— Абсолютно не нарушает. Видишь – можешь, когда хочешь… совершать добрые дела, — Дэз улыбнулся и вновь прищёлкнул пальцами. — Исполнено.

— Тогда третье желание: сделай меня…

— Стой. Прибереги его, может, а? Вдруг придётся кого-то непредвиденно спасать от смерти или тяжких увечий. Ты сейчас пока не знаешь, где и когда, и в роковой момент пожалеешь о том, что истратил желание зря на коробку марципанов.

— Но я вовсе не марципаны хочу! Сделай меня бессмертным! Таким, как ты!

— Э-э… не понял? Как я? Джинном?!

— Нет, таким, который как бы выпил эликсир вечной молодости. Таким, которого нельзя убить и ранить. Ведь ты же такой? Тебя не пробьют стрелы и не возьмёт яд…

— Ага, — Дэз нахмурился. — Зато старая калоша Тарья может упрятать меня в место похуже тюрьмы. Зачем тебе бессмертие, Энджи? Ты хочешь одним злосчастным днём наблюдать агонию всех, кто тебе дорог? Ксавьера – в первую очередь.

— Я как-то об этом не подумал…

— Я заметил.

— А можно сделать бессмертными нас с ним двоих?

— Мальчик мой, не беги впереди колесницы грома. Подумай над последним желанием тщательно. И озвучь мне его тогда, когда будешь готов, на сто процентов уверен в его безошибочности.

— Но ты же сам хотел разделаться с ролью Джинна как можно скорее!

— Да бллин, я не учёл твой подростковый максимализм. Придётся мне побыть в шкуре доброго волшебника ещё некоторое время. На время наших путешествий и время, необходимое тебе для исследования собственной дурьей башки.

— С путешествием проблем не будет. Кучера я отпущу домой, лошадей – в конюшни. Я уверен, что для перемещения в Дримленд не придётся загадывать желание. Ведь ты тоже хочешь попасть туда без пересадок и лишних проволочек, ну правда же?

— Энджи, ты бессовестный плутишка!

— Ну давай, Джинни, таможенники обдерут нас как липку, а мне нравится моя новая мантия, и статус, и земли, новый город. Как он, кстати, называется?

— Ньюарк. Ты принц Анджели Меркурио Демокритос Горациус Ньюаркский. У тебя ещё двадцать титулов и Нобелевская премия Мира, но ты скромный и в гостях историями о своих восхитительных подвигах не раскидываешься почём зря.

— Поэтичненько. Демокритос, Горацио, Меркуриос… — Энджи причмокнул, покатав набор имён на языке. — Звучит.

— Сам сочинил, всё для тебя, — Дезерэтт взял его под локоть. — Значит, перенести нас в Дримленд?

— Да. Если нетрудно – сразу в столицу, Лос Парадиз, на Хохочущие холмы.

— И доползём до королевского дворца пешком, как бомжи?

— Такси возьмём.

— А мне, значит, предусмотрительно набить твои карманы золотом для чаевых и тоже не в счёт желаний?

— Ну что ты, я не настолько тунеядец и оборзел. Деньги есть, за пазуху спрятал немного, остальное Ксавьеру отдал, чтоб он добрался благополучно.

— Он ещё в дороге? Я могу захватить его, пролетая над Краснотопьем.

— Откуда ты знаешь, что именно над Краснотопьем?

— Я хренов Джинн, а не рождественский пудинг. Летим.

— Слушай, я, как прибыл домой, страусиху во дворе оставил, совсем забыл, о ней надо позаботиться…

— Поздно, она превратилась в твою домашнюю коллекцию из двенадцати ручных соколов, егеря им сейчас на полдник полудохлых мышек раздают. Летим, пока у твоего королевского избранника не начали ненароком появляться дети!

~~~~ Конец второй части ~~~~

========== Глава 12 (Часть 3) ==========

| Часть 3 |

XII

Он уехал. Прощания не было, короткие часы сна, торопливое одевание, расчёт у трактирщика – и длинношеий страус умчал его в клубах дорожной пыли обратно в лес.

В голове невидимые крохотные мастера стучали молотами о наковальни, высекали снопы искр, гнули и выравнивали грубые булатные полосы, превращая в острые мечи. Эти мечи, раскалённые от кузнечных мехов, пронзали изнутри. И стоило очень большого труда не кричать криком, в котором слышалось лишь одно слово. Одно проклятое, почти ненавидимое имя.

— А если он не вернётся? Никогда не вернётся…

С тяжелейшим вздохом Ксавьер облачился в охотничий костюм, собрал все оставшиеся припасы в большой кожаный мешок, любезно предоставленный бездонным сундуком, и отправился отбиваться от Пивного Брюха, собравшегося, очевидно, дважды нагреть руки на рассеянных постояльцах. Узнает в новоявленном тонкокостном егере белокурую девицу в парче или не узнает? Зеркала, даже мутного (из дешёвого олова), на постоялом дворе не было, чтобы прикинуть результаты перевоплощения.

— Добрый день, сэр, чем могу… — тут в скрипучих мозгах Кнута не сошлись в показаниях какие-то внешние сигналы и он конкретно завис. Принц с улыбкой взирал на это с минуту, потом широко зевнул и прошёл мимо.

Экипированная новым седлом, сытно накормленная и почищенная, словом, полностью подготовленная к поездке страусиха («Эмма», — прочитал Ксавьер на медальоне, свисавшем с ошейника) ждала его у задней стены курятника. Оседлать её труда не составило, как и прицепить по бокам на ремнях бутылки воды и контейнеры провизии. Правда, вещевой мешок некуда было пристроить, и Златовлас, недолго думая, зажал его между бёдер. Животное повиновалось после одного хлопка по гузке и понеслось мирной трусцой через двор.

До самых ворот пограничной заставы путника никто не догнал и не окликнул. Но чуть дальше предстояло веселье посерьёзней – таможня.

— Куда направляетесь? — из окошка высунулась лохматая голова. Мешки под глазами, нездоровый цвет лица и характерный запашок подсказывали, что государственный сотрудник давно не спал и ещё дольше не мылся.

— В долину зелёных фей, — без запинки ответил Кси и слез со страусихи.

— Что-то не могу припомнить на карте… — пробормотал таможенник, засунулся в окошко, пошелестел бумагами, снова высунулся и заспанно вылупился на шутника. — Уточните?

— Помирать я еду! Болен я. Краснотопье будет моим последним пристанищем. С собой везу поминальные свечи, поминальный кекс, череп тётушки и её кал в баночке, чтобы на могиле разбить и землёй засыпать. Хочу, чтоб там уродились цветы, хорошие цветы, на жирном перегное, понимаете?

— Э-э… кажется, да.

— Проверять груз будете? — Кси непринуждённо помахал своим мешком.

— Нет-нет, что вы! Тётушка, кекс, кал… Проезжайте.

— Идиот, — миролюбиво прошептал принц и, страшно довольный, пересёк границу за поднятым сине-белым шлагбаумом. Солёное озеро, обнесённое высоким забором, осталось чуть в стороне.

Первое время ландшафт как будто не изменился: узкая просёлочная дорога, лес по бокам, певчие птицы, прошлогодняя опавшая листва толстым ковровым слоем и легко взметающаяся в воздух серая пыль. Но постепенно лес поредел, птицы смолкли, пыль побурела, а ещё через километр пути – стала совершенно красной. Заросли пропали, чахлая пожелтевшая трава всё чаще сменялась голыми ржавыми проплешинами. Наконец перестала расти и трава. Перед всадником, одолевшим последний рубеж, открылась голая каменисто-песчаная равнина, ненавязчиво похожая на поверхность Марса. На совершенно оскудевшей почве как будто выступал иней, но, присмотревшись (и лизнув), Ксавьер обнаружил, что это обыкновенная соль. Иногда попадались целые колонии разросшихся розовато-белых кристаллов галита. Названия этого минерала Кси не знал, но невысокие каменные «кусты» пробудили в нём смутные младенческие воспоминания.

Вдалеке, почти на пределе сощуренных глаз, виднелась тонкая белая дымка – горы. Но до них было не меньше недели пути. Вскоре горизонт потемнел, даже напрягая зрение до боли, Златовлас больше ничего не смог разглядеть. По самым щедрым прикидкам ночь укроет здесь всё звёздами через полчаса, следовало искать место для ночлега… Но где? Если вокруг лишь песок и каменная соль. В спустившихся сумерках Краснотопье словно обагрилось свежей кровью, но вот кровь остыла, свернулась и почернела. Ни один огонёк не зажёгся в давящей темноте и тишине. И всё же это был обман: равнина совершенно точно обитаема, её жители попрятались, может, и не в зловещем, но и не в дружелюбном ожидании. Они хотят знать, что дальше предпримет чужак. То ли он отчаянный храбрец, пробирающийся через пустыню в одиночку без оружия… а то ли дурак набитый.