Брови Генри поползли вверх, когда он заметил это нежное касание и неприкрытую заботу на лице своей матери.

– Генри, сейчас же, – приказала Реджина, даже не удостоив его взглядом, но прекрасно понимая, что он все еще здесь. – Я не люблю, когда стоят над душой; пожалуйста, позволь мне позаботиться о твоей матери, пока в своих попытках подняться она совсем не свалилась с лестницы или не совершила еще что-нибудь не менее глупое.

– Спасибо тебе за такую веру в меня, – простонала Эмма, чувствуя, что ее голова буквально раскалывается пополам. Она вздрогнула и закрыла один глаз, пытаясь сфокусировать взгляд на женщине перед собой; образ Реджины поначалу расплылся, но потом вновь стал нормальным. Что ж, по крайней мере, зрение при ней. Ну, или типа того.

– Эмма?.. – спросил Нил обеспокоенным, тонким голоском, держась за ногу Генри и, насупившись, поглядывал на сестру.

– Я в порядке, шкет, – уверила его Эмма, вымученно улыбаясь, – просто ударилась головой; иди поиграй с Генри.

– Точно, пошли, Нил, – сказал Генри, поднимая мальчика на руки. – Давай слепим снеговика, пока мои мамы придумывают наименее травмоопасный способ сообщить мне, какими мерзостями они занимались прошлой ночью.

Реджина прищурилась и резко повернулась к сыну:

– Генри…

– На тебе Эммина футболка «Iron Maiden» и ты вышла из ее комнаты, мам; не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что к чему, – прокричал Генри, продвигаясь к входной двери вместе с самым младшим из Чармингов. – Так что давайте пропустим ту неловкую часть, где вы мне объясняете, что сейчас между вами происходит, хорошо? Потому что в противном случае мне придется промывать мозги отбеливателем. Спасибо.

Когда дверь за ним закрылась, Реджина выпустила глубокий побежденный вздох.

Эмма с извиняющимся видом наморщила нос, понимая, что это совсем не тот способ, которым Реджина собиралась сообщить о них сыну.

– Извини… – впрочем, если уж на то пошло, их сын уже давно не ребенок, а Реджина в её одежде? Это выдавало их с потрохами, учитывая, что в обычных обстоятельствах Реджина скорее бы умерла, чем предстала в таком виде.

– Это не твоя вина, дорогая, – заверила её Реджина, и от одной только этой фразы брови Эммы поползли на лоб, ведь Реджина всегда охотно винила ее во всех бедах. Но затем Реджина, поколебавшись мгновение, поправила себя, искоса глядя на Эмму: – Хотя причина, побудившая тебя бежать с одеждой наверх, когда ты могла бы просто спрятать её в шкаф внизу, находится за пределами моего понимания.

Ох. Точно. В этом, определенно, гораздо больше смысла; по крайней мере, была бы возможность избежать столь масштабных и катастрофических последствий.

– Я не знаю; Я успела поспать всего полчаса, Реджина; я вообще ничего не соображаю.

– Да, это совершенно очевидно, – сухо ответила Реджина, и хотя это была явная насмешка, в её голосе всё же невозможно было не услышать нежности. Эмма усмехнулась, и Реджина ответила ей тем же. – Иди сюда, – позвала она, изображая нетерпение, и привлекла Эмму ближе к себе, чтобы осмотреть небольшой порез на лбу. – Поскольку ты, очевидно, неспособна о себе позаботиться, полагаю, эта обязанность ложится именно на мои плечи.

Эмма попыталась сдержать улыбку и потерпела поражение.

Но взглянув на застывшие фигуры отца и матери, она была вынуждена осведомиться:

– Эээ, Реджина? Ты собираешься «оживлять» моих родителей?

– В конечном итоге, собираюсь, – отрезала Реджина, очевидно не заботясь о состоянии Чармингов, поскольку сейчас именно Эмма требовала её пристального внимания. Быстро изучив ушиб, она сообщила. – Рана неглубокая. Ты не против, если я вылечу её с помощью магии?

– Ты не… В смысле, тебе не обязательно это делать. Я могу и сама.

Реджина одарила её скептическим взглядом.

– Когда ты в последний раз использовала магию? Уже некоторое время город обходится без разрушительных катастроф, а я знаю, что обычно у тебя проблемы с обучением.

Эмма наморщила нос, и, очевидно, именно такого ответа Реджина и ждала.

– Тогда я сама. Я тебя знаю, ты вполне можешь случайно остаться без головы, и тогда какая в тебе для меня будет польза? – ответила Реджина, удовлетворенно ухмыляясь, когда Эмма пронзила её раздраженным взглядом.

Однако упоминание магии заставило Эмму кое-что осознать, и, схватив Реджину за руку, она воскликнула:

– Подожди-ка, какого чёрта мы вообще пытались одеться, когда проснулись, если ты просто могла наколдовать нам одежду?

Реджина замерла, когда на неё свалилось осознание этой глупой оплошности. Эмма усмехнулась; похоже, не одна она не могла ясно соображать сегодняшним утром.

– Потому что магия не предназначена для решения обыденных проблем, Мисс Свон; это проявление лени и это совсем не тот урок, который я бы хотела преподать своему сыну, – парировала Реджина, очевидно, пытаясь выдать лучшее оправдание, какое только смогла придумать. Эмма заулыбалась во все тридцать два зуба.

– Тебе просто не пришло это в голову.

– Что ж, как ты уже говорила, сегодня ночью нам едва ли удалось заснуть даже на час, да ещё и твоя сумасшедшая беготня по всей комнате ужасно сбивала с толку, – высокомерно ответила Реджина. – А теперь замолчи; меня вполне устраивает мысль о том, что этим утром ты одна была источником смехотворных поступков.

Эмма усмехнулась в ответ на косой взгляд Реджины, а затем та велела ей стоять смирно и наклонилась, чтобы вылечить рану Эммы.

Теплота начала разливаться по лбу Эммы, когда Реджина поднесла руку к ране, магически исцеляя её и очищая лоб от крови.

– Ну вот, – мягко сказала она, и её раздражение, казалось, исчезло без следа, когда она улыбнулась Эмме и убрала с её лица волосы, – Как новенькая.

Эмма потрогала лоб, ощущая под пальцами только гладкую кожу.

– Спасибо, – ответила она. Её щеки пылали от нежного голоса Реджины и выражения лица, с которым та посмотрела на неё. Слегка прикусив нижнюю губу, Эмма взглянула на Реджину и предложила, – Э-э-э, слушай, я знаю, что я самая ужасная ученица на свете, но если вдруг ты… захочешь снова учить меня магии, я была бы очень благодарна тебе. Потому что ты права, я уже давно не практиковалась.

Реджина удивленно изогнула бровь.

– Знаешь, если ты хочешь проводить время со мной, Эмма, то тебе не нужно придумывать поводы для встреч.

– Я не придумываю поводы; вообще-то я прощупываю почву.

– Для чего?

Эмма многозначительно облизнула нижнюю губу, и в ее голове пронеслись всевозможные коварные сценарии, когда она наконец улыбнулась и произнесла:

– Для моего к тебе предложения проводить уроки в образе шаловливой училки. – Её рука, игравшая с краем Реджининой футболки, вдруг схватила ткань, притягивая мэра ближе. И тогда она прошептала, обжигая дыханием губы Реджины: – Подумай об этом; каждый раз, когда я буду делать что-то не так, ты сможешь нагнуть меня над столом и отшлепать линейкой… Мисс Миллс.

Реджина подняла бровь, очевидно заинтересованная в этом предложении. Однако произнесенный ею ответ был не особенно похож на «да», которого ожидала Эмма.

– Как бы я ни была согласна с тем, что ты остро нуждаешься в дисциплине, дорогая, ты забываешь о двух очень важных вещах.

Эмма нахмурила брови.

– Первая: ты, совершенно точно, ничего не запомнишь, если я предстану перед тобой в подобном образе; особенно, если ты будешь намеренно искать наказания, а похоже, что именно так и будет. И второе, – продолжила она, пронзая Эмму язвительным взглядом, отчетливо говорящим о том, что Эмма облажалась, – твои родители хоть и не способны двигаться или говорить, но это совсем не значит, что они ничего не слышат.

Ужас исказил лицо Эммы.

– О, Боже, – выдохнула Эмма, пребывая в абсолютном шоке, когда волна стыда накатила на нее с такой силой, что она была готова провалиться сквозь землю. – Нет-нет-нет, – простонала Эмма, наклонившись и утыкаясь лицом в шею Реджины в надежде, что так она сможет спрятаться. – Пожалуйста, просто… ты ведь шутишь, да? Скажи, что шутишь.