— Если нам повезет вырваться из череды здешних праздников, через пару дней будем там, под каменными сводами, — Двалин вошел быстрым шагом и встал напротив друга, скрестив на груди могучие руки. — Если ты, конечно, еще не забыл, кто ты по праву рождения и крови.

— О чем ты? — король изогнул темную бровь. — Ты знаешь, что для меня нет ничего дороже дома и семьи. Разве что-то изменилось за эти дни?

Старый воин долго молчал, прежде чем ответить. Только когда слуги ушли, кланяясь и бормоча пожелания хорошей ночи, он разомкнул губы.

— Ты меняешься, Торин. Не сразу, но я это заметил, и не всем это по душе. Твой народ шел за тобой, пока ты был в силе и могуч, однако там, в лесу, твоя сила ушла. И я говорю не только об укусе этого клятого паука! Узбад, который вырезал род своих врагов до последнего младенца и жег непокорные города, не стал бы договариваться с эльфами о союзе и слушать чужеземца.

Торин медленно повернулся к нему. Скулы его резко побелели под темным загаром, а глаза сузились от ярости.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что я перестал быть достойным звания узбада? — прошипел он. Двалин пожал плечами.

— Может, и нет. Ты — мой друг и брат по крови, я не пойду против тебя. Однако по нашим законам найдутся те, кто захочет оспорить твое право командования и усадить на престол Фили… или еще кого-то. Ты в последнее время редко бываешь с воинами, не сидишь у наших костров, брат. И ты не слышишь, что они говорят.

— Я надеялся, что для такого у меня есть ты, — очень медленно проговорил король. — Так поведай же мне, что говорят воины, брат.

— Они говорят, что король стал слабее, — неохотно бросил Двалин. — Что твоя свирепость ушла в землю, а огонь в жилах превратился в мягкую воду. Что с каждым днем избранный тобою чужак все крепче сжимает свою хватку на твоем сердце и подчиняет тебя.

— Я не отошлю Бильбо Бэггинса, даже если все мое войско пожелает этого! — рыкнул Король-под-Горой. — А длинные языки можно и укоротить. Этим я и займусь, когда мы приедем домой.

— Надеюсь, брат мой, — Двалин похлопал его по плечу. — Мы с Бофуром присмотрим для тебя за твоим полуросликом, хотя мне по-прежнему это не по душе. Он сладко поет, но наши солдаты не могут понять, что у него на уме.

Воин слегка поклонился и вышел, на пороге пропустив тихо крадущегося хоббита. Взгляд, которым он наградил Бильбо, был далек от почтительного.

— Я ему не нравлюсь, — посетовал полурослик, прикрывая дверь. — Впрочем, неудивительно. Бедняга никак не может привыкнуть, что им станет командовать какой-то коротышка.

— А ты намерен командовать? — Торин повернулся к нему, испытующе взглянув из-под упавших на лицо черных прядей. — Ты действительно сможешь отдать приказ моему лучшему воину и его всадникам и надеяться, что они его исполнят?

— Если придется, — кивнул хоббит. — Ты сам не раз говорил, что я — твой будущий муж. И коль скоро ты не передумал, так и будет, любовь моя.

— Ты носишь при себе клинок, который подарил на нашу помолвку Двалин, — заметил узбад. — Я еще не совсем здоров, но это неважно. Доставай меч. Вода успеет немного остыть, пока мы потренируемся.

— Помилуй боже, здесь?! — вскричал Бильбо в изумлении. — Господин мой, стоит ли обнажать оружие в доме союзников? Ты знаешь, что я не соперник тебе, так зачем это еще раз доказывать?

— Ты должен научиться защищать себя, — сумрачно ответил Торин. Он шагнул к полурослику и обнял его за плечи, прижав к своей груди. — Если я паду в бою или окажусь повержен на турнире, я хочу, чтобы ты повел наш народ дальше. А для этого тебе надо стать жестоким и сильным, как я сам. У тебя должны быть крепкие руки и пламенное сердце.

— Если ты хочешь, я стану тренироваться с мечом чаще, жизнь моя, — согласился полурослик, прижавшись губами к его плечу. — Однако я не воин и не стану им. Предпочитаю действовать уговорами, нежели бряцать оружием. Мне, знаешь ли, не нравится вид орочьей и гномьей требухи.

Узбад невольно улыбнулся, глядя на него сверху вниз.

— Да, Двалин прав, твои песни сладки, мой маленький хитрец, — признал он. — Но не так сладки, как твое тело. Идем. Я хочу, чтобы ты помог мне помыться, не стоит распространять сплетни о грязных варварах-гномах.

Узбад опустился в широкую бадью, выплеснув несколько капель воды на доски пола. Благо, богатый ковер слуги предусмотрительно завернули. Бильбо устроился позади короля и медленно тер мочалкой его плечи, перебирая пальцами пряди длинных волос жениха.

— Фили еще мальчишка, — задумчиво бросил Торин. — Пусть он неглуп и отважен, но он пока не способен вести все войско, хотя отряд я бы ему доверил с легким сердцем. Про Кили вовсе не говорю, он видит сейчас только свою эльфийку.

— Мой господин говорит так, словно опасается за свою жизнь, — нахмурился хоббит. — И мне больно это слышать. Если надо, я стану твоим щитом, Король-под-Горой, и умру прежде тебя. Мое сердце не выдержит твоей гибели, так что постарайся остаться живым, если только любишь меня.

— Когда мы вернемся, будет большой турнир, — сонно мурлыкнул король, прикрыв глаза и положив голову на плечо жениха. — Сейчас заканчивается обучение юных воинов из Дейла. Они вернутся домой обученными солдатами и будут готовы, если нам понадобится помощь.

— О, кстати, я хотел спросить! — оживился Бильбо. Он чувствовал, что Торин возбужден, и хотел восполнить пробелы в своих знаниях прежде, чем страсть затуманит его рассудок. — Почему гномы соглашаются учить людей своим приемам? Не будет ли так, что в миг опасности жители Дейла обратят оружие против твоего народа?

Судя по ошеломленному лицу Торина, такая мысль ему в голову не приходила ни разу.

— Такого не будет никогда! — отрезал он. — Наш договор о мире подписан сотни лет назад и соблюдается неукоснительно, скрепленный кровью и честью.

— Не всякая честь так же незыблема, как у моего возлюбленного властелина, — тихо сказал полурослик. — Мои соотечественники ближе к людям, и я знаю, до каких глубин низости могут дойти Большие. Впрочем, сейчас не время говорить об этом.

— Это точно, — проворчал король, решительно обхватив рукой его талию и поднимая в горсти яички и член любовника. — Если наш бог распорядится так, что через неделю я умру в бою, я хочу перед этим оттрахать тебя так, чтобы ты помнил меня всю оставшуюся жизнь.

— Учитывая, что после твоей смерти я вряд ли проживу дольше одного дня, ты считаешь мою память весьма короткой, — выдохнул Бильбо, рукой направляя твердый член гнома в свое тело. — Ох-х… Еще!

— Ты прав, мой будущий супруг, — Торин размеренно толкался в его зад, раскачивая бадью и исторгая у полурослика глухие стоны. — Отец говорил мне: тот воин, что.. х-ха… мнит себя победителем еще до боя, очень плох, но тот, кто… м-м, так… кто заранее себя хоронит, безнадежен. Я смогу победить многих, и тогда… мы…

Хоббит ахнул, ухватился за края бадьи и задвигался чаще, вскидывая бедра вверх и вниз, заставляя жениха зарычать от удовольствия.

Они так увлеклись собой, что не обратили внимания даже на дракона, который скользнул в дверь и улегся у кровати, глядя на происходящее прищуренными глазами. Никто не знает точно, о чем думают драконы, но во взгляде Смауга проскальзывал явный интерес, он слушал плеск воды и задыхающиеся стоны своего покровителя и смотрел в темноту за окном.

Когда у хоббита вырвался безумный восторженный вопль, с которым сливалось тяжкое дыхание гнома, бадья не выдержала резких телодвижений и накренилась, выбросив сплетенных любовников на пол и напоследок облив их грязноватой мыльной пеной. Смауг прикрыл золотистые глаза и насмешливо ухмыльнулся. Быть драконом и впрямь очень удобно — в частности, ванная ему не требовалась.