Франки! Что это за народ? В мое время он был неизвестен! Христианка! И это название, означавшее, очевидно, принадлежность к какой-либо религии, тоже было мие незнакомо.
В это время служители сдернули покрывало с девушки, взор мой упал на ее лицо, и я едва удержался на ногах от восторга и ужаса, вместе охвативших меня…
Она, она стояла передо мной! Она была похожа на Ревекку, избранницу души моей, чей дух витал надо мной, потерю которой я оплакивал всей скорбью моего осиротевшего сердца!
…Ясмотрел на нее и видел, как тихие слезы катились по ее щекам…
Она стояла передо мной, разгоряченная борьбой, с лицом, залитым румянцем стыда и негодования. Золотой обруч, сдерживавший ее волосы, упал, и они разлились волнами по ее плечам, руками она отталкивала своих мучителей, губы ее были плотно стиснуты и дрожали веки полузакрытых глаз…
Только кожа ее не так смугла, как у Ревекки, но во всем остальном было сходство до тождества.
— Пустите ее! — грозно крикнул я.
Освобожденная, она тяжело вздохнула и при звуке моего голоса вперила в меня свой взор. Ее, ее глаза смотрели на меня огнем негодования! Я встретил этот грозящий взгляд и видел, как испуг отразился в нем, как побледнели ее щеки и тихий крик вырвался из ее уст.
Я сделал шаг к ней, и она, обессилевшая, чем-то пораженная, пала на ковер пола.
— Поднимите ее и перенесите куда-нибудь, — приказал я служителям.
Бережно подняли ее бесчувственное тело, отнесли в расположенную рядом комнату и положили на подушки дивана.
Знаком отпустил я служителей и, оставшись наедине с ней, покрывал поцелуями ее руки, и слезы восторга омочили мои глаза. Я слышал биение ее сердца, ощущал дыхание жизни в ее сомкнутых устах, и радостный голос звучал в моей душе.
Строгая фигура левита Талмаи чудилась мне за этой, без сознания лежавшей передо мной девушкой, раскидывались пальмы и оливы Газы, виднелась тень пирамиды, где увидел я ее впервые, и в ушах моих раздавался шум битвы, в которой я потерял ее!..
Х
Немного прошло времени, как она открыла глаза и увидела меня, стоящего перед ней на коленях.
Снова непонятный мне испуг отразился на ее лице, но вместе с тем и румянец негодования вспыхнул на ее щеках.
Она воспрянула с своего ложа и оттолкнула меня.
— Не отталкивай меня! — воскликнул я, — не бойся меня!
И вот зазвучал ее голос!.. Но не чисто звучала ее арабская речь, слова искажались и, видимо, чужд был ей язык, на котором она говорила.
— Что надо тебе от меня? — воскликнула она. — Как могу я не бояться тебя? Хищнически отнята я от всего, что дорого мне, и гибель грозит мне от тебя!.. Тебя называют давно ожидаемым наместником пророка, но я не знаю твоего пророка, я не склонюсь перед тобою, и скорее раскроются для меня объятия смерти, чем твои!..
Я поднялся и сел около нее.
И снова отразился страх на лице ее.
Она боязливо отодвинулась от меня.
— Не бойся же меня! — воскликнул я.
— Я не знаю тебя и никогда не видала… Я знаю, что есть судьба для каждого человека, но знаю также, что ни один волос с головы моей не спадет без воли Бога! Так учил Спаситель Иисус Христос!..
— Кто был этот Иисус Христос и кого Он спас, что называешь Его Спасителем? — с недоумением спросил я.
— Как?.. — воскликнула она. — О, несчастный, ты не знаешь, кто был Господь наш Иисус Христос?.. Он для нашего спасения от греха проклятия и смерти пришел в мир, воплотился, страдал, был распят, скончался крестною смертию и воскрес в третий день!.. То был обещанный миру Мессия!..
Она осенила себя при этих словах крестным знамением.
Что говорила она?..
Я вспомнил обетования, данные избранному народу о пришествии Мессии-Царя.
— Что говоришь ты? — в крайнем изумлении отвечал я. — Разве приходил в мир обетованный Мессия и создал на земле царство Израиля?..
— Да, он приходил, но царство Его не от мира сего, и не принял Его избранный народ и распял Его…
— Распял?.. Какой же это был Мессия, если Он предан был такой позорной смерти?.. Что говоришь ты, девушка?..
— Истину говорю я тебе и буду говорить, если ты хочешь меня слушать…
— Хочу! — перебил я ее.
— О, я рада! Но кто ты на самом деле, что не знаешь о пришествии в мир Господа Иисуса Христа?.. От края до края вселенной произносится имя Его, хотя еще не все уверовали в Него?..
— Как мог я знать об этом, девушка?.. Я скажу тебе, кто я, и, если ты дашь веру словам моим, ты поймешь, что многое совершилось в мире, пока я был мертв, не умирая…
При воспоминании о моей судьбе скорбь охватила меня, беспричинная скорбь… Должно быть, страдание отразилось и на лице моем, ибо девушка с участием положила свою руку на мою и ласково проговорила:
— Кто бы ты ни был, я вижу, что ты не тот и не таков, каким я считала тебя… Говори, я охотно буду слушать тебя… Я хотя и плохо говорю сама на твоем языке, но давно уже длится моя неволя, и я все понимаю…
И я рассказал ей длинную повесть моей жизни.
Внимательно, почти не перерывая, слушала она меня, и долго длился мой рассказ. Последние лучи солнца, игравшие на шитых золотом тканях ее одежды, скрылись, настала темнота, серебряный свет месяца пролился через окно наверху стены и мягким сиянием озарил ее лицо, а я все продолжал говорить…
Я видел, как боролись в ней недоверие и страх, как невольно чувствовала она правдивость моих слов и как не могла и боялась поверить их истине.
Когда я кончил, слезы текли по ее лицу, омраченному и скорбному.
— Слушай, Аменопис! — воскликнула она, поднимаясь с места. — Душа моя смутилась от твоих слов!.. Она ищет покоя, а мы, верующие во Христа, обретаем покой в молитве!.. Склонись и ты вместе со мной и да просветит тебя свет истины!..
Она встала, глаза ее поднялись к видневшемуся чрез окно звездному, озаренному светом месяца небу, вера и любовь сияли на ее лице…
Я смотрел на нее и видел, как тихие слезы катились по ее щекам…
Но вот она повернула ко мне голову и воскликнула:
— Я вслух буду говорить молитву за тебя, Аменопис! Повторяй ее слова в твоем сердце, и да снизойдет на тебя благословение Бога!..
И я, Аменопис, пав рядом с ней на колени, в сердце и душе повторял слова ее молитвы.
Она призывала Спасителя и ради любви, Им явленной, просила милосердия и любви для меня, непросвещенного, и для всех людей, и для врагов наших… Она просила разумения для себя, да научит ее Господь и наставит и направит стезей истины…
Чудны, неслыханны для меня были слова ее молитвы!..
«Око за око, зуб за зуб!» — говорил закон Израиля.
«Никого не любит человек больше самого себя… Но так и должно быть!» — снова слышались мне слова мудрого, великого Ненху-Ра…
— Благослови ненавидящих нас, спаси проклинающих нас!.. — трогательно звучал голос коленопреклоненной девушки.
Какие разнообразные мысли, какие несовместимые образы восставали при этом в уме Аменописа!..
Спаситель, преданный позорной казни Бог, молитва за врагов, царство любви на земле — как все было не согласно с тем, что привык он считать за истину!..
Но он чувствовал, как сердце его раскрывалось, как в неизреченном сиянии восставал перед ним образ Христа, и лучами славы загорался воздетый на главу Его терновый венец!..
Снова прозвучали слова молитвы за обращение язычника Аменописа, и девушка поднялась с колен.
Встал и я, и сел рядом с нею.
— Видишь, Аменопис, — заговорила она, — велика сила молитвы… Покой снизошел в мою душу, и теперь я верю словам твоим, верю всему, что говорил ты мне… Если бы неправду ты рассказывал мне, то мое сердце отвратилось бы от тебя, я почувствовала бы ложь…
— Правду говорил я тебе!..
— Мое имя — Агнесса… Хотя оно и чуждо твоему слуху, но ты так должен называть меня, ибо это имя дано мне…