Владимир Высоцкий Стихи и песни © В. С. Высоцкий, наследники, 2016 © ООО «Издательство АСТ», 2017 Песни 1960–1966 годов Сорок девять дней Суров же ты, климат охотский, — Уже третий день ураган. Встает у руля сам Крючковский, На отдых – Федотов Иван. Стихия реветь продолжала — И Тихий шумел океан. Зиганшин стоял у штурвала И глаз ни на миг не смыкал. Суровей, ужасней лишенья, Ни лодки не видно, ни зги, — И принято было решенье — И начали есть сапоги. Последнюю съели картошку, Взглянули друг другу в глаза… Когда ел Поплавский гармошку, Крутая скатилась слеза. Доедена банка консервов И суп из картошки одной, — Все меньше здоровья и нервов, Все больше желанье домой. Сердца продолжали работу, Но реже становится стук, Спокойный, но слабый Федотов Глотал предпоследний каблук. Лежали все четверо в лежку, Ни лодки, ни крошки вокруг, Зиганшин скрутил козью ножку Слабевшими пальцами рук. На службе он воин заправский, И штурман заправский он тут. Зиганшин, Крючковский, Поплавский Под палубой песни поют. Зиганшин крепился, держался, Бодрил, сам был бледный, как тень, И то, что сказать собирался, Сказал лишь на следующий день. «Друзья!..» Через час: «Дорогие!..» «Ребята! – Еще через час. — Ведь нас не сломила стихия, Так голод ли сломит ли нас! Забудем про пищу – чего там! — А вспомним про наших солдат…» «Узнать бы, – стал бредить Федотов, — Что у нас в части едят». И вдруг: не мираж ли, не миф ли — Какое-то судно идет! К биноклю все сразу приникли, А с судна летит вертолет. …Окончены все переплеты — Вновь служат, – что, взял, океан?! — Крючковский, Поплавский, Федотов, А с ними Зиганшин Асхан. 1960 Татуировка Не делили мы тебя и не ласкали А что любили – так это позади, — Я ношу в душе твой светлый образ, Валя, А Алеша выколол твой образ на груди. И в тот день, когда прощались на вокзале, Я тебя до гроба помнить обещал, — Я сказал: «Я не забуду в жизни Вали!» «А я – тем более!» – мне Леша отвечал. А теперь реши, кому из нас с ним хуже, И кому трудней – попробуй разбери: У него – твой профиль выколот снаружи, А у меня – душа исколота внутри. И когда мне так уж тошно, хоть на плаху, — Пусть слова мои тебя не оскорбят, — Я прошу, чтоб Леха расстегнул рубаху, И гляжу, гляжу часами на тебя. Но недавно мой товарищ, друг хороший, Он беду мою искусством поборол: Он скопировал тебя с груди у Леши И на грудь мою твой профиль наколол. Знаю я, своих друзей чернить неловко, Но ты мне ближе и роднее оттого, Что моя – верней твоя – татуировка Много лучше и красивей, чем его! 1961 «Я был душой дурного общества…» Я был душой дурного общества, И я могу сказать тебе: Мою фамилью-имя-отчество Прекрасно знали в КГБ. В меня влюблялася вся улица И весь Савеловский вокзал. Я знал, что мной интересуются, Но все равно пренебрегал. Свой человек я был у скокарей, Свой человек – у щипачей, — И гражданин начальник Токарев Из-за меня не спал ночей. Ни разу в жизни я не мучился И не скучал без крупных дел, — Но кто-то там однажды скурвился, ссучился — Шепнул, навел – и я сгорел. Начальник вел себя не въедливо, Но на допросы вызывал, — А я всегда ему приветливо И очень скромно отвечал: «Не брал я на душу покойников И не испытывал судьбу, — И я, начальник, спал спокойненько, И весь ваш МУР видал в гробу!» И дело не было отложено И огласили приговор, — И дали все, что мне положено, Плюс пять мне сделал прокурор. Мой адвокат хотел по совести За мой такой веселый нрав, — А прокурор просил всей строгости — И был, по-моему, неправ. С тех пор заглохло мое творчество, Я стал скучающий субъект, — Зачем же быть душою общества, Когда души в нем вовсе нет! 1962 Ленинградская блокада Я вырос в ленинградскую блокаду, Но я тогда не пил и не гулял, Я видел, как горят огнем Бадаевские склады, В очередях за хлебушком стоял. Граждане смелые, а что ж тогда вы делали, Когда наш город счет не вел смертям? Ели хлеб с икоркою, — а я считал махоркою Окурок с-под платформы черт-те с чем напополам. От стужи даже птицы не летали, А вору было нечего украсть, Родителей моих в ту зиму ангелы прибрали, А я боялся – только б не упасть! Было здесь до фига голодных и дистрофиков — Все голодали, даже прокурор, — А вы в эвакуации читали информации И слушали по радио «От Совинформбюро». Блокада затянулась, даже слишком, Но наш народ врагов своих разбил, — И можно жить, как у Христа за пазухой под мышкой, Но только вот мешает бригадмил. Я скажу вам ласково, граждане с повязками, В душу ко мне лапою не лезь! Про жизню вашу личную и непатриотичную Знают уже органы и ВЦСПС! 1961 |
