«Я не плыл по Венеции в венценосной гондоле…» Я не плыл по Венеции в венценосной гондоле. И салонно в Салониках я в порту не скучал. Ранним Римом раним я. И Боливией болен. И гостиница в Ницце снится мне по ночам. В наше время парижи и доступней и ближе, сто туристских круизов разгоняют печаль. Что поделаешь, – жаль, что я не был в Париже, что, полжизни прожив, не видал Этуаль, что индейца с мачете я не встречу под вечер, не впишусь элегантно в экзотичный экспресс где-нибудь в Эльдорадо, что со мной не щебечут на борту «Каравеллы» королевы небес. …Зато я помню первые бомбежки, как шли мы парами с учителем в подвал, и корешок мой – Щепетов Сережка — мне полкусочка черного отдал. Что говорить: «Я это не забуду!» — и стоит ли те беды ворошить… Но это все не выдумка, не чудо, а чудо то, что мы остались жить, что мирным небом с той поры мы дышим, что сильный вправе забывать о зле. А тот солдат, что спас Россию, выше всех Триумфальных арок на земле… Русский вальс Песня-печаль. Дальняя даль. Лица людей простые… Вера моя, совесть моя, Песня моя – Россия. Время дает горестный бал В Зимнем дворце тоски. Я прохожу в мраморный зал Белой твоей пурги. Жизнь моя – Русь. Горе и грусть. Звезды твои седые… Издалека я возвращусь Песней твоей, Россия. Все позабыв и не скорбя, Можно прожить вдали… Но без тебя, но без тебя Нет у меня любви. Вешних лугов, праведных слов Буду беречь ростки я. Вера моя, удаль моя, Песня моя – Россия. Время дает горестный бал В Зимнем дворце тоски. Я прохожу в мраморный зал Белой твоей пурги. Русский вальс – трепетный круг солнца и вьюг. Милый друг, вот и прошли годы разлук… Милый друг, вот и пришли годы любви… Русский вальс, нашу любовь благослови! Экскурсовод В городе Кириллове, там, за Белым озером, где из тьмы истории Родина встает, смысл поэмы каменной сообщает в прозе нам тоненькая девочка – наш экскурсовод. Подкупает речь ее не умом – сердечностью. Нас проводит девочка и уходит в ночь, добрая от Родины, от общенья с вечностью, тихая в бессилии прошлому помочь, — этим фрескам радужным, гибнущим от сырости, той стене порушенной, что была крепка. Строил это празднество зодчий Божьей милостью в те века, где строили храмы на века. Двор, забитый мусором. Пруд, заросший ряскою. Беглыми туристами разрисован скит. Тоненькая девочка с тоненькой указкою, словно образ Родины, сердце мне щемит… «Встречаю рассветы, встречаю закаты…»
Встречаю рассветы, встречаю закаты, как самые светлые Божьи дары. Дыханием вечности небо объято, и нас еще терпят иные миры. Читаю рассветы, читаю закаты в священном писанье российской земли, где главы увили виньетки пернатых, листки манускриптов – в дорожной пыли. Листаю рассветы, листаю закаты, листаю овраги, луга и леса. Лишь это одно – непреложно и свято. Лишь это – извечная наша краса. И мы выбираем себе Геростратов. И наши вожди в нашей русской глуши сжигали рассветы, сжигали закаты наивной доверчивой нашей души. Простите рассветы, простите закаты за злые деянья ничтожных людей, за все бесконечные наши растраты природных богатств и небесных идей. Звезды Звезды над планетой. Над Россией. Звезды Вифлиема. Дар волхвов… Звезды человечеству светили столько лет бессвязных и веков. Серебром и золотом, и медью светятся над нами в час ночной вечные холодные созвездья, нашей не встревожены судьбой. В них еще живут воспоминанья, как на землю русичи пришли, как волну нашествий и страданья прадеды мои перенесли. Звезды знают: в мире у народа, как земля, вращается судьба. Воля. Рабство. И полусвобода. Радость. Всенародная беда. Нет сейчас ни святости, ни пользы. Всё мы научились продавать. Тусклые коммерческие звезды Начали над родиной мерцать. Звезды – боги вечного молчанья — смотрят в наши будущие дни. Мудрые небесные созданья, — что нам напророчили они? Звезды нам по-разному светили. Только без значенья – никогда. Гаснет над великою Россией, гаснет путеводная звезда. «Ах, как элегантен язык ваш певучий!..» Ах, как элегантен язык ваш певучий! О, как необычна гортанная речь! Не выберешь в мире язык самый лучший, но каждую речь надо свято беречь. Все больше на шаре земном полиглотов. Все легче становится нам разглядеть и тонкости речи различных народов, и самых различных словес круговерть. Вот этот язык – он такой безмятежный, как будто здесь жизнь без забот и затей. А этот – заумный, а этот – небрежный, а это – язык для бездушных идей. Английский – в фаворе. Он четок и гладок. Испанская речь до чего ж хороша! В китайских словах – миллионы загадок. И только у русского слова – душа. |
