- Ты заткнешься или нет? – Не выдерживаю я.

- Мне страшно! – Жалуется Билл. – Фу! И противно! Почему я должен смотреть это?

- Не смотри. Отвернись в сторону.

- О-ох… Я не могу… А-а-а-а, Томми, он его режет, режет!

- Билл, мы не слепые, мы видим. Не надо комментировать, - говорю я и оборачиваюсь. Каулитц лишь посмеивается, жует чипсы и спокойно таращится в монитор, не обращая на Билла никакого внимания. Не мешает ему, что ли?

- Фу-у, Томми, как ты можешь есть при этом? Тебя не тошнит?

- Не-а.

- О, боже. Ах, там кишки, смотрите, кишки! Господи, я сейчас в обморок грохнусь!

- Было бы неплохо, шуму поменьше будет.

- Мне плохо. – Билл машет на себя руками и часто моргает.

- Билли, тебе, правда, плохо? – Участливо спрашивает Том.

- Да притворяется он.

- Я не притворяюсь! Томми…

- Ну, все, все. – Том оставляет чипсы и укладывает Билла на спину под себя. – Успокойся. Дыши глубже. Вот так. Это всего лишь страшилки. Все хорошо.

Каулитц гладит Билла по голове и лицу, приговаривая разный бред. А потом наклоняется и начинает целовать этого истерика.

- Эй, вам здесь не последний ряд! – Я раздражаюсь и бросаю в них пакетом из-под чипсов. – Не смейте осквернять мою кровать!

Том отстраняется от Билла, и я в красных отсветах фильма на их лицах вижу, как повисает, а затем лопается между их ртами тонкая слюнка. Отворачиваюсь и с огромным наслаждением наблюдаю, как на экране какое-то страшилище распиливает парня пополам. После того, что я видел, мне никакие ужасы не страшны. По сравнению с этими отвратительными чавканиями у меня за спиной предсмертные крики людей и грозные рычания монстров кажутся просто чудесной музыкой.

- Так, Густ, нам пора! – Вдруг сипло объявил Каулитц, вскакивая с кровати.

- Куда это вы? – Не понял я. – До конца фильма еще далеко.

- А мы в следующий раз досмотрим, - так же торопливо и как-то нервно рассмеялся Билл, отползая от меня по кровати.

- Да, мы вспомнили, что у нас дома есть одно дело, незаконченное, да. Созвонимся, Густ, пока, не скучай.

Выдав эту скороговорку, Том схватил Билла за руку и вылетел из комнаты. Я пожал плечами и вернулся к фильму.

Эх, разучились снимать по-настоящему леденящие душу триллеры. Зря только время потратил на эту картину, чуть челюсть не свело от зевоты. Правильно парни сделали, что не остались. Кстати, а что это вдруг за дела у них внезапно появились? Лежали себе спокойно, обменивались слюнями – и тут подорвались, как смешанные в неправильной пропорции химические реактивы. Странно. Ну и х*й с ними, с этими придурками. Пусть сегодня расслабятся, а уж завтра я им спуску не дам.

Утром я проснулся в каком-то предчувствии, но не мог понять какого оно характера. Попытки не обращать внимания ни к чему не привели, беспокойство только разжигалось. А я ведь привык доверять своей интуиции! За то время, пока я умывался, одевался и завтракал, уровень допустимой иррациональной тревоги уже зашкаливал, пока не вылился, наконец, в высшее проявление моей нервозности – я начал икать. И ничуть не удивился, когда увидел у себя на пороге бледного Каулитца.

- А где прицеп? – Спросил я, пропуская его на кухню.

- Собирает вещи. Он возвращается домой. Когда в школу поедем, он по дороге их занесет.

- Мать, что ли, велела?

- Нет. – Том вытянул по столу руки и положил на них голову. – Мы поругались.

- Ну након… то есть… как? – Быстро поправился я, сдерживая себя, чтобы не запрыгать от радости.

Том покачал головой, болезненно жмурясь.

- Да ладно тебе, мы ж друзья. Давай, расскажи, что там у вас стряслось. Вчера же все было хорошо, вы мне всю комнату своими любовными флюидами испоганили.

- Это неважно. Ты все равно не поймешь.

- Когда это я тебя не понимал? - Каулитц усмехнулся. – Все равно расскажи, выговориться-то надо.

- Ну хорошо… Только не перебивай и не возникай. - Том поднял голову и протер глаза. – Вчера мы так быстро ушли от тебя, потому что мы от поцелуя оба сильно возбудились. Вот только не надо такие рожи строить! Мы побежали ко мне, я думал, что мы наконец-то переспим. Это должен был быть наш первый раз. Мы закрылись у меня в комнате, стали целоваться и раздевать друг друга…

Я сидел и мечтал о том, чтобы оглохнуть. Уши горели, как намазанные горчицей, даже шевелиться было стыдно. Чувствовал себя этаким бесстыжим мальчишкой, который подглядывает за взрослыми женщинами в щелку в сауне.

- … все шло поначалу хорошо, я даже успел достать из тайника смазку. А потом… все закончилось.

- Что, родители зашли? – Ужаснулся я.

- Да нет, их не было дома вообще.

- Тогда, значит, ты не вытерпел и эякулировал раньше времени?

- Не-ет! – Протянул Том, снова роняя голову, толи со смехом, то ли с плачем.

- А что тогда? Билл заломался и не стал с тобой спать?

- Вроде того, Густ. Он не захотел быть снизу.

- Чего?

- Ну, дать мне, отдаться.

- А-а… Стандартная отмазка типа «еще рано, мы мало знакомы»?

- Он захотел, чтобы я ему дал! – Выкрикнул Том, стукнув кулаком по столу. – Представляешь?

Я опешил, едва не свалившись со стула.

- Он ох*ел? Он соображает вообще? – Заорал я, как только задвигался разинутый рот. – Чтобы ты, парень, ему подставился, как какой-нибудь… Не-е, я этого не скажу… Он кем себя считает? Сам бы подставился!

- Густ, он тоже парень.

- Какой он парень, Том? Что ты говоришь такое? Он и выглядит, как девчонка, и ведет себя также. Девчонки должны давать!

- Он не девчонка.

- Он гомик!

- Я тоже.

- Ты не гомик! Я тебе уже объяснял, почему.

- Неважно, я все равно не готов к тому, чтобы меня поставили раком и отымели. Я Билла люблю и хочу трахаться с ним, но я думал, что хотя бы в наш первый раз он будет снизу.

- И это справедливо, из вас двоих ты больше на мужчину смахиваешь.

- Ну, спасибо, друг. Смахиваю я…

- Не за что. Любит он Билла… А Билл-то твой любит тебя, а?

- Да. Он постоянно говорил мне это.

- Что-то не похоже, знаешь ли! Вот по тебе, дебилу, видно, что ты влюблен. А по нему не скажешь.

- Я не хочу обсуждать это. Я хочу понять, как дальше поступить. Билл сказал, что у нас не будет секса, пока я первый ему не дам.

- Ничего себе, заявление!

- Он говорит, что устал от того, что все считают, будто именно он должен быть пассивом, «женщиной», соской. Говорит, что не хочет, чтобы я воспринимал его как свою очередную дырку. Я стал его убеждать, что никогда не буду его таким считать, потому что люблю его и хочу быть с ним долго. Тогда Билл сказал – «Если ты меня любишь, уступи мне право быть мужчиной в наш первый раз».

- Это ты ему должен таким образом свою любовь доказать?

- Да, чтобы в дальнейшем у нас было равноправие и… и… и вот. Что мне делать? Он сейчас уедет, а когда мы сможем встретиться в следующий раз, не знаю. Вдруг мать запрет его дома?

- Так, дружище, во-первых, не вздумай ему давать. Это просто недопустимо. Если ты ему сейчас дашь, ты ему так и будешь давать. Во-вторых, настаивай на своем. Прояви себя мужиком в конце концов! Кто делал первые шаги? Ты. Кто устраивал ваши свидания? Ты, за редким исключением. Кто ухаживает за другим? Ты. Билл лишь принимает ухаживания. Поэтому он и должен быть в вашей паре «женщиной». Ясно? А в-третьих, что это за равноправие такое? Феминист, блин, нашелся! Том, я, может, в любовных отношениях не разбираюсь, но одно тебе сказать могу – когда человека любят и искренне хотят ему добра, не кривляются и не строят из себя непонятно кого, а делают все, чтобы ему было хорошо!

Закончив свою тираду, я откинулся на спинку стула, гордо сложив руки на груди. Том задумчиво жевал губы, смотря в одну точку перед собой, и я отчаянно надеялся, что сумел достучаться до его тупой головы, и что Том примет верное решение. Я верил в своего друга, не может же он быть совсем сумасшедшим.