Конечно, иногда они дрались, как и все друзья. Первая серьезная ссора произошла, когда в городе выросла напряженность между индусами и мусульманами, прямо перед выборами. Гангадхар подошел к Абдулу на школьной площадке и ударил его.

– Ты кровожадный мусульманин! – заявил он, словно впервые понял это.

– А ты неверный, которого ждет ад!

Они били друг друга кулаками, катаясь по землю. В конце концов, с разбитыми губами и синяками, обменялись яростными взглядами и разбрелись в разные стороны. На следующий день они играли на улице в гиллиданду друг против друга, впервые в жизни.

Потом они столкнулись в школьной библиотеке. Абдул Карим напрягся, готовый ответить, если Гангадхар ударит его. Судя по всему, Гангадхару пришла в голову такая мысль, но потом он, немного смущенно, протянул Абдулу Кариму книгу.

– Новая книга… по математике. Я подумал, ты захочешь взглянуть.

После этого они снова сидели на стене, как обычно.

Их дружба выдержала даже великие восстания четыре года спустя, когда город превратился в склеп – сожженные дома и обгорелые тела, невообразимые зверства со стороны как индусов, так и мусульман. Какой-то политический лидер сделал провокационное заявление, которое впоследствии не смог даже вспомнить, и вспыхнуло насилие. Последовала драка на автобусной остановке, обвинения полиции в жестокости против мусульман – и ситуация вышла из-под контроля. Старшая сестра Абдула Айша была с кузиной на рынке, когда случилось особенно свирепое побоище. Они потеряли друг друга в обезумевшей толпе; кузина вернулась домой, окровавленная, но живая, Айша пропала навсегда.

Семья так и не оправилась от этого удара. Мать Абдула машинально продолжала существовать, но утратила интерес к жизни. Отец исхудал, превратился в сморщенную тень прежнего энергичного мужчины и через несколько лет умер. Что касается Абдула, сообщения о жестокостях преследовали его в кошмарах, и во сне он снова и снова видел, как его сестру бьют дубинками, насилуют, рвут в клочья. Когда город успокоился, он целыми днями бродил по рыночным улицам в надежде отыскать Айшу – пусть только ее тело, – разрываемый надеждой и лихорадочной яростью.

Отец перестал общаться со своими друзьями-индусами. Абдул не последовал его примеру лишь потому, что родственники Гангадхара во время бойни приютили мусульманскую семью и отогнали толпу разъяренных индусов.

Со временем рана если не исцелилась, то стала терпимой, и он смог начать жить заново. Он с головой погрузился в любимую математику, закрывшись ото всех, кроме своей семьи и Гангадхара. Мир причинил Абдулу Кариму боль. Он ничего не был ему должен.

Абдул Карим первым в своей семье поступил в колледж. Благодаря чудесной удаче Гангадхар поступил в тот же институт, чтобы изучать литературу хинди, в то время как Абдул Карим посвятил себя тайнам математики. Отец Абдула смирился с одержимостью и очевидным талантом сына. Сам Абдул Карим, светясь от учительских похвал, хотел пойти по стопам Рамануджана. Богиня Намаккал явилась этому гению-самоучке во сне и написала на его языке математические формулы (по крайней мере, так утверждал сам Рамануджан). Абдул Карим задавался вопросом, не послал ли ему Аллах фаришту, чтобы тоже благословить его математическими способностями.

Тогда и произошло событие, убедившее его в этом.

Абдул был в институтской библиотеке, работал над задачей по дифференциальной геометрии, когда краем глаза заметил фаришту. Как и прежде, он медленно повернул голову, ожидая, что видение исчезнет.

И увидел темную тень, стоявшую перед длинным книжным шкафом. Тень имела смутные человеческие очертания. Она медленно повернулась, оказавшись тонкой, как бумага, но поворачиваясь, словно обрела толщину, и на темном стройном силуэте проступили очертания. А потом Абдулу почудилось, будто в воздухе приоткрылась дверь, совсем немного, и за ней лежал невероятно странный мир. Тень встала у двери, поманив Абдула Карима рукой, но он сидел не шевелясь, замерев от восторга. Прежде чем он успел опомниться, дверь и тень быстро повернулись и исчезли, и перед ним остались только стопки книг на полке.

После этого он больше не сомневался в своей судьбе. Ему постоянно снился сон о том странном мире, что он успел заметить; всякий раз, почувствовав фаришту, он медленно поворачивал к ней голову – и всякий раз она исчезала. Он говорил себе, что это лишь вопрос времени, что рано или поздно одна из них придет, останется и, может, – о чудо из чудес – возьмет его в тот иной мир.

Потом внезапно умер его отец. На этом математическая карьера Абдула Карима закончилась. Ему пришлось вернуться домой, чтобы позаботиться о матери, двух оставшихся сестрах и брате. Квалификация Абдула Карима позволяла лишь устроиться на работу учителем. В конце концов он получил место в той же муниципальной школе, которую окончил.

По пути домой он увидел женщину. Поезд остановился на мосту. Внизу сонно изгибалась маленькая речушка, золотая в лучах раннего утреннего солнца, над водой стелился призрачный туман, а на берегу стояла женщина с глиняным кувшином. Она искупалась в реке – выцветшее, поношенное сари влажно прильнуло к ее телу, когда она подняла кувшин, пристроила на бедре и начала взбираться на берег. Она будто светилась в рассветной дымке – туманное видение, округлый кувшин на округлом бедре. Их глаза встретились; он вообразил, что она увидела: замерший поезд, молодой человек с редкой бородкой, смотрящий на нее, как на первую женщину в мире. Она бесстрашно встретила его взгляд, словно богиня, заглянувшая к нему в душу. На мгновение между ними не осталось ни преград, ни границ – ни пола, ни религии, ни касты, ни класса. Потом она развернулась и скрылась за палисандровой рощицей.

Он не был уверен, действительно ли видел ее в рассветных сумерках или она была плодом его воображения, но долгое время она являлась для него воплощением первоначала. Иногда он думал о ней как о Женщине, иногда как о реке. Он приехал домой к похоронам. С упорным оптимизмом юности продолжал надеяться, что однажды удача повернется к нему лицом, он вернется в колледж и получит степень. Тем временем мать подыскивала ему невесту…

Абдул Карим женился, у него родились дети. Постепенно, за годы, что он провел, успокаивая буйные классы, занимаясь с учениками по вечерам и откладывая пайсу за пайсой из своей скудной зарплаты на свадьбы сестрам и другие расходы, Абдул Карим утратил связь с молодым, пылающим талантом, которым когда-то обладал, и с амбициями достичь высот, которые покорили Рамануджан, Кантор и Риман. Он стал медленнее соображать. Интеллект, обремененный годами тревог, изнашивается. Когда жена умерла, а дети выросли и разъехались, постоянно уменьшающиеся потребности Абдула Карима наконец сравнялись с нищенским доходом, и он понял, что снова может думать о математике. Он больше не мечтал потрясти математический мир каким-то новым прозрением, например, доказательством гипотезы Римана. Эти мечты развеялись. Он мог лишь надеяться погреться в лучах трудов своих предшественников и вновь испытать радость – чужих – озарений. Время сыграло с ним скверную шутку: у него появилась возможность, но он утратил способности, – однако это не преграда для истинной одержимости. Теперь, осенью своей жизни, он словно вновь ощутил дыхание весны, которая вернула ему старую любовь.

Иногда Абдул Карим устает от своей математической одержимости. В конце концов, он уже немолод. Сказываются бесчисленные часы, проведенные во дворе с тетрадью, карандашом и книгами по математике. Он поднимается, испытывая боль во всем теле, проверяет, как дела у матери, и идет на кладбище, где похоронена его жена.