- Уилл, что у тебя там? Разбил чашку? – это Алана, вернувшаяся к компьютеру.

- Соус, - отвечает он, аккуратно вышагивая из кроваво-красной лужи.

Красный, и уж тем более «кроваво-красный», будит то, чему следует спать.

Уилл показательно зевает пару раз, трет глаза.

- Что-то я погорячился, - говорит он.

Алана улыбается понимающе, они болтают ни о чем еще пару минут и прощаются. Когда Уилл убирает злополучный соус, то режет об осколок палец. Красное на красном. Символично…

В ту ночь он так и не может уснуть.

Баюкает саднящую руку, бездумно слоняется по дому из угла в угол, пытается готовиться к занятиям, но все без толку: буквы сливаются перед глазами, пальцы дрожат, от яркости монитора болит голова. Поэтому Уилл, забрав с дивана подушки и плед, возвращается в спальню, где вьет своеобразное гнездо из одеял, окапывается в самом центре и зовет собак. Их теплая тяжесть успокаивает.

Так он пережидает эту странную ночь.

А утром приходит снег, холод и перебои с электричеством, кофе получается холодным, с неприятной мутной пленкой. Уилл клянется себе, что сегодня же начнет поиск нормального жилья.

Уже одевшись, он вспоминает, что по расписанию у него сегодня дополнительная лекция и раньше шести его дома точно не будет. Пошарив по полкам, он достает оттуда банки с собачьим кормом, высыпает в миски.

Псы, заслышав знакомые звуки, бегут на кухню, тычутся мордами, вертят хвостами и путаются под ногами. Но, понюхав консервы, равнодушно лижут их пару раз и вопросительно смотрят на Уилла.

- Обещаю, после работы заеду за мясом, - говорит Уилл, выбрасывая жестянки в переполненную мусорку. – Честно.

Собаки смотрят недоверчиво, скептически, словно бы говоря: не слишком ли много обещаний для одного утра, Уилл Грэм?

Уилл трет переносицу пальцами, улыбается устало.

- Ну, правда.

Псы провожают его до двери, машина предсказуемо замерзла и не заводится с первого раза, старое радио барахлит, прыгает по волнам, шумит частотами. На перекрестке его подрезает темно-синий пикап, и парень в бейсболке, сидящий за рулем, машет ему рукой. Уилл даже не злится, равнодушным взглядом провожает наглеца, трогается.

Его место на парковке занято. Опять.

Фиат Коулмана сияет глянцевыми боками и нагло смотрит в ответ блестящими фарами. Уилл думает, что царапать чужую машину ключом – верх безвкусицы. К тому же всюду камеры.

- Профессор Дэвис.

Уилл поправляет на плече лямку от сумки с лептопом.

- Профессор Дэвис!

Он вздрагивает: все никак не может привыкнуть к новой фамилии, оборачивается.

Джиневра Бойлд и Стюарт Аккерман – похожи как брат и сестра: оба высокие, светловолосые, с породистыми, словно под резец выточенными, лицами. Но держатся за руки, целуются на лестничных пролетах, тискаются в нишах. А еще имеют высшие баллы по его предмету. Они нравятся Уиллу. Но только не сегодня.

- Мистер Дэвис, как провели выходные? – Джиневра улыбается, от чего лицо ее принимает чуть лукавое выражение.

- Отсыпался, - врет Уилл. – Гулял с собаками.

- О, а по вам и не скажешь, - хмыкает Стюарт, за что Джиневра тут же тычет его локтем в бок.

- Да, - через силу улыбается Уилл, поправляет очки. – Пытался выспаться, но не получилось.

- Мы ведь сегодня проходим расстройство привычек и влечений, да? Я прочитала следующую главу, вы будете показывать нам слайды?

Уилл понимает, на что она намекает. Следующей главой были «Расстройства половой идентификации и сексуального предпочтения», самая интересная тема для ребят их возраста.

- Может быть, - уклончиво отвечает он и смотрит на часы. – Через три минуты занятия, вам стоит поторопиться.

Джиневра понятливо кивает, тянет Стюарта за рукав, но тот медлит, смотрит на Уилла странным взглядом, от которого тянет поежиться.

И только почти час спустя, посередине занятия, он понимает, что не так – глаза.

У его студента глаза почти такого же цвета, что и у Ганнибала. Чуть светлее, но из-за теней на парковке радужка казалась темнее, а стоило ему взглянуть исподлобья…

- Профессор, с вами все хорошо?

Уилл вздрагивает, он опять «выпал» из реальности.

- Д-да, все нормально, - он нервно оборачивается на доску со слайдами, чтобы вспомнить, о чем говорил и продолжает лекцию.

К обеду он чувствует себя выжатым до капли, а еще надо как-то продержаться полдня. Он не хочет есть в местном кафетерии, ему остро нужно побыть в одиночестве, поэтому, накинув пальто, он идет в ближайший ресторанчик.

Официантка восточной внешности приветствует его и протягивает меню.

- Двойной эспрессо, любой вегетарианский салат и рыбу на ваш вкус, - говорит он, не заглядывая в меню.

Девушка, если и удивлена, то не показывает этого. Просто кивает и уходит.

Уилл опускает голову на скрещенные руки и почти засыпает, как вдруг его тревожит странное чувство между лопатками. Не то зуд, не то холодок… За ним кто-то наблюдает.

Либо это некстати разыгравшаяся паранойя.

Он незаметно оглядывается, но не видит ничего подозрительного: несколько смутно знакомых студентов в углу, двое мужчин в костюмах и с дипломатами, пожилая парочка иностранцев…

- Ваш эспрессо.

Иногда Уилл делает ставки: на сколько еще его хватит? Три года он продержался, когда же иссякнет запас прочности?

Он ест, не чувствуя вкуса: листья салата, кусочки сыра, соус, рыба… Все – как резина, с привкусом антисептика. Расплатившись и щедро оставив на чай, он идет вглубь квартала, где-то здесь была вывеска… А, вот она, мясная лавка.

С тех пор, как все произошло, он старался бывать в таких местах как можно реже: вид распотрошенных туш, подтеки крови, влажный блеск кусков свежего мяса… Все это возвращало его назад. Туда, откуда он так хотел сбежать.

Улыбчивый продавец в мясницком фартуке расхваливает свой товар, сыпет эпитетами, от которых к горлу Уилла подкатывает ком тошноты.

Он тычет пальцем в ближайшую витрину, просит завернуть. Потом вспоминает про кости, которые ветеринар рекомендовал давать псам не реже раза в месяц, и ему становится совсем нехорошо. Уилл выходит из лавки на подгибающихся ногах, прислоняется к стене. Мысли о том, что и он бы мог быть там, как животное, порубленное на куски, как еда, свербит в мозгу.

Он вспоминает слова Ганнибала «я бы забрал тебя целиком, без остатка, спрятал бы в себе», они выжигаются в его мозгу огнем и железом.

Интересно, сколько бы из него вышло мяса? А сколько костей?

Он вспоминает Хоббса с его бережным, педантичным отношением к жертвам. Набил бы Ганнибал из его волос подушку? Превратил бы в замазку для труб? Сделал бы частью своего изысканного, продуманного до последней мелочи интерьера?

Уилл опаздывает. Врывается в аудиторию, на ходу разматывая шарф, убирает пакет из чертовой лавки подальше от чужих глаз, извиняется.

- Да что вы, профессор Дэвис, мы как раз успели обсудить тему, - смеется со своего места Джиневра, размахивая тетрадью с конспектами, ее светлые волосы разлетаются серебряным каскадом. Сидящие рядом негромко хихикают, явно поддерживая какую-то общую шутку.

Уилл настраивает проектор, негромко кашляет, привлекая внимание, ждет, когда все затихнут, и начинает лекцию. Вопреки ожиданиям, его прерывают лишь дважды. Первый раз - Стюарт, когда на экране появляются фотографии пожара, с толпой зевак за ограждением, которые иллюстрируют пироманию.

- А вы согласитесь с Фрейдом в том, что лицезрение пламени для пиромана связано с бессознательной ассоциацией? – спрашивает Аккерман со спокойным интересом, и Уилл даже не сомневается, что в перерывах между вечеринками и попойками в барах, он действительно читает Фрейда. - Я имею в виду сексуальную активность, конечно. С тем, что поджог – это гиперкомпенсация дисфункций?

Уилл хмыкает, веселея в первый раз за день.

- На данный момент не существует однозначного мнения. Но, мистер Аккерман, апеллируя к Фрейду, вы должны быть очень осторожны. Ведь иногда сигара – это всего лишь сигара.