речугой.
Темные глаза Старка гаснут. Один-один, мистер Я-Тебя-Убью.
***
Баки начинает ценить чувство юмора Старка. Конечно, в Башне он не сидит в карцере, и его не избивают дубинками, но Старк постарался, чтобы Баки попал ровно туда, куда хотел – в тюрьму.
Ему выделен отдельный этаж на тридцать каком-то этаже. Бронированные стекла исключают возможность отправиться на прогулку по крышам, даже если бы он вдруг захотел проверить, получится ли взлететь. Без протеза нечего и думать, чтобы выбить стекла или вынести двери. Да, он может намного больше, чем обычный боец, но Старк рассчитывал не так, как эти идиоты из ФСБ и армии. Все его расчеты прочности основаны на физических показателях Баки.
На правой руке мирно красуется округлый браслет, который невозможно снять, особенно если у тебя нет второй руки. Одно слово Старка, и браслет активируется: все тело Баки прошибет разрядом тока, похлеще, чем в Гидре при обнулении.
Третий день после переезда, когда Баки сначала знатно потыкали шокерами, а потом разложили лицом в пол, нацепили на руку эту поебень, сунули в вертолет и притащили в Башню, он не спит и не ест.
Просто ходит вдоль окон и смотрит на город. Туда-обратно. Как тигр в клетке. С перерывом на обед: худшим, что есть в его новой тюрьме.
