Шелдон приподнялся было на кровати, чтобы отправиться на кухню, но Леонард остановил его, схватив за руку. Он сделал это чисто машинально, и его почти сразу же шибануло мыслью, что с прошедшей ночи, о которой он запрещал себе вспоминать, это был первый раз, когда они вообще касались друг друга. На секунду они оба замерли неподвижно. Леонард встретил напряженный взгляд Шелдона и тут же выпустил его запястье, словно обжегшись. Шелдон продолжал сверлить его взглядом секунду или две, словно проверяя, а потом осторожно опустился обратно на кровать. Но его глаза были по-прежнему устремлены на Леонарда, и тот тяжело сглотнул. Ему неожиданно пришло в голову, что теперь, когда все между ними стало таким странным, вытащить Шелдона из кризиса будет еще более непросто, чем он предполагал.
– Все в порядке, мне не нужен горячий напиток, – повторил Леонард слегка дрогнувшим голосом. – Я просто хочу сказать, какое тебе дело до Родстейна теперь? Он мог сделать то, что сделал, намеренно, он мог сделать это случайно, но, черт возьми, какая теперь разница? Мы свободны от него теперь, мы никогда его больше не увидим. Разве этого не достаточно?
Шелдон покачал головой:
– Я постараюсь тебе объяснить. Дело в том, что ситуация в целом представляется мне крайне унизительной. Видишь ли, ради общего блага и соблюдения общественных условностей я терпел нечто такое, что в других обстоятельствах счел бы для себя неприемлемым, а в результате выяснилось, что я делал это напрасно. Таким образом, я оказался унижен и выставлен полнейшим дураком перед тобой, Раджем, Говардом, Пенни и перед самим собой только потому, что Эван предоставил мне ошибочную информацию. В данных условиях, единственным, что позволит ему оправдаться в моих глазах, будет то, что он сам ошибался и искренне верил в то, что говорил. В противном случае, мне придется занести его имя в список своих заклятых врагов.
– Шелдон, поверь, тебе не нужно чувствовать себя униженным передо мной, Говардом, Раджем или Пенни, – сказал Леонард. – Мы твои друзья, мы любим тебя и ценим, ты не должен оправдываться перед нами в чем бы то ни было.
– Леонард, я задал простой вопрос, – перебил его Шелдон. – Считаешь ли ты, что Эван Родстейн намеренно ввел меня в заблуждение, чтобы заставить выполнять его волю, или не считаешь? Для информации, у меня есть собственная теория на этот счет. Мне просто требуется узнать мнение человека, более подкованного в сфере взаимоотношений.
Секунду или две Леонарду мучительно хотелось сказать Шелдону, что Родстейн сам ошибался и был с ним искренен, и тогда Шелдон не чувствовал бы себя одураченным и использованным. Он уже почти решил, что это будет наилучшим вариантом, когда ему пришло в голову, что это будет обманом, будет в точности тем же самым, что делал Родстейн, а последнее, чего хотел Леонард, так это быть похожим на этого мерзавца.
– Я не думаю, что он сам верил в то, что говорил, – в конце концов признался он, тяжело вздохнув.
– Хм. Это подтверждает мое предположение, – отметил Шелдон. – Что ж, значит, я был дураком все это время, попавшись на его ложь.
– Ты не был дураком, – возразил Леонард. – Мы все попались на его уловки, так или иначе. Он умен в этом, Шелдон, он хорошо разбирается в людях и умеет этим пользоваться ради своей собственной выгоды. Так что никто и не думает смеяться над тобой из-за того, что случилось.
– Спасибо за утешение, Леонард. Я рад, что все разъяснилось, – официально сказал Шелдон, поднимаясь со своего места. – Но полагаю, что теперь мне самому нужен горячий напиток.
*
На следующий день Шелдон отказался выходить из своей комнаты. Леонард по-настоящему забеспокоился, когда пробило десять, а Шелдон так и не вышел, и, поколебавшись, постучался к нему. Не получив ответа, он осторожно заглянул внутрь, только чтобы обнаружить Шелдона свернувшимся на кровати в позе зародыша.
– Шелдон, я могу войти? – на пробу спросил он, но тот к нему даже не обернулся.
– Это моя комната. Никто не может находиться в моей комнате, Леонард, – коротко ответил он.
Решив дать своему соседу немного времени и личного пространства, Леонард проявил уважение к его просьбе и неслышно затворил за собой дверь. Было воскресенье, так что он потратил почти весь день на то, чтобы разобрать холодильник, съездить в магазин за продуктами взамен испорченных, отнести вещи в прачечную и сделать сотню других дел по хозяйству, обременительных, но необходимых.
Кутраппали все еще тяжело переживал разрыв с Беатрис и, как подозревал Леонард, отходил от привычки к употреблению кокаина. Так что когда Леонард позвонил ему вечером, чтобы узнать, не хочет ли он приехать к ним на ужин и посмотреть кино, рассудив, что компания друзей могла бы подбодрить Шелдона, а еще втайне не желая справляться с этим в одиночку, то получил от него достаточно грубый отказ. Говард же был у матери под домашним арестом после своего поспешного и необдуманного бегства в Майами, так что его компания тоже отменялась. Последней надеждой оставалась Пенни, и Леонард стучался в дверь ее квартиры довольно долго, прежде чем смириться с фактом, что ее попросту не было дома.
Но это было неважным, понял Леонард, когда Шелдон отказался выйти из своей комнаты даже на ужин. Леонарду пришлось приоткрыть дверь в его комнату и поставить коробку с тайской едой и палочками прямиком на пол, чтобы он хоть что-то поел.
– Послушай, это просто нелепо, – утомленно сказал он в приоткрытую дверь, наблюдая за тем, как Шелдон вороватым движением поднимает коробку с едой, чтобы устроиться с ней на своей кровати. – Мы же все обсудили, нет повода чувствовать себя униженным. Завтра тебе придется выйти из своей комнаты и поехать на работу в любом случае. Почему тебе вечно нужно все усложнять?
– Они неправильно порезали курицу, Леонард, – донесся до него обвиняющий голос Шелдона. – Ты опять отвлекался на посторонние мысли, когда делал заказ? Отвечая на твой вопрос, я ничего не усложняю. Напротив, все предельно ясно: я остаюсь в своей комнате, попросту потому что не испытываю желания из нее выходить. Стоит мне сделать это, и я неизбежно окажусь в назойливом человеческом обществе, а это, знаешь ли, отвлекает от размышлений. Мне еще многое нужно обдумать.
– Что, например? – устало спросил Леонард.
– По-твоему, у ученого моего уровня мало поводов для размышлений? – вопросом на вопрос ответил Шелдон, в его голосе прорезалось раздражение. – Я думаю о многих вещах, Леонард. Я думаю об облаке космической пыли и газа, из которого зародилась Вселенная, о квазичастицах, о черных дырах, ультрафиолетовой катастрофе, термодинамическом равновесии… неужели мне действительно стоит продолжать?
– Прекрати, – резко сказал Леонард, закипая и не желая слушать от него эту белиберду. – Мы оба знаем настоящую причину, по которой ты спрятался здесь ото всех. Но я уже говорил тебе, что никто и не думает осуждать тебя или смеяться. Ты можешь рассказывать мне, что угодно, но спроси самого себя, Шелдон, неужели того, что уже случилось, не было достаточно? Неужели тебе действительно нужно и дальше изводить самого себя этим отшельничеством вместо того, чтобы вернуться к нормальной жизни?
– Вот, что я имел в виду, когда говорил, что предпочитаю уединение, – невозмутимо заметил Шелдон. – Стоит подпустить кого-то на расстояние вербальной досягаемости, и все, что ты слышишь – это бла-бла-бла, так что о раздумьях в тишине и спокойствии о действительно важных вещах можно забыть.
Неожиданно взбешенный его полнейшим нежеланием идти на контакт, Леонард все-таки распахнул дверь в его комнату без приглашения. Шелдон застыл, сосредоточив все свое внимание на Леонарде, и осторожно отставил коробочку с тайской едой в сторону.
– Шелдон, ради Бога, это просто глупо… – начал Леонард и сделал несколько шагов по направлению к нему, но остановился, увидев в его глазах самый настоящий страх.
Шелдон тяжело сглотнул, не сводя с Леонарда напряженного взгляда, и тот замер, уставившись на синяк у него на подбородке, все такой же явный и отчетливый, как накануне, и это зрелище оказалось неожиданно отрезвляющим. Леонарду вдруг пришло в голову, что он требует от Шелдона слишком многого.