– Ты неподражаем, ты знаешь это? – спросил он, обращаясь к Шелдону. – Пойдем, нужно забрать твой выигрыш.

Он взял Шелдона за плечо, поднимая его с места, и все остальные молча двинулись за ними.

– Какого черта только что произошло? – шепотом спросила Пенни у Леонарда, округлив глаза, но он пожал плечами и сделал вид, что ему известно об этом не больше, чем всем остальным.

*

Тем вечером Родстейн предсказуемо закатил вечеринку. На этот раз усталостью было уже не отговориться, поэтому Леонард против воли оказался втянут во всеобщее веселье, равно как и Шелдон. Стоило отметить, все кроме них двоих, казалось, веселились от души: Воловитц снимал девочек у барной стойки, Кутраппали отплясывал с Беатрис с таким неистовством, что казалось, он вот-вот либо взлетит в воздух, либо его прикончит внезапный приступ такихардии, а Пенни довольно-таки откровенно любезничала с Майклом Дауэллом в укромном уголке.

Весь вечер Родстейн предпочитал не выпускать Шелдона из поля зрения, преимущественно держа его недалеко от себя. Ненавидевший вечеринки Шелдон явно чувствовал себя ниже среднего от всего происходящего, но по какой-то причине терпел и это. Леонард и понятия не имел, почему Шелдон продолжал играть в игры Родстейна, но он не выразил протеста даже тогда, когда Родстейн протянул ему стакан «Маргариты» и проследил, чтобы тот сделал несколько глотков. Этого хватило, чтобы Шелдон дошел до того состояния, когда был совершенно спокоен к танцам, обниманиям и поцелуям, чем Родстейн не преминул воспользоваться.

– Ты прожжешь взглядом дыру в своем ненормальном приятеле, – прошептала ему Пенни, остановившись рядом с ним. – Если бы я не знала лучше, то могла бы подумать, что ты ревнуешь.

Она многозначительно подняла брови, а потом, не выдержав, все-таки фыркнула от смеха, и Леонард с досадой сообразил, что Пенни тоже была пьяна.

– Я не ревную, – возразил он. – Меня просто выводит из себя, что он ведет себя с Шелдоном подобным образом.

Пенни бросила на Родстейна с Шелдоном оценивающий взгляд.

– Тебе не приходило в голову, что Шелдон может быть не против? – спросила она. – Вдруг в его жизни наконец-то появилось что-то, что взволновало его пониже пояса, ты не задумывался об этом? Может быть, крошка-Шелли наконец-то вступил в переходный возраст.

– Тут нечто другое, – покачал головой Леонард, в сотый раз задавая себе вопрос, что лежало в основе поведения Шелдона на самом деле. – Он позволяет Родстейну делать это с собой, но черта с два ему это нравится, достаточно посмотреть, как его коробит. И я дорого заплатил бы, лишь бы понять, почему он до сих пор не хочет убраться отсюда.

Пенни еще раз взглянула на Шелдона, который как раз в этот момент попытался отвернуть голову от Родстейна, но тот все равно взял его за подбородок и развернул к себе, как считал нужным, а потом поцеловал в губы, словно Шелдон был его собственностью. У Леонарда промелькнула мысль, что точно с таким же лицом, вероятно, Родстейн оставлял Шелдону засосы.

– Ты думаешь, ему на самом деле не нравится, что происходит? – обеспокоенно переспросила Пенни, и Леонард кивнул. – О, Боже. Но зачем тогда он это делает?

Леонард пожал плечами:

– Откуда я могу знать? Пора признать, в голове Шелдона обычно творится такой бардак, что это не поддается никакому здравому объяснению.

– Возможно, мы должны с ним поговорить, – предположила Пенни.

Леонард хотел рассказать ей, как он пытался и как не мог найти правильных слов, но тут к ним подошел Майкл Дауэлл, неторопливо уплетающий на ходу королевских креветок, запивая их пивом.

– Я повсюду тебя ищу, детка, – сказал он, обращаясь к Пенни. – Я хотел сказать, что наконец-то нашел того парня, режиссер от Бога, и он показался заинтересованным в моем проекте. Он сейчас блюет в сортире, но, возможно, будет не против пообщаться, когда закончит. Ты со мной?

– У меня будет свой фильм, Леонард, ты можешь себе представить? – восторженно сказала ему Пенни, на секунду сжав его руки в своих теплых ладонях, прежде чем умчаться вслед за Дауэллом.

Леонард проводил ее взглядом, а потом повернулся к танцполу, чтобы снова отыскать в толпе Шелдона с Родстейном, но их уже и след простыл.

И тогда Леонард сделал то, что счел для себя совершенно необходимым в этот момент: он подошел к барной стойке и заказал двойную текилу. Некоторое время спустя он каким-то образом сошелся с компанией приятных парней и девушек, которых он никак не мог запомнить по именам, но с которыми оказалось чрезвычайно весело проводить время. Еще одну текилу спустя он пробормотал им, что ему нужно отойти в сортир и что он к ним вернется, а когда дошел до сортира, то понял, что плохо запомнил их лица.

Как бы там ни было, он толкнул дверь сортира и вошел внутрь, и уже успел сделать несколько шагов по направлению к унитазу, когда обнаружил, что был не один. Возле раковины стоял Радж, который почему-то выглядел испуганным и будто бы пытался спрятать что-то от Леонарда у себя за спиной.

– Радж?

Леонард не совсем твердой походкой подошел к нему, а в следующую секунду остановился, ощущая почти физически, как нейроны его мозга медленно, но упорно пытаются пронести импульсы шока сквозь окутавшую все его сознание молочно-белую пелену алкогольного отупения.

– Раджеш, какого черта?

Радж виновато пожал плечами и наконец отступил в сторону, так что Леонард увидел, что порошка на раковине было больше, чем ему показалось вначале.

– Серьезно, кокаин? – Леонард фыркнул, но заставил себя успокоиться. Каким-то образом он знал, что если позволит себе рассмеяться по-настоящему, то уже не сможет остановиться.

– Ты не понимаешь, Леонард, – сказал Кутраппали, сложив руки на груди в оборонительном жесте. – Мне нужно было… я должен был найти способ оставаться нормальным, функционирующим человеком рядом с Беатрис, способным говорить с ней, не напиваясь перед этим до потери эрекции. Я просто сходил с ума, боялся, что она все-таки одумается и бросит меня, никчемного, и оставит умирать в одиночестве. Но однажды она показала мне это, и все оказалось так просто, Леонард, ты знаешь? Всего на один ноготь этой штуки – и ты свободен, как ветер в Гималаях. Это словно сама Америка в твоем кармане, ты понимаешь, о чем я говорю?

Его зрачки были неестественно расширены, глаза лихорадочно блестели, и Леонард прекрасно понимал, о чем он говорит.

– Убирайся, Радж, я не хочу обсуждать это сейчас, – пробормотал он, и Кутраппали в мгновение ока сложил вчетверо прямоугольник бумаги, на котором лежал порошок, затолкал его в карман и скрылся за дверью.

Леонард подошел к раковине и тяжело облокотился на нее руками, уставившись в зеркало на свое отражение.

– Что с нами происходит? – спросил он вслух, хотя где-то в его сознании настойчиво билась мысль, что разговоры с самим собой – еще один признак того, что он медленно сходит с ума.

Наверное, текилы было слишком много, потому что собственное отражение двоилось у Леонарда в глазах и вдобавок глупо улыбалось, и Леонард отвернулся в сторону, вспомнив, собственно, о первоначальных целях своего похода в сортир.

Затем он снова пробирался сквозь толпу танцующих, его то и дело заносило из стороны в сторону, он наталкивался на людей и непрестанно извинялся. От грохочущей музыки закладывало уши, от выпивки начинало мутить, но Леонард упорно продвигался к барной стойке, чтобы продолжить, потому что слишком устал беспокоиться за всех один. Пенни была права: всем было хорошо здесь. Сама Пенни получила свой собственный фильм и нового любовника, Кутраппали обзавелся подружкой и бесплатным кокаином, Воловитц получил безлимитный секс, о котором мог разве только мечтать, ну а Шелдон получил бойфренда, его супер-лабораторию и плюс двадцать девять процентов к будущей Нобелевской премии. И на этой точке Леонард решил, что ему плевать. Он был сыт этим по горло, он сказал себе, пускай делают, что им заблагорассудится, почему он один непременно должен видеть во всем этом катастрофу?