Король стоял. Он был спокоен и выглядел привычно: тщательно одет, причёсан — прекрасен как всегда. Но бледен, необычно бледен. Он указал на кресло Леголасу и сел напротив. Принц от волнения сглотнул. Он долго думал, что скажет, он даже подготовил что-то вроде речи, но всё забыл, смешавшись под лазурным взглядом короля. Молчание повисло между ними. Принц тяжело вздохнул и тихо произнёс:

 — Отец… я думаю… нам нужно объясниться…

Король молчал и продолжал невозмутимо смотреть на Леголаса. И, наконец, проговорил чуть слышно:

 — Я слушаю.

Принц снова тяжело вздохнул и начал тихо говорить, не глядя на отца:

 — Моя вина перед тобой неизмерима… И рана, нанесённая тебе, так глубока… что… заживёт нескоро… если заживёт…

Леголасу сдавило горло, он замолчал и посмотрел на короля: тот стал еще бледнее. Он тяжело дышал, так, будто был смертельно ранен. Да он и был… Голосом, срывающимся от волнения, Леголас продолжил:

 — Стрела была одна…, но она пробила три сердца сразу… Я знал, что будет очень больно, но я не мог… после того, что слышал… Я не мог… Я слышал…

 — Слышал всё, я полагаю, — закончил фразу Трандуил.

Леголас зарделся и, опустив глаза, ответил робко:

 — Да. Я слышал всё. Прости. Мне бесконечно стыдно…

 — Зачем ты прячешь взгляд? Смотри в глаза, — тон Трандуила был бесстрастным.

Леголас заставил себя взглянуть на короля, тот пристально смотрел на сына. Глядя в красивое лицо отца, принц снова вспомнил то, что слышал… касательно любовной схватки, и запылал, не отводя глаза. Трандуил подался вперёд, слегка прищурившись, он догадался:

 — Ты был там не впервые!.. Верно?.. И как давно ты знал?

Леголас выдохнул:

 — Давно… Но я не знал, кто Он… До… той последней ночи… Я лишь догадывался… Мне не давал покоя волос… Я должен был узнать, что не схожу с ума, предполагая, кто Он…

Леголас замолк, переводя дыхание. Король спросил:

 — Волос… что за волос?

 — Запутавшийся в пряжке твоего плаща… Ты был в нём в ту ночь в далёком прошлом… когда вернулся сам не свой… Ты крепко меня обнял … помнишь? Тогда я и заметил его… он так блестел… как драгоценность…

Казалось, Трандуил сейчас заплачет. Он прошептал:

 — А… этот волос… он… у тебя?

Леголас не выдержал и бросился к ногам отца, обнял его колени, уткнувшись в них лицом, и зашептал:

 — Прости меня! Прости! За эту боль… за то, что недостойно следил, подслушивал… за всё… Особенно за то, что ранил твоё сердце, убив того… кто для тебя так дорог… Но я стрелял не в твоего любимого, а во Врага, что угрожал войной и смертью… Я сделал выбор и теперь страдаю… Ты мне дороже всех… я бо́льшей любви не знал… и мне ужасно больно видеть твоё горе… и знать, что я ему виной…

Он долго ждал ответа, но король молчал. И Леголасу стало еще горше от этого молчания. Он сжал отцовские колени и прорыдал:

 — Прошу! Ударь меня! Кричи! Но не молчи! Трандуил! Не молчи!

Леголас неожиданно для самого себя назвал отца по имени и отчего-то испугался. Он вздрогнул, ощутив, как рука коснулась его волос. Рука касалась мягко, поглаживая, а голос тихо произнёс:

 — Мой сын… я не виню тебя… Я поступил бы так же. Не терзайся.

Леголас не верил собственным ушам. Он потрясённо поднял голову и влажными от слёз глазами взглянул в лицо отца. Тот грустно улыбнулся и вновь заговорил:

 — Я горд тобою, сын… Хоть мне и больно… Невыносимо больно, — голос Трандуила дрогнул, он тяжело вздохнул. — Ты поступил как воин, ты защищал всё то, что любишь… Ведь Майрон… — король зажмурился и замолчал. Затем продолжил: — Он в самом деле угрожал народам бедствием и смертью… Но я любил его… люблю его…

Король открыл глаза и посмотрел на сына. Тот потрясённо слушал, едва дыша. Трандуил смотрел на Леголаса, не мигая, долго, и, наконец, спросил:

 — Ты… меня судишь?

Отпрянув, принц воскликнул:

 — Сужу тебя?! Как я могу?!

Он вновь придвинулся к отцу и продолжал уже гораздо тише:

 — Ты — мой отец. Ты — мой король. Ты тот, кто вызывает восхищение. Как я могу судить тебя? Как я могу судить любовь?.. Тем более… я видел… Его… Я видел, каким Он был…

Трандуил мягко улыбнулся:

 — Ты видел… А я… знал…

Леголасу вновь нестерпимо захотелось обнять отца, но он не смел. Тот словно прочитал его желание и прикоснулся к его руке, легонько сжав ледяные от волнения пальцы сына. Голос Трандуила прозвучал чуть слышно:

 — Так даже лучше… так будет легче… биться с той армией, что он создал и бросит против всех народов, включая нас… Мне будет легче не представлять, как он, такой прекрасный, над картой Средиземья строит планы, как он своими сладкими устами повелевает жечь и убивать, как в золотистом нежном взгляде пылает ненависть… Так биться будет легче…

Принц с ужасом воззрился на Трандуила и прошептал:

 — Что это значит? Ведь я… убил Его!

Король горько усмехнулся:

 — Ты слушал Митрандира внимательно лишь в части описания того, каков был облик Саурона, но пропустил мимо ушей, кто он такой.

Видя смущённое непонимание на лице принца, Король продолжил:

 — Он — майа, бессмертный дух. Ты уничтожил его тело. Но не убил его. Теперь он не имеет плоти, но армия его сильна, да и он сам не слаб. Теперь ещё и злобен… Кольцо… А, впрочем… ты всё слышал… Он сам всё объяснил…

 — Я помню… Он сказал, что если б не Кольцо, всё было бы иначе… Так значит… всё дело в нём, в Кольце! — воскликнул Леголас.

 — В нём худшая часть Майрона… она стократ мощнее того, что я люблю в нём… Когда он обретёт Кольцо… зачем я повторяю… Ты слышал всё…

Принц, стоя на коленях, изогнулся, как от боли и простонал, закрыв лицо руками:

 — Но, если так, отец… Что я наделал?! Я только ранил всех, но от войны не спас! Я сожалею! Как я сожалею!!!

Сквозь собственные стоны принц услышал, как зашуршала ткань, и Трандуил опустился на колени рядом с ним и обнял крепко, ласково и прошептал:

 — Сын… не терзайся… не добавляй мне боли. Ведь ты мне дорог… я так люблю тебя…

И руки Леголаса обхватили короля и сжали в объятиях так сильно, как принц никогда себе не позволял. Лицом зарывшись в волосы отца, он жадно впитывал такое драгоценное мгновение, вдыхал отцовский запах, такой манящий, тонкий. Он был счастлив. Эльфы вздохнули с облегчением, увидев, что владыка вновь выходит из покоев. Они решили, что между отцом и сыном возникла ссора. И теперь, видя их вместе вновь, украдкой улыбались. На сердце Леголаса стало легче. И этот день стал первым с той самой ночи… или дня… когда, а впрочем, день выдался прекрасным. Отец сказал, что любит и не винит его. Они тепло простились на закате и разошлись в свои покои перед сном. Уже собравшись лечь в постель, принц вдруг остановился взглядом на шкатулке. Он вспомнил, как отец спросил о волосе, каким был его тон и взгляд. И сердце вновь заныло. Леголас решил не ждать утра. Король сидел в одном из кресел и пил вино. (То самое, что Майрон так любил). Принц подошёл к отцу и опустился к его ногам, взял его руку и вложил в неё платок. Леголас потупил взгляд и произнёс: «Я отнял у тебя так много… Хотя бы это… хочу вернуть». Король почувствовал, что именно увидит в этом свёртке. Рот Трандуила дрогнул. Взглянув на сына, он тихо прошептал: «Благодарю».

После того, как Леголас ушёл, король смотрел на свёрток на своих коленях и не решался развернуть. Он пил вино, почти не ощущая вкуса. Ему бы так хотелось опьянеть, чтобы не чувствовать, но ничего не получалось. Король вздохнул и развернул платок. «И в самом деле, сияет, словно драгоценность», — подумал Трандуил, рассматривая волос. Слёз больше не было. Лишь сердце стонало и обливалось кровавыми слезами. На короля нахлынули воспоминания, как эти волосы касались его лица совсем недавно, как он вдыхал их аромат, лаская Майрона и наслаждаясь его любовью. Король закрыл глаза, как будто было больно смотреть на медный блеск. Он вновь свернул платок, и подошёл к ларцу, где хранился палантир. Откинув крышку, он бережно опустил платок на тёмный бархат рядом с камнем и… со стрелой… без наконечника и со следами крови. Зачем он взял стрелу с собой, король не знал, но не расстался бы с ней ни за что на свете. Трандуил закрыл ларец и отошёл, но вдруг вернулся. Как будто кто-то звал его обратно. Король откинул крышку и чуть не вскрикнул: в ларце на тёмном бархате светился камень.