— Трдат хоть и мразь последняя, но традиции чтит. Он не будет лицезреть невесту и её наряд в день свадьбы – пока не начнётся законный обряд бракосочетания. Мы сопроводим тебя в кортеже до самого конца. Но в карету с тобой сядет Гастон – один мерзкий охранник, который проследит, чтобы по пути от дворца к алтарю ты нечаянно никуда не делся. Поэтому заныкай мышьяк в декольте, потайной кармашек предусмотрен именно там, хотя наивная Выдра думала, что он тебе нужен для бутылочки виски. Ну, эм… для храбрости.
— Какая уж тут храбрость. Чистое безумие, — Энджи ненадолго утонул в бесчисленных слоях ткани, а когда вынырнул – придерживал на спине корсет. — Завтракать не буду. Поможешь затянуть?..
Они вышли из башни в срок, не вызвав ни подозрений, ни нареканий, тюремщики шли далеко позади, придерживая шлейф. Петрус прятался в фате и «ехал», держась за заколку-невидимку.
— Туфли натирают, — заметил Шапкин шёпотом, чуть шевельнув краешком губ.
— Ты сам выбрал кожаные. Они совсем не разношенные, — отозвался мышиный король. — А ты не спросишь меня о весточке от возлюбленного? На твоё последнее письмо он прислал кое-что.
— И знать не хочу. Надеюсь, он уже далеко отсюда, держит путь за тридевять земель, в деревню викингов. Помнится, один музыкант оттуда хотел продолжить с ним знакомство. Пусть будет счастлив.
Петрус на это промолчал, лишь крепче вцепился в заколку: начался спуск по печально известной лестнице, покрытой по случаю торжества не зелёной, а золотой ковровой дорожкой. Заканчивалась она деревянной подножкой роскошной четырёхместной кареты. Дверца её была гостеприимно распахнута, а здоровенный неулыбчивый паж в белом парике, праздно торчавший неподалёку, явно откликался на имя «Гастон».
Грудь прихватило судорогой. Тронув едва повинующейся рукой лиф, в котором вместо пышной женской груди прощупывалась бутылочка с мышьяком, Ангел поднял голову повыше, шагнул с шаткой подножки и сел в карету. Шлейф платья аккуратно завернули в рулон и положили рядом, на второе пассажирское место. Гастон, очевидно, собирался влезть следом и присесть напротив. Но его кто-то оттолкнул, быстро плюхнулся прямо на рулон, захлопнул дверку перед носом незадачливого охранника и был таков. Кучер сразу хлестнул лошадей, карета тронулась. А Энджи чуть не сорвал фату, чтобы легче было вылупиться на нежданного попутчика. Он был хрупким и худощавым, в кокетливо напудренном парике, богато разодет, как и большинство жителей города сегодня, но явно свернул куда-то не туда и перепутал свадьбу с карнавалом – лицо его закрывала красная бархатная маска дьявола, увенчанная небольшими рожками.
— Не п-понял? — решив не мешкая обороняться, Шапкин расстегнул потайной карман.
— Спокойно, сохраним мышьяк на чёрный день для травли крыс, — раздался из-за маски смеющийся хрустальный голос. — О, только не прими на свой счёт, Петрус, — он коротко подышал в сильном волнении и положил руку на бедро окончательно травмированного Ангела. — Мы идём под венец, гадость моя, и меня тебе тоже желательно не видеть – плохая примета, знаешь ли – до самой процедуры обмена кольцами. Кстати, они в коробочке у кучера. Кстати, кучера зовут Дезерэтт.
*
Поездка прошла бы целиком в неловком и натянутом молчании. Но ближе к середине пути Петрусу надоело наблюдать двух синхронно отвернувшихся к окошкам отмороженных парней, он вылез из фаты и завопил во всю мощь своих мышиных лёгких:
— Алло, рембаза? Вы рехнулись игнорировать друг друга?! Вы же на седьмом небе от счастья должны летать! Вы вместе! Угроза миновала! Мне так вообще в обморок положено откинуться лапами вверх! Эндж! Кси! Поговорите о случившемся! Какого ящера происходит? Почему вы не рады?
— Передай тому предателю в красном, — процедил Ангел, впиваясь пальцами в оконное стекло, — что я вовсе не планировал жениться с ним сегодня, ещё и в таком непотребном виде.
— Ксавьер, он просил передать…
— Да услышал я, услышал, — Златовлас пересел с рулона шлейфа на свободное место напротив. — Прости, что оповестил о взломе калькулятора задним числом, а тебе захотел сделать приятный сюрприз в самый, возможно, ужасный день твоей жизни. Я был немножко обижен сравнением с твоим хакером-гитаристом. Пусть я не гений, но моих умственных способностей хватило, чтобы обвести древнего персидского колдуна вокруг пальца – того самого, с которым не справились Джинны. Да, признаю, во мне обнаружилась слабость к театральным эффектам. Но на меня можно положиться.
— Я не просил освобождать меня вот так! — взорвался Чёрный Берет. — Я не хочу быть тебе обязан жизнью! Я не хочу выходить замуж под давлением! Твои родители на церемонии не будут знать, кто я! Полночи я не спал, готовясь к смерти и заодно обдумывая всю прожитую жизнь. Я понял все ошибки, я горько пожалел, что врал, подстраивался и притворялся! Я не хочу быть для семьи твоей женой! Я не хочу быть жалким приспособленцем! Я мужчина, мне нужен костюм с бабочкой, а не платье, пусть и такое роскошное, от Выдры Вонг! А самое главное – ты не брал у меня согласия, ты не просил моей руки! Да откуда, чума тебя побери, ты знаешь, что я хочу стать чьим-то супругом после всего?!
— У меня тут возникли неотложные дела… — Петрус приоткрыл потолочный люк и бочком протиснулся на крышу кареты, потеряв при этом один сапожок. Новую тишину нарушал только мерный стук копыт.
Ксавьер, несколько раз пошатнувшись, принял всё же положение стоя, а затем с максимальной грацией, доступной в движущемся фаэтоне, опустился на одно колено.
— Прости. Я был ослеплён удачей, вернувшейся в самый критический момент, и могуществом, что открылось вместе с заложником калькулятора. Я не подумал о твоих чувствах. Я просто… не подумал, одержимый идеей превратить горе-свадьбу в нечто прекрасное и не фальшивое. Полагаю, письмо, доставленное в пять утра, ты не прочёл. В нём написано, что я подкупил своего педераста-тюремщика скромным стриптизом и бежал в Лягушатную Империю. А также – признавался тебе в любви и в планах прожить оставшийся огрызок жизни в монастыре, молясь о твоей душе. Это не было ложью, а запасным выходом. Я не хотел себя убивать по твоему примеру, я… — под бархатным картоном заструились слёзы. — Пожалуйста, прости.
— Для разнообразия мог бы уже спросить о самом важном, — он заметил в прорезях маски покрасневшие глаза и прикусил язык, ругая себя последними словами за чрезмерную, хоть и показную, чёрствость.
— Ты… выйдешь за меня? В платье и туфельках, обманув архиепископа, родителей, жирных, больных диабетом голубей и десятитысячную толпу.
— Да!
— Но ночью… — маска слегка приподнялась из-за взлетевших бровей, — ты же хотел, сам сказал…
— Жизнь продолжается, — прервал Шапкин и поднял возлюбленного с колен. — Прикольно менять мировоззрение, когда ты при смерти, прикольно и удобно. Богач жертвует миллионы, бедняк спускает последние гроши, неизлечимо больной предаётся всем излишествам, а вечный притворщик решает говорить правду. Но момент, когда смерть пристально взглянула в глаза, проходит. И вот богач снова скупердяйствует, бедняк – пашет от зари до зари, не разгибая спины, а я – возвращаюсь на тропку лицемерия. Жизнь продолжается, и в этой жизни мне удобнее быть Голубой Шапочкой. То есть твоей княжной Анджелиной Меркурио (дальше не помню) Ньюаркской.
— Истинный подлец, — Принц окончательно измял шлейфовый рулон, сев боком и положив ноги Ангелу на колени. — В воришку-отца пошёл, признайся?
— Он был пройдохой и дипломированным взломщиком! А ты меня любишь за синие глаза и длинный член, и это – тоже его гены.
— Пошляк, — Ксавьер уткнулся Ангелу в плечо, радуясь, что под маской никакого румянца не видно. Дорожки от слёз зато быстрее подсыхали.
— От пошляка же и заразишься, — Чёрный Берет обнял его за мелко дрожащую талию. — Эй, церковь в паре кварталов, не пора ли посвятить меня в хитроумные детали чудесного освобождения? Как ты умудрился обезвредить Трдата? Он укокошен? Из духового ружья?
— Видишь ли, Эндж, я похитрее и поизворотливее тебя буду. Да, любви и смерти у Джиннов просить нельзя, но ведь можно обмануть и обойти даже эти строгие правила. Не можешь убить руками Дэза – проси духовое ружьё и стреляй в противника сам, подумал ты. А я пошёл ещё дальше. Первым желанием я попросил навеки связать меня с тобой – не только узами брака, то есть не совсем и узами… одной неразрывной нитью судьбы. Я попросил протянуть её между нами так, чтобы мы всегда могли найти друг друга. Во всех сказках, в любом учебнике, хоть анатомии, хоть прикладного психоанализа. Не важно, что мы будем при этом друг к другу чувствовать. Главное – что мы всегда будем жить и творить бесчинства бок о бок.
