- Да, мы просто напросто больше не хотим дружить друг с другом.
- Вот именно, мы друг другу надоели. – Зачеркиваю и пишу сверху правильно.
- Но почему? Вы же вроде с самого детства друзья!
- Понимаешь, Билл, бывает так, что долго время общаешься с человеком, думаешь, что знаешь его, как себя, а потом – раз! И он поворачивается к тебе истинным лицом.
Билл хлопает глазами, а Том злобно щурится на меня. Отвечаю ему таким же вкрадчиво-ядовитым голосом:
- Точно, Билл, случается, что для твоего лучшего друга всякая чушь становится важней тебя, а ты сам – лишь старая жилетка, в которую можно высморкаться время от времени.
- Вот видишь, Билл, лучшие друзья привыкли, что мы торчим с ними, умирая от скуки, пока они маринуются в собственных комплексах, и все наши личные чувства и переживания воспринимают, как чушь собачью.
- Нет, вы посмотрите на него! От скуки он умирал! Не верь ему, Билл, он только и делал, что по вечеринкам шлялся и девчонок лапал, а я ему нужен был, только чтобы домашку за него делать да на контрольных давать списывать!
Том скрипнул зубами и стукнул кулаком по столу, когда я упомянул девчонок. Билл опустил глаза и скривил рот, нервно дергаясь при каждом обращении к нему.
- Стоило пару раз отвлечься и хорошо провести время, как Густав уже считал меня предателем и озабоченным е*ерем, а сам сидел дома, читал учебнички и лелеял свою девственность и свои долбанные, никому не нужные принципы!
- Да что ты? Значит, ты у нас всем нужен, крутой ты наш? Да тебя уже никто всерьез не воспринимает, потому что ты и есть озабоченный е*ерь, и больше тебе ничего не нужно. Ты деградант!
- Это ты дерг… дедра… сам такой, короче! Я о жизни больше тебя знаю, я знаю людей! А ты ничего не знаешь, кроме законов физики, сидишь в своей комнате, как в берлоге, и хочешь, чтобы я такой же был!
- Как ты можешь людей знать, ты себя не знаешь! У тебя каждый день такие закидоны, что аж страшно становится! А я хочу, чтобы ты нормальным, адекватным человеком был!
- А я, по-твоему, не нормальный и не адекватный?
- Нет, ты ненормальный!
- И в чем же моя ненормальность заключается, ты, мистер нормальный?
- В том, что уже настолько пресытился девушками в свои шестнадцать, что тебе парней подавай!
Каулитц побледнел и, судя по гримасе, исказившей лицо, нечаянно прикусил язык. Значит, решил меня идиотом выставить, дружочек? Сейчас я тебя идиотом выставлю!
- Да, кстати, Билл, - обратился я к уже благополучно сползшему под стол слушавшему это все парню. – Тебе лучше это знать на всякий случай, мало ли что. Том в тебя влюбился и хочет с тобой гулять. Ты ему уже в «мокрых» снах снился, так что смотри – вдруг зажмет еще где-нибудь в темном угле.
Билл ошалело таращился на меня, уронив челюсть на стол. Том шумно сглотнул и жалобно взглянул на него, весь скукожился, смиренно ожидая своей участи. Я собрал со стола свои вещи:
- Ну, всем пока, допишу речь дома.
Упиваясь своей противной выходкой, я захлопнул за собой дверь библиотеки, в которой повисла гробовая тишина, нарушаемая лишь покашливанием библиотекарши, на старости лет увидевшей такое. Как там было, у Шекспира? Мавр сделал свое дело, мавр может уходить.
- Ну уж нет! – Не успел я благополучно слинять, как за моей спиной раздался хлопок дверью о стену и оглушительный вопль. Из библиотеки вылетел разъяренный Билл, пронесся мимо меня и встал в позу, сложив руки на груди. За ним, часто моргая и теребя подол платьишка, понуро семенил Том, опасливо выглядывая из-под козырька. Он шевелил губами, видимо, извиняясь, но его едва ли было слышно. Особенно Биллу, растрепанному и багровому, похожему на попавшую в изрядную переделку ворону, - уж он-то точно не прислушивался к тому, что там бормочет Каулитц.
- Нет, вы только подумайте! Это как понимать вообще? А? И как я на это реагировать должен? – Том топтался, не зная, куда деть себя от криков Билла, решившего продемонстрировать мощь своих легких и связок. Я и не знал, что он так орать может.
- Билл, сбавь децибелы, ты в школе вообще-то находишься, - сказал я. – Что тебе не нравится?
- Что? Он еще и спрашивает! Сначала ты испортил мне день своим сраным проектом, потом мне пришлось выслушивать ваши идиотские пререкания! А в конце вы еще и выставили меня полным дебилом! Мне все нравится, я в восторге!
- Никто тебя не выставлял! Аргументируй обоснованно свои претензии!
- А как же все эти «влюбился», «в углу зажмет»? Думаешь, это смешно? Это унизительно!
- Но это правда! – Интересно, почему это я тут оправдываюсь, а Том как всегда стоит в сторонке? Пусть он разбирается со своим огнедышащим ящером, это он виноват.
- Неправда! Так не должно быть! – Интонация Билла внезапно сменилась с возмущенной на плаксивую, брови жалобно поднялись. – Я не так хотел! Должно было быть по-другому! Не так!
Я недоуменно промолчал.
- Я мечтал, чтобы мне признались в любви красиво, как в кино! Во время ужина при свечах ночью на крыше небоскреба! Чтобы звучала музыка, и официант подавал изысканные блюда! – Нифига, запросы… - Я хотел принца на белом коне!
- Ну, извини, Билл, принцев у нас не имеется, есть только Том.
- Какая разница? Теперь это уже не имеет значения. Потому что я хотел почувствовать себя королем мира, а чувствую себя так, будто я – обыкновенная школьная шалава, которую можно потрогать за сиськи, пока учителя не видят…
Чего он скандалит, как брошенная девчонка? Оскорбленная невинность, б*я. Того гляди в истерику впадет, не упали, видите ли, перед ним на колени да не преподнесли колечко с бриллиантиком, да омарами не угостили. Ну, точно девка, они как раз и планируют, как им в любви признаваться будут, как свидания будут проходить, как на свадьбе будут гости сидеть… Может, я чего не понимаю, но, наверное, надо радоваться, когда узнаешь, что кто-то считает тебя привлекательным. А если Билл уже сейчас такие сцены устраивает, что же будет, если они с Томом начнут встречаться? Эта истеричка же его просто подавит, загонит под каблук, зашугает своими претензиями и упреками. Надеюсь, Том это понял сейчас и увидел, что из себя представляет его зазноба, и перегорел в своем желании петь ему оды о любви и читать Шекспира. Так ведь, Том?
В надежде смотрю на Каулитца, он смотрит на Билла, Билл злобно буравит его в ответ.
- Это было самое ужасное признание в моей жизни! – Заявляет он, Каулитц виновато шмыгает.
- Не наезжай на него! Он, между прочим, вообще тебе ни в чем не признавался, это же я про него рассказал. А я вообще, может быть, и пошутил даже.
- Хмм… Да, действительно, от Тома я признания не услышал, точно! – Взлохмаченная голова озаряется светом «эврики». – Пожалуй, я был слегка несправедлив… Томми… Что ты скажешь?
Снова все внимание обращается к Тому, тот втягивает голову в плечи так, что козырек упирается ему в ключицы. Нет, друг, не вздумай ляпнуть, что я был прав! Не позволяй Биллу захлопнуть себя в капкане! Не позволяй ему погубить твою личность!
Каулитц молчит, только громко сопит, он всегда так делает, когда пребывает в тяжелых раздумьях. Решаю немного ему помочь:
- Том? Поехали домой, а? Сходим на рыбалку, накопаем червей, измажемся по уши в тине. Ты же любишь это, я знаю. – Билл кривится и высовывает язык, сверкая бирюлькой в нем. Фу, негигиенично. – А потом позвоним девчонкам, а? Устроим гулянку, бухло достанем…
Билл метнул в меня убийственный взгляд и воспользовался моей же тактикой.
- Томми, не слушай его. Ты же сам сказал, что Густав – тот еще нытик и скукота. Сколько можно плясать под его дудку? Сделай, наконец, то, что хочешь ты.
- Том, если останешься, будешь плясать тогда под дудку Билла – тебе оно надо? Ты же настоящий мужик, мачо, ты сам должен правила устанавливать.
- Томми, видишь, он настраивает тебя против меня!
- Том, он хочет разбить нашу дружбу!
- Томми, он пытается тебя застыдить!