Уилл сглатывает.

- Джек не участвовал в этом, я уехал сам.

- А, вот оно как… Больше не доверяешь агенту Кроуфорду? Правильно делаешь, Уилл, он не умеет обращаться с хрупкими вещами, - пальцы в волосах Уилла приходят в движение: оглаживают бережно, почти нежно. - Ему недостает… Вкуса. И утонченности. Он разрушает их, даже если не хочет. Как маленький мальчик. Но хуже всего в нем даже не это, а то, что он не умеет получать от деструкции удовольствия, понимаешь?

Уилл не хочет, но понимает, о чем говорит Лектер: он был в этой лощеной шкуре, видел мир чужими глазами. Круг замыкается, лицо Ганнибала все ближе и ближе, можно почувствовать тепло его дыхания на собственной коже.

- Я – другое дело, Уилл. Я умею получать удовольствие и не стыжусь этого. Сказать, что мне нравится твой надлом – не сказать ничего.

Уилл едва может совладать с собой, когда Ганнибал делает шаг вперед, хватка пальцев становится крепче, губы обжигает прикосновение… Уилл знает, у некоторых жертв доктора Лектера не было лиц. Не было губ, носов, даже ушей.

Он мог есть их сырыми.

Страх парализует. От теплых, влажных прикосновений внутренности сковывает льдом.

- Профессор Дэвис, мы хотели… Ого!

Уилл вздрагивает всем телом, пытается отстраниться, но острая, саднящая боль в затылке не дает. Наконец, Ганнибал отпускает его волосы, делает полшага назад, укрываясь в тени.

- Д-да, мисс Бойлд, - Уилл едва может удержаться, чтобы не вытереть губы. Он знает, они влажные и, наверняка, поблескивают в искусственном свете.

- Я… - Джиневра переводит взгляд с Уилла на Лектера и обратно. Ее лицо принимает странное выражение: смущенное, чуть ехидное, она явно пытается не улыбнуться.

- Мы хотели спросить насчет доклада, профессор. Но, кажется, мы не вовремя, - а вот Аккерман своих чувств не скрывает, смотрит дерзко, почти нахально. – Нам зайти позже… Или лучше завтра?

Уилл в панике оборачивает к Ганнибалу. Что же делать? Если Лектер пришел за ним, то эти двое становятся свидетелями и…

- Приходите завтра, - отвечает за него Ганнибал. – Профессор Дэвис сегодня занят.

Его мягкий, вкрадчивый голос звучит так убедительно, что студенты кивают, как загипнотизированные.

Когда они вновь остаются одни, Уилл боится пошевелиться, боится даже вдохнуть. В своей жизни он не знал никого, опаснее Ганнибала Лектера. Никого умнее, никого расчетливее.

Он знает: Ганнибал Лектер не отпускает тех, кто однажды попался в его сети. Так что же это было? Он просто дал им уйти? После того, как они его видели? Беглого преступника, объявленного в розыск на пяти континентах?

Уилл боится смотреть на Ганнибала, боится увидеть в чужих глазах ответ на свой невысказанный вопрос и заранее почувствовать себя виноватым в двух смертях.

- Уилл, - на плечи ложатся теплые руки, шею опаляет дыхание. – Я же сказал, ты в безопасности сейчас.

«Сейчас» - все, что слышит Уилл Грэм.

- Они тебя видели, ты же понимаешь…

- Понимаю, - Уилл покрывается мурашками. – Они меня не узнали. Они были слишком… удивлены.

Уиллу вдруг некстати думается, что теперь весь поток будет знать, что… Он облизывает губы, собирая языком чужой вкус. Ему вспоминается тот их поцелуй, горячий, болезненный, когда он уже поплыл от шока и потери крови.

Ганнибал разворачивает его к себе лицом, и Уилл жалеет, что между ними почти нет разницы в росте. Он бы предпочел смотреть на чужой подбородок, а не в эти полуприкрытые тяжелыми веками глаза.

- Моя тяга к тебе, Уильям, иррациональна. Она носит некий… Патологический характер. И речь даже не о моих специфических вкусах. Я говорю об эмоциональной стороне нашей связи.

Связи… Уилл представляет, как от него к Ганнибалу тянется алая веревка из его собственных кишок, сухожилий и мышц. Вот она – их связь.

Крепче, чем пуповина.

- Я – твое надкушенное яблоко.

- И это тоже, - соглашается Ганнибал. – Я держал твою жизнь в своих руках дважды. И оба раза сохранил ее.

Уилл вспоминает, с каким сожалением, почти болью Лектер смотрел на него, когда их прервал вой полицейских сирен. Вспоминает, как Ганнибал взглянул сначала на него, а потом на скальпель в своей руке. Уже позже, в больнице, придя в себя, он понял, что ровно в тот момент решалась его судьба.

- Ты хотел… - Уилл набирается мужества, чтобы озвучить очевидное, чтобы заглянуть в чужие глаза. - Закончить все на своих условиях?

В тишине пустой аудитории собственные слова звучат почти оглушительно, Уиллу кажется, что он слышит тонкий звон разбитого стекла.

- Да, Уилл, - почти нежно отвечает Ганнибал. – Закончить все сегодня.

Уилл закрывает глаза, глубоко вдыхает, собираясь с мыслями, и вдруг понимает, что испытывает почти… Облегчение?

Да, наверное, это самое правильно слово.

Он устал жить в страхе. Просыпаться по ночам от звука ветра, вздрагивать от каждого шороха и ждать, когда за ним придут. Ждать каждый час, каждую минуту, что вот-вот щелкнет замок на входной двери и уверенные шаги отмерят ступени скрипучей лестницы.

И если бы кто-нибудь спросил Уилла, что в его жизни было самым ужасным, то он бы ответил не задумываясь:

- Неизвестность.

Не убийство человека, не нападение серийного маньяка, не даже его способности.

Неизвестность – вот, что хуже всего. Она выматывает, как ничто другое.

И теперь Ганнибал здесь.

Все закончится.

Уилл открывает глаза, улыбается чуть рассеянно, светло.

- Я готов.

========== Часть 4 ==========

Они едут по заснеженной трассе, яркий свет фар выхватывает из темноты полосы дорожной разметки, редкие встречные машины и бесконечный снег, укрывающий их белой пеленой. Ганнибал за рулем, он выглядит спокойным и уверенным, не отвлекается от дороги, изредка переключает радио, которое вдруг разом перестает барахлить.

Уилл сидит на пассажирском сидении, равнодушный и уставший, его клонит в сон, он постоянно зевает, трет глаза. Ему почти все равно, куда они едут и зачем. Хотя последнее, конечно, для него не секрет: Ганнибал выразился однозначно. Уилл просто хочет, чтобы все прекратилось.

- Ты не хочешь знать, куда мы едем? – с легкой иронией в голосе спрашивает Ганнибал.

Уилл смотрит в окно: кругом заснеженный лес и темное, усыпанное звездами небо. Ему кажется смутно знакомым этот пейзаж, а на перекрестке он видит табличку.

- Ты ведь?..

- Мы едем к тебе, Уилл. Твоя стая, должно быть, не кормлена. Да и сам ты выглядишь уставшим.

Уилл думает, что Ганнибал похож на большого, сытого кота, который играет с пойманной мышью. Играет жестоко, не церемонясь, ведь исход один – он перекусит своей жертве хребет. От этих невеселых мыслей бок снова обжигает фантомной болью, Уилл неосознанным жестом касается шрама, растирает его, морщится. А потом ловит чужой взгляд, долгий и странно задумчивый.

Дальше они едут в полном молчании, лишь радио негромко наигрывает какую-то джазовую композицию. Уилла клонит в сон так сильно, словно ему подсыпали снотворного.

Он думает об Алане, думает о Джеке. Ему вдруг становится жаль себя так остро, почти невыносимо. Он вспоминает, как когда-то давно, когда еще были живы родители, он мечтал, что однажды все изменится: он вырастет и его больше не будут гнобить мальчишки из школы, а девочки перестанут воротить с него нос. Что у него будет своя семья, друзья и настоящая, взрослая жизнь.

И вот, ему уже за сорок, по утрам он видит на висках все больше серебра, линии морщин намертво въелись в кожу, а последние три года он только и делает, что ждет, когда же за ним придет маньяк, бывший его лучшим другом.

- Просыпайся, Уилл, мы приехали.

Уилл вздрагивает, он даже не заметил, как задремал. А они действительно приехали: собственный дом встречает его теплым светом окон. И это странно, ведь он помнит, что перед уходом погасил свет везде.

Псы встречают его радостной возней и мельтешением хвостов, они с жадным интересом принюхиваются к пакету с мясом, умоляюще заглядывают в глаза. А потом следом заходит Ганнибал, и собаки ластятся к нему, как к старому знакомцу.