II Не пиши мне про любовь – не поверю я: Мне вот тут уже дела твои прошлые. Слушай лучше: тут – с лавсаном материя, — Если хочешь, я куплю – вещь хорошая. Водки я пока не пью – ну ни стопочки! Экономлю и не ем даже супу я, — Потому что я куплю тебе кофточку, Потому что я люблю тебя, глупая. Был в балете, – мужики девок лапают. Девки – все как на подбор – в белых тапочках. Вот пишу, а слезы душат и капают: Не давай себя хватать, моя лапочка! Наш бугай – один из первых на выставке. А сперва кричали – будто бракованный, — Но очухались – и вот дали приз-таки: Весь в медалях он лежит, запакованный. Председателю скажи, пусть избу мою Кроет нынче же, и пусть травку выкосют, — А не то я телок крыть – не подумаю: Рекордсмена портить мне – на-кось, выкуси! Пусть починют наш амбар – ведь не гнить зерну! Будет Пашка приставать – с им как с предателем! С агрономом не гуляй, – ноги выдерну, — Можешь раза два пройтись с председателем. До свидания, я – в ГУМ, за покупками: Это – вроде наш лабаз, но – со стеклами… Ты мне можешь надоесть с полушубками, В сером платьице с узорами блеклыми. …Тут стоит культурный парк по-над речкою, В ем гуляю – и плюю только в урны я. Но ты, конечно, не поймешь – там, за печкою, — Потому – ты темнота некультурная. 1966 Ой, где был я вчера Ой, где был я вчера – не найду, хоть убей! Только помню, что стены – с обоями, Помню – Клавка была, и подруга при ей, — Целовался на кухне с обоими. А наутро я встал — Мне давай сообщать, Что хозяйку ругал, Всех хотел застращать, Будто голым скакал, Будто песни орал, А отец, говорил, У меня – генерал! А потом рвал рубаху и бил себя в грудь, Говорил, будто все меня продали, И гостям, говорят, не давал продыхнуть — Донимал их блатными аккордами. А потом кончил пить — Потому что устал, — Начал об пол крушить Благородный хрусталь, Лил на стены вино, А кофейный сервиз, Растворивши окно, Взял да выбросил вниз. И никто мне не мог даже слова сказать. Но потом потихоньку оправились, — Навалились гурьбой, стали руки вязать, А потом уже – все позабавились. Кто – плевал мне в лицо, А кто – водку лил в рот, А какой-то танцор Бил ногами в живот… Молодая вдова, Верность мужу храня, — Ведь живем однова — Пожалела меня. И бледнел я на кухне разбитым лицом, Делал вид, что пошел на попятную, «Развяжите, – кричал, – да и дело с концом!» Развязали, – но вилки попрятали. Тут вообще началось — Не опишешь в словах, — И откуда взялось Столько силы в руках! — Я как раненый зверь Напоследок чудил: Выбил окна и дверь И балкон уронил. Ой, где был я вчера – не найду днем с огнем! Только помню, что стены – с обоями, — И осталось лицо – и побои на нем, — Ну куда теперь выйти с побоями! …Если правда оно — Ну, хотя бы на треть, — Остается одно: Только лечь помереть! Хорошо, что вдова Все смогла пережить, Пожалела меня — И взяла к себе жить. 1967 Лукоморья больше нет
Лукоморья больше нет, От дубов простыл и след, — Дуб годится на паркет — так ведь нет: Выходили из избы Здоровенные жлобы — Порубили все дубы на гробы. Ты уймись, уймись, тоска У меня в груди! Это – только присказка, Сказка – впереди. Распрекрасно жить в домах На куриных на ногах, Но явился всем на страх вертопрах, — Добрый молодец он был — Бабку Ведьму подпоил, Ратный подвиг совершил, дом спалил. Тридцать три богатыря Порешили, что зазря Берегли они царя и моря, — Каждый взял себе надел — Кур завел – и в ем сидел, Охраняя свой удел не у дел. Ободрав зеленый дуб, Дядька ихний сделал сруб, С окружающими туп стал и груб, — И ругался день-деньской Бывший дядька их морской, Хоть имел участок свой под Москвой. Здесь и вправду ходит Кот, — Как направо – так поет, Как налево – так загнет анекдот, — Но, ученый сукин сын, Цепь златую снес в торгсин, И на выручку – один — в магазин. Как-то раз за божий дар Получил он гонорар, — В Лукоморье перегар — на гектар! Но хватил его удар, — Чтоб избегнуть больших кар, Кот диктует про татар мемуар. И Русалка – вот дела! — Честь недолго берегла — И однажды, как могла, родила, — Тридцать три же мужука Не желают знать сынка, — Пусть считается пока — сын полка. Как-то раз один Колдун — Врун, болтун и хохотун — Предложил ей как знаток дамских струн: Мол, Русалка, все пойму И с дитем тебя возьму, — И пошла она к ему как в тюрьму. Бородатый Черномор — Лукоморский первый вор Он давно Людмилу спер, — ох хитер! Ловко пользуется, тать, Тем, что может он летать: Зазеваешься – он хвать! — |
