Значит, в итоге Мордолиз не принял ее предложения. За все свои годы София ни разу не слышала о связанном демоне, отказавшемся от свободы, но хочешь не хочешь, а увидишь – поверишь. Она не считала себя знатоком чудовищ – в них разбирались ее прежние сподвижники, но ведь все вроде проще некуда: ты связываешь демона, он должен тебя защищать, а если посулишь ему волю, он выполнит любое твое желание. Любое, мать его, желание. Песни полнились хитрыми смертными, получавшими целые империи в обмен на освобождение демона, а все, чего хотела она, – уйти от империи подальше.

– Просто защищай нас от опасностей. – София повторила свое желание в темноту, и слова ее эхом отозвались в разбитом сердце – через двадцать лет после того, как она их произнесла. – Я всего лишь хочу состариться с Лейбом, чтобы мы жили мирной, скучной жизнью, пока нас не заберет смерть. Твоя свобода за нашу безопасность.

Во всем виноват Мордолиз.

Как будто достаточно чего-то хотеть, чтобы оно осуществилось, – разве вся эта гребаная трагедия не доказала, что желания недостаточно? Нет, правда в том, что виновен вовсе не Мордолиз, а она сама. После всего, что она видела и делала, когда командовала Кобальтовым отрядом, она все равно взяла и доверила свое будущее демону. Доверила жизнь мужа чудовищу из тех, с кем не хотел связываться даже безумнейший черный маг на Звезде. София захватила Сердоликовую корону Самота, она правила всей этой драной Багряной империей, плела заговоры и строила козни против самых изощренных умов Звезды, чтобы добиться своих целей, и все равно совершила самую дурацкую ошибку последнего дилетанта – перестала быть осторожной.

Даже когда нынче утром у ее двери появились эти имперцы, она не поверила и продолжала цепляться за надежду, что Мордолиз волшебным образом решит ее проблемы. Напади она на Хьортта и его страннорожденных телохранителей прежде, чем был отдан приказ убить всех и каждого в Курске, деревня, может быть, осталась бы цела. Но София была совершенно уверена, что какой-то там демон исполнит ее желание, – и просто сидела на своей старой жирной заднице, позволяя худшему твориться прямо у себя под носом. Мордолиз заслуживал упреков, о да… но сама она – куда большего.

Вот только – и это «только» было величиной со слона – ни она, ни ее демон не обезглавливали Лейба. За двадцать лет жизни в здешних краях они не навредили ни одному жителю Курска. И София, и Мордолиз в конце концов заплатят за свои преступления, однако в сегодняшнем виноваты и другие, и, пока не заплатят они, личная вина будет только отвлекать ее от одного очень важного дела. Чтоб демоны прокляли всех и каждого, кто в ответе за это… Но демонам-то, конечно, и дела нет до того, так что лишь от нее зависит, свершится ли проклятие.

София знала: ей следовало убить полковника Хьортта, а не оставлять на потом, затем залечь в засаде у дома и ждать, пока не вернулась бы эта сестра Портолес, после – убить и страннорожденную… Неаккуратно, очень неаккуратно она сработала. Однако они, похоже, не знают ее настоящего имени, а она сожгла дом вместе со всеми уликами, и если немного выждать, прежде чем идти за солдатами, вырезавшими деревню, то можно надеяться, что этот инцидент не вызовет пристального внимания тех, кто мог бы ее опознать.

Они узнают ее имя до того, как все кончится, наверняка узнают, но чем больше времени у них займет складывание кусочков мозаики, тем хуже они подготовятся к возмездию…

Да только случившееся не могло быть прискорбной случайностью. Каждая деревушка на Звезде делала то же, что и Курск, продавая продовольствие любому, кто постучится. Но именно ее деревню из всех захолустных местечек империи избрали для назидательного примера. Ей даже не послали достойного противника – всего лишь безвестного недоросля-дворянчика, мальчишку на побегушках, которому поручили донести до нее недвусмысленное послание… И у Софии было сильное подозрение, что она знает, кто его автор.

Она ненавидела себя за то почти-наслаждение, которое доставляло ей понимание, что за всем этим наверняка стоит королева Индсорит. Ведь Мордолиз был не единственным чудовищем, с которым София заключила договор, и чем больше она думала, тем более очевидным казалось, что это нападение организовано багряной королевой. Теперь, когда все произошло, София поняла, что это было абсолютно неизбежно. Довериться своей преемнице на багряном троне – глупость вопиющая, куда хуже, чем довериться личному демону.

Молниеносное озарение и острое возбуждение исчезли так же быстро, как возникли, оставив по себе холод и уныние. Охота за головой властительницы Багряной империи не выглядела плевым делом и раньше, когда София была гораздо моложе, когда у нее за спиной стояла Пятерка Негодяев и Кобальтовый отряд, – но теперь? Теперь не осталось ничего. Даже меньше чем ничего.

Этот мальчик подошел бы лучше. Сколько она встречала людей, притязавших на такую судьбу, сколько слышала песен, так начинавшихся? Единственный выживший из племени, ведомый жаждой мести, еще не вошедший в полную силу, достаточно юный, чтобы учиться, готовиться, меняться. Достаточно юный, чтобы преуспеть – победить. Как этот вот пастушок, не заслуживший ничего хуже легкой порки за частые вторжения в чужие владения.

Лучше бы мальчик. Будь она ведьмой, как считал этот идиот полковник Хьортт, сумей она обменять свою жизнь на его…

И предсказуемо, как падение капель в клепсидре, появился Мордолиз, мягко ступавший между мелкими кустистыми ивами, разросшимися здесь, где все прочие деревья выжить не могли. София криво улыбнулась. Все, что ей нужно сделать, – потребовать: «Моя жизнь в обмен на его», – и все же получится? Невинное дитя в обмен на ее черное сердце – да подобная сделка прельстит любого демона, особенно презирающего ее так, как наверняка презирает Мордолиз, раз отказал ей прежде. Шакало-собачьи глаза сияли как звезды и приближались. «Моя жизнь в обмен на его».

Может быть, на сей раз такой договор сработает, а может, станет лишь бессмысленным шумом на исхлестанном ветром склоне, но София не собиралась рисковать. Она не может себе этого позволить, пока не отомстит. Она отогнала сентиментальные фантазии и пошла к лагерю, отвесив Мордолизу подзатыльник. Он огрызнулся, но ему хватило ума не кусаться, как ей, – не бить его так сильно, как хотелось. Придется им еще немножко поработать вместе.

Сон так и не пришел, и она лежала на неровной земле, давая отдых телу, раз ум отказывался расслабиться.

Наутро мальчик был мертв, ее единственный спальник покрылся замерзшей коркой его пота и крови. София отнесла покойника на вершину скалы и оставила зверям. Сложив невысокие каменные каирны у его головы и ног, она вытащила из сумы задубевшую голову мужа и поместила рядом с Пао Пастушком так, чтобы их холодные лбы соприкасались. Она не возносила молитв, только проклятия, а потом развернулась и пошла прочь, в облака, окутавшие вершины Кутумбанских гор.

Пришло время начинать ее последнюю кровавую работу. И больше всего София ненавидела в себе ту жаркую радость, которой ее наполняла сия перспектива. Мордолиз хорошенько попирует, прежде чем все закончится. И все демоны тоже.

Через два дня после того, как Мрачный покинул дом, не взяв с собой почти ничего, кроме оружия, одежды и деда на закорках, на него напали. Одно дело, если бы атакующие принадлежали к племени-сопернику: каким-нибудь невменяемым розовокожим Тролльвам из Серой саванны или тем же давним врагам – клану Шакала; но печальная правда заключалась в том, что на Мрачного устроили засаду члены его собственного клана. Стыд и позор.

Нападение произошло на Небесной тропе – веревочном мосту, перекинутом через Агартханскую теснину. Люди его народа прятались на дальней стороне щербатого ущелья, разделявшего территории клана Рогатого Волка и народа Сокола; они набросились на Мрачного, едва он ступил с моста на землю. Засады здесь устраивали традиционно, и толстые замшелые сосны по обеим сторонам пропасти были вырублены на добрых две сотни ярдов, а потому Мрачный успел понять, что происходит, когда пятеро именованных Волков и двое щенков рванулись к нему через поле пней.