Случается даже странный переломный момент, когда Уилл решает для разнообразия укусить Ганнибала. Он оставляет большой яркий синяк над бедром и время от времени возвращается к нему, прикасаясь языком и слабо прикусывая. Ганнибал борется с острым желанием сделать этот след постоянным, схватить со стола скальпель и вырезать на нём инициалы Уилла, и это ощущение для него ново. Ганнибал всегда оставлял на других доказательства своего присутствия, особым безымянным способом, которым он действительно гордился, но никогда не позволял оставлять на себе никаких следов. Уилл другой, и Ганнибал не до конца осознаёт, почему это удивляет его, ведь он и ранее задумывался, что в жизни не встречал никого, подобного Уиллу. Одержимость не заканчивается именем на теле любовника. Это двухпутная дорога, и собственник должен быть так же отмечен, как и собственность.

— Ты мой, — шепчет он Уиллу в затылок одним очень ранним утром, разбудив его в то время, когда день ещё не успел начаться, лишь для того, чтобы заняться неторопливым ленивым сексом.

— Знаю, — приглушённо говорит Уилл, и в его тоне слышится бесконечное осознание всех тех вещей, о которых Ганнибал никогда не говорил. Ганнибал сжимает пальцами его бёдра. Ему хочется каким-то образом слиться с Уиллом в единое целое: нечто с острыми зубами и темнотой внутри.

Однако мир по-прежнему против них и, несмотря на все усилия Ганнибала оградиться от него, он скребётся в ворота крепости, построенной из костей. Одним тихим вечером раздается звонок в дверь, но она не открывается. У Уилла есть плохая привычка звонить и, не дожидаясь ответа, врываться в дом, словно он тут живёт. Хотя порой это и кажется правдой. Ганнибал не удивится, если узнает, что Уилл не догадывается, как глупо оставлять дверь открытой, живя в центре Балтимора — не в Вулфтрапе. Но даже если тот и догадывается, то никогда не задумывается над этим. Тишина, последовавшая за звонком, даёт понять, что пришёл кто-то другой, и Ганнибал не удивляется, увидев на пороге своего дома Алану Блум. По правде говоря, он ждал её.

— Мне нужно поговорить с вами, — раздражённо говорит она. А затем проходит мимо него, обутая в чудесные бордовые туфли, и направляется в сторону кухни. Странный выбор. До её прихода Ганнибал находился в гостиной, перечитывая роман Зюскинда, но он уверен — Алана знает о том, что кухня всегда была сердцем его дома. Если она хочет ударить по больному, то кухня — лучшее место для этого.

— Всё в порядке, — говорит он. — Могу я предложить вам выпить?

— Нет, спасибо. Я за рулём, — пренебрежительно бросает она, и Ганнибал раздумывает, стоит ли сказать, что в его доме есть и безалкогольные напитки. — Что вы делаете с Уиллом?

Она бьёт сразу в точку, и Ганнибал смотрит сквозь неё, обдумывая ответ. Он сомневается, что Алана оценит правду, хотя бы потому, что вместе с этим раскроется куда больше деталей, чем она могла ожидать. С другой стороны, постановка вопроса чётко даёт понять, что попытки солгать или уйти от ответа бесполезны. Она уже знает, что он делает с Уиллом.

— Полагаю, он уже рассказал вам, — говорит Ганнибал.

— Да, рассказал. Ганнибал, да о чём вы думаете? — она вскидывает руки, её ногти покрашены в скромный оттенок золотисто-коричневого.

— Я не совсем уверен, что именно должен ответить на это, — честно говорит он и наблюдает за великолепной картиной гнева и ярости.

— Он ваш пациент! Это могло стоить вам лицензии!

— Официально он не мой пациент. Он даже ни разу не платил. Мы просто проводим беседы.

— А после вы спите с ним.

Он переносит вес с одной ноги на другую, чувствуя себя неловко.

— Да, я сплю с ним. Однако это совершенно не касается наших сеансов, и мне кажется странным, что вы решили связать эти два понятия.

— Вы не можете разделять отношения таким образом. Вы не должны заставлять Уилла пытаться разорваться и стать сразу двумя людьми, которые могут удовлетворять ваши нужды — Уиллом-пациентом и Уиллом-парнем. Это не сработает. Это только навредит ему!

Ганнибал никогда не задумывался об Уилле как о парне. Любовник — да, собственность — постоянно, но «парень» превращает их отношения во что-то радостное и живое. Не слишком подходящее слово.

— Уилл сделан не из фарфора, Алана.

Его поражает, как по-разному происходят подобные разговоры. Джека приходится убеждать в том, что Уилл слаб. Алану — в абсолютно противоположном. Они оба и правы, и неправы, и он просто использует их, чтобы добиться желаемого.

— Уилл очень нестабилен и, переступая через черту необходимых ему профессиональных взаимоотношений, вы не помогаете ему. Вы знаете это, Ганнибал. Не могу поверить, что из всех людей именно вы игнорируете это, чтобы извлечь выгоду. Я с трудом поняла, что всё это из-за вас. Почему вы так поступаете с ним?

Ганнибал ничего не говорит. Ему кажется, ответ очевиден, даже если это выставит напоказ его истинную эгоистичную натуру.

— Вы любите его?

Всё так же предсказуемо.

— А вы? — спрашивает Ганнибал, глядя на то, как Алана вздрагивает.

— Вы уходите от ответа.

— Как и вы.

— Ганнибал, ради Бога, вам же не двенадцать лет.

На столе лежат несколько помидоров, и Алана выглядит так, будто сейчас запустит одним из них в Ганнибала. Эта мысль его удивляет.

— Я ощущаю глубокую симпатию по отношению к Уиллу, — он даёт ответ, так окончательно и не ответив на поставленный вопрос. — Он очень важен для меня, и я могу твёрдо сказать, что ранее не сталкивался с подобным.

— Вы же понимаете, что это не поможет ему. Если вы любите его, действительно любите, то дайте ему возможность прийти в себя. Он не должен состоять в отношениях ни с кем, и уж тем более, не со своим психиатром. Меня просто шокирует ваш эгоизм, Ганнибал!

— Поэтому вы отвергли его?

Её передёргивает, на этот раз более заметно — будто он брызнул водой на непослушную кошку.

— Он рассказал вам.

— Довольно давно. Ещё до того, как мы сблизились.

На лице Аланы отражается масса эмоций, прежде чем она успевает надеть на себя профессиональную маску. Ганнибал знает кое-что о ней, знает о её истории с Уиллом. Ладно. Она справится с этим.

— Да, — отвечает она, выпрямляя спину и вскидывая голову. — Поэтому я ему отказала. Мои чувства к нему не так важны, как его самочувствие.

Что ж, вот и удар.

— А что насчёт его чувств к вам?

— Они тоже не так важны, как его благополучие. То, что он хочет чего-то, не значит, что он это получит, особенно если всё может плохо отразиться на нём. Это относилось ко мне, а сейчас, очевидно, к вам. Вы психиатр, Ганнибал, вы знаете это. Не говоря уже о том, что Уиллу необходимо осознать, кем он является, и точно так же, как он работал раньше, связывая себя с другими людьми, сейчас он хочет связать себя с человеком, предлагающим ему стабильность и понимание. У всех нас были пациенты, в которых мы влюблялись, и все мы понимаем, почему нельзя использовать их в своих целях.

— Я не использую его в своих целях!

Спокойствие уходит в считанные мгновения, маска исчезает с лёгким дуновением ветра, и это зрелище пугает Алану. Ганнибал возвращает себе доминирующую позицию, обнажает зубы и решает изменить ситуацию.

— Я знаю, что это выглядит неубедительно, но уверяю вас, я думаю только о благополучии Уилла.

Эта ложь звучит так агрессивно, что он почти чувствует острый привкус крови на языке.

— Нет, не думаете! Простите, Ганнибал, но вы об этом не думаете! Вы позволили своим чувствам ослепить вас. Вам нужно отступить!

— Отступить как психиатру или как любовнику?

— И то, и другое, — отрезает она. — Более очевидно, что как психиатру, но и как любовнику тоже. Вы слишком тесно переплели эти понятия. Ваши отношения не восстановить.

— Он наслаждается моей компанией. Он говорит, что я помогаю ему твёрдо стоять на земле.

— Конечно, он считает вас своей опорой. Но это не значит, что вы должны спать с ним! Чесапикский Потрошитель причиняет ему достаточно вреда и без вашей помощи, Ганнибал.