========== 1. Торин ==========

— У-БЕЙ, У-БЕЙ, У-БЕЙ! — скандируют многочисленные голоса, от которых, кажется, содрогается земля под ногами.

В круге, образованном толпой, кружатся двое. Оба — сильные, закаленные воины, но один невысок и приземист, широк в плечах и темен, как ночь, а другой — высокий и более худой, очень жилистый, испещренный шрамами.

В руках воинов — короткие мечи, одинаковой длины, чтобы уравнять шансы. Оба совершенно наги, если не считать коротких повязок вокруг чресел, совершенно не стесняющих движений.

Воин со светлыми волосами крутится вокруг противника, припадая к земле, будто кобру метит схватить голой рукой. Вокруг места схватки — только голые скалы, так что проигравшего, скорее всего, сбросят вниз с обрыва, чтобы долго не возиться с погребением. Недостоин праведного костра тот, кто запятнает свою честь поражением.

На телах обоих противников уже есть несколько кровоточащих порезов, но не похоже, чтобы хоть одного из них это волновало. Глухо ворчит толпа, изредка срываясь на грозное, раскатистое «У-БЕЙ». Позади, за спинами мужчин, визжат и прыгают дети, хлопают в ладоши женщины. Они — всегда позади. Не потому, что их ценят меньше воинов, наоборот, именно потому, что ценность женщины для народа кхазад — свята. Никогда дарительницу жизни не пропустят близко к месту схватки, если есть рядом хоть один мужчина, способный оборонить ее.

Толпа волнуется. Их герой уже долго сражается со своим противником — но пока ничей верх еще не взят.

— Прикончи его! — не выдержав, орет один из гномов, сжимая пудовые кулаки. — Чего ты медлишь, убей его!

Темноволосый, к которому обращен этот крик, никак не реагирует. Он спокоен, он смотрит только на врага, он улыбается. Его радует битва, опасность горячит кровь.

Здесь нет ничего, кроме голых скал, далекого шума водопада там, внизу, у подножия высоких гор, и рева толпы, которая не боится уже даже обвала — настолько всех увлек этот бой.

Светловолосый, очевидно, решив, что достаточно ждал, бросается вперед. Рука его устремляется к боку противника в молниеносном выпаде, отразить который, должно быть, могут немногие. В своем племени этот человек был лучшим, бесспорно. Вот только его соперник — еще лучше.

Гном отклоняется, пропуская руку противника под мышкой, зажимает пойманное запястье предплечьем, на миг обездвиживая врага, — и тут же бьет, коротко и метко, вонзая короткий клинок точно в бок светловолосого. Тот застывает, с ненавистью глядя на победителя, в чьих глазах даже торжества нет — будто муху прихлопнул, а не человека убил.

Потом светловолосый падает — быстро, разом, как тюк с бельем. То, что некогда было красивым, сильным мужчиной, теперь превратилось в груду никому не нужной плоти, еще содрогающейся в тщетных попытках вернуть ускользнувшую жизнь.

Темноволосый наклоняется, выдергивает плотно засевший в теле побежденного меч и запускает руку в раскрытую рану. Толпа жадно следит за всеми его движениями, слышно общее прерывистое дыхание. Еще рано кричать славу победителю.

А тот обеими руками, сильными, как клещи, раздвигает ребра еще живого врага, рвет плоть, доставая трепыхающееся сердце. И поднимает ком, истекающий кровью, над головой, скаля ровные зубы.

Только теперь толпа взрывается воплем — единым, слитным «Ай-я-а!» Мужчины вскидывают руки навстречу победителю, радостно потрясая мечами, женщины довольно смеются, дети прыгают, пытаясь увидеть героя, что вновь подтвердил свою славу.

Из толпы выбегает женщина, высокая для гномки, такая же коренастая, как все они, красивая дикой, звериной красотой. Она такая же темноволосая и синеглазая, как и победитель. Она обнимает воина, целуя в щеку.

— Я горжусь тобой, брат, — произносит она тихо: все равно в ликовании толпы брат услышит, не зря у него такой звериный слух.

Узбад обнимает ее одной рукой — той, что не слишком замарана в крови, — и протягивает замершее сердце побежденного человека.

— Вот, возьми, Дис. Вечером приготовь его для нас на закуску. Я разделю с вами силу этого доблестного воина.

— Как прикажет узбад, — женщина улыбается, принимая на ладони истекающее кровью сердце. В походе брата положено называть узбадом, вожаком, предводителем войска. Однако, когда они вернутся в Эребор, он снова станет Таном, Королем-под-Горой, величайшим гномом среди тех, что живут сейчас в Средиземье.

Из толпы выбегают два юноши, весело улыбающиеся, очень гордые своим дядей. Это — сыновья Дис, юные Фили и Кили.

— Я знал, что ты его победишь, дядя Торин, — говорит Кили радостно. И порывается сердито пнуть поверженного врага, но узбад останавливает его. Да не просто так, а ухватив за прядь длинных темных волос и притянув к себе, так что молодой гном морщится от боли.

— Не смей, — тихо, ровно говорит Торин. — Он был врагом, но прекрасным и сильным воином. Он защищал свой народ. Еще раз такое увижу — выдеру вожжами так, что неделю будешь в повозке ехать.

В повозках перевозили только детей и тяжело раненых, сесть в нее здоровому воину значило покрыть себя позором. Кили виновато кивнул.

— Прости, — повинился он. — Я еще многому должен научиться у тебя, дядя.

Старший брат улыбается, хлопает младшего по плечу. Им обоим часто попадает от Торина, но всегда — за дело. Строг узбад, но справедлив. Лишней жестокости не приемлет, в отличие от древних своих предков.

— Представление окончено, — усмехается Торин, глядя на то, как постепенно расходятся его подданные. — Этого, — кивок в сторону трупа, — похороните. Завалите тело камнями, чтобы падальщики не добрались. Он заслуживает последних почестей.

Небольшой город в горах, который защищал светловолосый воин, теперь без сопротивления сдается гномам. Они въезжают туда на своих низкорослых, крепких лошадках, въезжают по праву победителей, под аккомпанемент собственного боевого клича и громогласных победных криков.

Побежденные молчат. По всему Средиземью идет слава о гномах как о горделивом, без меры суровом народе. Там, где появляется окованный в сталь и железо хирд, может не остаться ничего живого — в том случае, если пытаться противостоять ему. Если же сдаться сразу, то гномы заберут только часть жителей в качестве рабов. Многим рабам приходится несладко, угоди они в шахты. Выдержать вечную духоту и темноту могут немногие. Однако такая участь ждет не всех, а только тех, кто провинился или пытался противиться великим воинам. Остальные же прислуживают подгорным воителям, до конца жизни обреченные носить рабские ошейники и верно исполнять волю хозяев.

И нет в Эндорэ слов страшнее, чем «Гномы идут!» И не дай Эру какому-нибудь ребенку пошутить про то, что он видел гномов неподалеку от селения, — смертным боем порют его тогда, без жалости и пощады, пока не запомнит, что так говорить нельзя.

Богаты гномы, несть числа их золотой казне, может она литься рекой. Только у одного рядового гнома при себе найдется не меньше сотни золотых — так сказать, на мелкие расходы. А учитывая, что на один золотой можно сутки большую деревню в таверне кормить, нет ничего удивительного в том, что никто в Средиземье не сравнится с воинами кхазад по богатству — и по жажде большего. Алчны гномы, до всего алчны. Они будто пьют эту жизнь. И пусть нет у них бессмертия, как у эльфов, но есть яростный огонь в жилах, что заставляет их брать от своего существования все без остатка.