Мне кажется, я траванулся его лаком для волос. Хотя когда?
Нет, всё-таки Джимом Бимом траванулся. Бармен странно поглядывал на мой стакан с отбитым краем.
Часы на тумбочке показывают ад⁴. А, это половина двенадцатого. Еще один дурацкий день drog åt fitta⁵. Таинственный игрок в буквенные шарады пусть отправляется туда же. А я вздрочну на его труп.
Спать.
Комментарий к Глава 11
¹ Какого чёрта (швед.)
² Группа компаний «Бог» (англ.)
³ Посмотри на небо, такое яркое. Узри весь его свет (англ.) — строки из песни “Little angel”.
⁴ Перевернутое время 11:34 кристаллического циферблата похоже на четыре буквы, складывающиеся в “hell”, то есть Андреас лежал на постели вниз головой.
⁵ Ушёл в пизду (швед.)
========== Глава 12 ==========
Хотел я, не хотел, осёл или морковка, но квест продолжился. Рано или поздно выпивка должна была попроситься наружу — что и сделала ещё затемно, пробудив и ушибив меня и мои мизинцы на ногах обо все мебельные углы. Ни черта не проснувшись даже от ушибов, я на автопилоте доплёлся до сортира, но из-за сбитого прицела и общей болтанки не желавшего стоять ровно тела уселся на унитаз. И не заслуживала бы моя чисто физиологическая потребность отлить никакого упоминания, наряду с такими же не имеющими значения для истории регулярно повторяющимися актами дефекации, если бы не чисто выдраенный и ярко сверкающий сортирный пол в весёленькую розовую плиточку, от которой у меня заслезились глаза. Я швырнул об стену рулон туалетной бумаги, как-то выражая агрессию и облегчая себе муки, потом швырнул ещё один (а всего их было три), а когда потянулся за последним рулоном, чтоб вытереть наконец сделавший своё дело член, то не оторвал кусок туалетной бумаги. Он уже был оторван. Отделился и прилип ко мне, выпачканный в чём-то.
— Дерьмо! — завопил я не своим голосом, тряся рукой. — Уле, ты поплатишься за это!
Руку я, конечно, на предмет дерьма понюхал, прежде чем помыть. Оказалось — не дерьмо. На двойном бумажном квадрате тёмно-красной губной помадой кто-то небрежно вывел букву “A”, довольно пьяными прерывистыми штрихами. Тяжело, наверное, было писать, она ж мягкая. Хорошо, что не порвалась. А может, и порвалась. Чудесный загадочник, которого я выебу и в хвост, и в гриву, мог изгадить много клочков, прежде чем получилось. Пока я спал под морфином. Или гулял по кладбищу. Или ещё раньше? Нет, вряд ли. Не было бы мотива. Но, можно подумать, я что-то понимаю в чужих мотивах. Для меня всё это лишь повод засунуть шутника в багажник и увезти в лес. Ночью. Прихватив топор. И три резиновых дилдо. И верёвку. И спички. И несколько канистр бензина. И ещё парочку дилдо и резиновых кляпов. И крючья. И женские чулки с подвязками. Он будет сказочно смотреться на дереве со всем этим добром, а под его первоклассно пущенным в расход телом — весело потрескивать костёр.
Не имея, к сожалению, даже груши для битья, я отпустил сладкую мечту о мести и без прощальных речей смыл бумажку в унитаз. Раздражённо вышел на балкон. Берлин бодрствовал круглосуточно, шумел и волновался в привычном ночном ритме, но мне ещё спать и спать — пятый час утра всего-навсего. А как? Если сон перебит, душа вся как по наждачке жопой прокатилась. И сигарет мало. Кто-то прикладывался к моей пачке, брошенной тут у пепельницы. Фривольная горничная после жаркого перепихона, почему нет. Зато она вынесла старую вонючую железную пепельницу и принесла новую из зелёного муранского стекла, такую красивую, что её так и хотелось домой спереть. Я подкурил и заинтересованно забрал её с подставки-столика, привинченного к балконным перилам, чтоб получше рассмотреть замысловатые цветные узоры. И выматерился, едва понял, что клюнул на очередную приманку: под пепельницей лежала новая подсказка. То есть прямоугольная визитная карточка отеля, и вот на ней… да. Но я к тому моменту уже окончательно охренел, так что больше не удивлялся, пресытился до не могу. С лицевой стороны на карточке было нанесено только лого «Ритца», а под ним, заняв всё чистое поле, печатными буквами призывное: «А в кошельке смотрел?». И смайлик с высунутым языком.
Портмоне. Бред. Я ведь забыл его дома вместе с деньгами.
Но я не утерпел, заново заинтригованный, даже драгоценную сигарету не до конца скурил и бросился обратно в комнату. Уле прилетал с кучей багажа, хитрый Уле, то есть не он хитрый, а нанявший его игрок. Один чемодан брошен на самом виду. Я открыл его. Он пуст! Но в прорезиненном кармане чемоданной крышки прощупался плоский продолговатый предмет. Кто-то ещё сомневается, что это мой кошелёк?
Хорошо, что он простой, без молний и кнопочных застёжек: от захлестнувшего волнения я бы их сейчас сломал и порвал. Вытряхнул все кроны, посыпал чемоданное дно монетками, добрался до отделения с картами. Как их много, как тесно они напиханы, сами не выпадают, трясу, выдёргиваю по одной. Быстрее, мочи нет!
Нашёл. Увидел. Вытащил. Простая серая картонка, похожая на те, с которыми продаются новые кошельки, вкладываемые в прозрачные кармашки или вообще куда угодно, чтоб сохранить изделию форму. Картонка без надписей. Без… что?!
Моё сердце неистово выколотило в груди фигуру высшего пилотажа, очень похожую на “Skit också!” Нет… этого не может быть, ну ёлки же палки!
Я думал, упаду от облегчения и ударюсь об угол дивана до сотрясения: картонка — двойная. Слиплась. Мои неловкие ногти поддели краешек и разделили её на две. Внутри они не серые, а белые. И на той, что поспешила вывалиться у меня из рук сразу после прочтения и идентификации прочтённого, красовалась третья буква, выведенная чёрным перманентным маркером. Последняя буква. Откуда знаю, что последняя? Потому что — “T”.
С-А-Т. Котик. Кошечка. Кисо…
Вот и сказочке конец. Кто-то очень хочет, чтобы я поверил в Эрика. Что он, а не Шин, за всем этим стоит. Начиная с передачи ключа. И кем же может быть этот хитроумный мудак, в моих фантазиях уже повисший на дереве в белых чулочках? Никому я не мог так насолить в кратчайший срок. Ну, кроме самого Кисо, который спит и видит, как я обретаю веру в его мозг, восхищаюсь и извиняюсь за посылание нафиг, то есть в библиотеку.
А, ладно, придётся всё равно сначала звонить. Угрозой жёстко отыметь я его не напугаю, угроза выкидывания из группы прозвучит провокационно — не дай Бёр¹, прислушается. Угроза избить — откровенно дурацкая и несерьёзная. Угроза, эм… да нет у меня больше угроз. Он и до прихода в группу не был похож на невинную фиалку, а я — закончил ваять из него шлюхохулигана, который самого дьявола не боится. Бля. Сплошная безысходность…
Кисо не берет трубку! Какая хитрая жопа!
Спасибо, Кисо, отпуск прерван. Хотя не буду спорить, что он и моими собственными усилиями накрылся тазиком. Я не проведу в Германии больше ни минуты спокойно, если разгадка корчит рожи и уделывается от смеха там, в Стокгольме.
Звоню опять — в авиакассы. Действительно, зачем мне сон в удобной кроватке, когда так сильно свербит кого-то не мешкая изнасиловать. Полтора часа в салоне бизнес-класса досплю.
*
Утро смело можно выбросить на помойку. Ненавижу очень долго выкатывающиеся к взлету крылатые корыта, то пустые, то переполненные залы ожидания, повышенные меры безопасности из боязни наткнуться на террориста с поясом смерти, а натыкающиеся только на громких мамаш с обоймой молочных бутылочек через плечо. И размеренную, на зубах скрипящую вежливость улыбчивого персонала — всё ненавижу. Я не спал, я не ел ланч из обмотанной фольгой коробки, я высосал на борту три пива, я нагрубил стюардессе и потребовал четвертую бутылку. Грубил, конечно, сексуально — предложением нагнуть её в проходе между креслами за нерасторопность. Мне обещали повестку в суд и огромный штраф за домогательство, я показал средний палец и был выпровожен из самолёта первым. Ура, подействовало.
Кисо жил в Блакеберге², так что из Арланды³ я добирался к нему самые длинные и злоебучие сорок минут моей жизни. Пробок не было, в такси не играла никакая раздражающая музыка, но я сидел ополоумевшим, очень агрессивным и полупьяным чучелом. Кое-как протрезветь и обрести ясность ума меня заставили последние метры до заветного дома.
