Охотница стояла рядом, когда данталли разъяснял трактирщику его положение. Ганс — хвала Тарт — был больше напуган, нежели зол, поэтому предупреждения своего постояльца выслушал, не перебивая, и, несмотря на вышеупомянутую злость, собираться принялся спешно и лишних вопросов не задал.

От предложения Мальстена о некотором времени совместного пути Ганс наотрез отказался, и данталли не стал его уговаривать, хотя досаду в своем взгляде от Аэлин скрыть не сумел.

Мрачно ступая по Сонному лесу, начинавшемуся в Везере и охватывающему часть территории Сембры и Карринга, охотница невольно тревожилась о судьбе Ганса, который по ее вине нажил себе серьезного врага в лице Бенедикта Колера.

— Как вы думаете, его поймают? — вслух произнесла женщина. Ее голос прорезал устоявшееся молчание и, казалось, даже заставил кукольника вздрогнуть. Мальстен, шагавший впереди, обернулся к охотнице и непонимающе нахмурился.

— Простите?

— Ганса, — вздохнула Аэлин, не в силах сейчас выдерживать взгляд данталли. — Ему, возможно, безопаснее было бы все же пойти с нами.

— Безусловно, — кивнул Мальстен, вновь отворачиваясь и глядя на дорогу. — Но нашу компанию он счел неприемлемой. Что же мне, надо было его заставить?

— Вы могли… — тихо отозвалась Аэлин, вынудив данталли остановиться. Охотница тут же замерла и сама, мгновенно задумавшись, было ли это влиянием демона-кукольника, или же ее собственным действием. Нужно было отдать ему должное — как кукловод Мальстен Ормонт был настоящим искусником: его контроль невозможно было ощутить, если он того не желал. Лишь неестественно скользнувший в руку стилет против намерений Аэлин в комнате трактира сумел засвидетельствовать наличие невидимых нитей, стягивающих тело охотницы. Никаких других проявлений контроля, сколько ни старалась, она не заметила.

Мальстен окинул молодую женщину взглядом, от которого ее едва не бросило в дрожь, однако она усилием воли взяла себя в руки и чуть с вызовом приподняла голову, так же не понимая, позволил ли данталли ей сделать это движение, или она сделала его сама.

— Что вы так смотрите, Мальстен? — качнула головой Аэлин. — Вы ведь управляли им, пока меня не было. Ганс обмолвился мне, что был под вашим контролем. Тогда вы не преминули использовать нити, а теперь отчего-то не стали этого делать. Ведь вы действительно могли заставить Ганса пойти с нами и обезопасить его от Бенедикта Колера, пусть и насильно, но вы приняли его выбор, и, возможно, он попадет на костер.

От того, как жестко прозвучали собственные слова, охотница ощутила короткий, но острый укол вины.

Данталли несколько секунд молча смотрел в ярко-зеленые глаза женщины, затем, словно так и не сумев добиться от нее понимания, глубоко вздохнул, отвел взгляд и продолжил путь. Аэлин последовала за ним с некоторой задержкой, стремясь почувствовать, как нити силком потащат ее вслед за кукловодом, но никакого насильственного влияния она снова уловить не смогла.

— Да не контролировал я его, — с невеселой усмешкой отозвался Мальстен после недолгой паузы. — Узнав, кто я, Ганс бросился бежать из комнаты. Я лишь прикрикнул на него, чтобы он остановился: боялся, что он натворит глупостей, но не был уверен, что сумею догнать его, так как на ногах держался еще откровенно нетвердо. Да и не хотелось пустить ваши труды со швами на ветер…

— Кстати, как ваша рана? — удивившись собственной участливости, поинтересовалась Аэлин. Мальстен кивнул, чуть подождав, чтобы поравняться с попутчицей.

— Благодарю, все прекрасно, — бегло отозвался он.

— Я вас перебила, — кивнула охотница. — Что было дальше? Вы прикрикнули на него, и он, что, послушался?

На лице данталли появилась кривая усмешка, продемонстрировавшая ямочку на левой щеке.

— Знаю, звучит глупо, но, да, так и вышло. Ганс отчего-то уверился, что я, раскрыв себя, тут же взял его под контроль. Его страх перед… такими, как я, сработал лучше всяких нитей — в первый раз. Во второй, когда я предложил пойти с нами — не сработал, и заставлять я не стал. Из принципа, если хотите. Я уже говорил, что не хочу лишать человека выбора, если только от этого самого выбора не зависит моя жизнь или жизнь моих близких. Как именно спасаться — перетерпеть ли неприятное общество или рискнуть убежать самостоятельно — господин трактирщик должен был решить сам. Поверьте, леди Аэлин, ради таких пустяков, как замена дара убеждения силой данталли, я…

Мальстен осекся на полуслове, и охотница испытующе прищурилась.

— … не готовы сносить расплату? — осторожно спросила она. Взгляд спутника помрачнел сильнее прежнего. Аэлин поджала губы. Осуждение, с которым она смотрела на кукольника минуту назад, развеялось, как утренний туман: в словах Мальстена действительно были и смысл, и логика. В конце концов, он ведь действительно старался поступать по-человечески, пока обстоятельства не требовали иного.

— Она и вправду так страшна? Расплата, я имею в виду. Это… то самое, на что «стоит обращать внимание»?

Данталли непонимающе качнул головой. Охотница кивнула.

— Тогда, в трактире, когда я спрашивала вас, чувствуете ли вы боль, помните? Вы ответили, что просто на такую рану не стоит обращать внимания. Выходит, сто̀ит — на расплату? Каково это? Что это такое?

Мальстен неприятно поморщился.

— К чему вы об этом, леди Аэлин? Праздное любопытство? — невесело усмехнулся он.

— Не праздное, — покачала головой охотница. — Я хочу знать, с чем столкнусь, когда мы доберемся до вашего безопасного места, где вы сможете это… переждать. Кстати, что за место?

Данталли кивнул.

— В этом лесу, в нескольких часах ходьбы находится дом одного моего друга. Там безопасно. И там вам не придется ни с чем сталкиваться, нужна будет лишь отдельная комната, которая там имеется. К слову… я хочу попросить вас. Хозяин дома поймет, кто вы, но, разумеется, вреда не причинит, свое слово передо мной он сдержит. Я должен взять слово и с вас…

— Мы идем в дом к иному? — округлила глаза охотница. — Мальстен, вы издеваетесь? Я ведь… — Аэлин замолчала, терпеливо вздохнув, и ожгла данталли взглядом. — Ай, ладно, бесы с вами! Кто это? Уж не та ли самая тринтелл, к которой мы держали путь? Вы ведь говорили, эта тринтелл живет недалеко от Фрэнлина…

— Это не тринтелл, — качнул головой Мальстен. — Он аггрефьер.

Брови Аэлин изумленно приподнялись, на лице застыла смесь растерянности и возмущения.

— Вестник беды? Серьезно?

— Серьезнее некуда, — отозвался данталли, криво ухмыльнувшись. — Только не говорите, что вы суеверны, леди Аэлин.

— Не сказала бы, — хмыкнула охотница, однако все же задумчиво замолчала.

Суеверной Аэлин себя не считала — по роду занятий не положено было. Однако на всей Арреде вряд ли сыскался бы любитель компании аггрефьера. В народе этих существ называли вестниками беды или воспевателями смерти, полагая их верными слугами богини Рорх, глашатаями Жнеца Душ. Встреча с ними не без причин считалась дурным знаком. Аггрефьеры чувствовали смерть и тянулись к ней с момента своего появления на свет, сопровождая ее истошным воплем, от которого, как утверждали те, кому доводилось слышать этот звук, в действительности можно было обзавестись парой прядей седых волос раньше срока. Энергия чужой гибели давала этим существам подпитку, укрепляла их. Чаще всего отшельническое жилище аггрефьеров можно было встретить вблизи заброшенных мест побоищ или старых погостов. Эти существа были одиночками, они сторонились людей, и такая позиция являлась взаимной.

Аэлин никогда не встречала на своем пути вестников беды, за что благодарила Тарт. Охотница лишь понаслышке знала, что во внешности этих существ есть нечто птичье, хотя, насколько молодая женщина помнила, летать аггрефьеры не умели. Также было известно, что эти существа имеют слабую склонность к эмпатии и способны предвидеть смерть. Из сильных сторон Аэлин припоминала лишь иммунитет к болезням — по крайней мере, ни одной истории о больном аггрефьере на Арреде еще не сложили.