Реджина закрыла глаза и одобрительно застонала, когда руки Эммы накрыли округлую грудь, поглаживая большими пальцами затвердевшие соски. И все же слова, сорвавшиеся с Реджининых губ, Эмма совершенно не ожидала услышать.

– Уже поздно, дорогая; поэтому, если ты не хочешь заниматься этим сейчас, пожалуйста, знай, что ты не обязана ничего делать. Я переживу, уверяю тебя.

Эмма резко отпрянула от Реджины, нахмурив брови и вопросительно на неё взглянула.

– Так, ты уже второй раз говоришь мне, что я не должна ничего с тобой делать. Что происходит? – но затем внезапная вспышка паранойи поразила её, и Эмма тут же сникла, а сердце сдавило в груди, когда она спросила: – Если только… ты не хочешь… не хочешь, чтобы я прикасалась к тебе?

Реджину удивил этот вопрос, но в тот же момент осознание накрыло её: это был самый сильный, самый глубинный страх Эммы, – и она, соединив их руки, поспешила заверить девушку в обратном:

– Нет, Эмма, нет. Это не… я имела в виду совершенно точно не это. Конечно, я хочу, чтобы ты касалась меня.

– Тогда что не так? – спросила Эмма. Заверения Реджины немного притупили её чувство собственной неполноценности, которое бушевало внутри последние двадцать секунд. Тем не менее, что бы ни происходило, ничем хорошим это быть явно не могло.

– Ничего, – попыталась возразить Реджина, посылая Эмме улыбку, которая не тронула ее глаз. – Меньше всего… я хочу, чтобы ты чувствовала себя обязанной возвращать мне услугу, если ты этого не хочешь. Я понимаю, что уже поздно, и ты, должно быть, устала; я не хочу отвлекать тебя ото сна.

Эмма слегка повернула голову, пронзая Реджину недоверчивым взглядом из-под ресниц.

– Ты врешь, – сказала она, и это был не вопрос. Благодаря своей суперсиле, она чуяла обман за версту. – Зачем?

Реджина мягко вздохнула, оперевшись спиной о диван и проводя руками по спутанным волосам.

– Я не вру, Эмма. – Поймав взгляд девушки, она спросила: – Неужели так трудно поверить, что я действительно ставлю твои потребности выше своих?

Эмма колебалась. В вопросе явно был подвох.

Она долго молчала; просто смотрела на Реджину, пытаясь понять, в чем проблема, когда вдруг её брови приподнялись от осознания.

– Что? – возмутилась Реджина, замечая взгляд Эммы и тут же принимая защитную стойку. И именно это заставило Эмму окончательно утвердиться в своей правоте.

– О, Боже! Ты считаешь, да?

Реджина отвела взгляд, усмехнувшись.

– Я не имею ни малейшего представления, о чем ты говоришь, – раздраженно начала она и, скрестив руки на груди, продолжила: – И, кроме того, если бы я вела счет, ты бы оказалась далеко позади; поэтому я не понимаю, с чего ты взяла, что я останавливаю тебя в твоем желании уравнять счет, если только ты не считаешь, что «победа» так много значит для меня. Я могу тебя заверить, она не значит для меня ничего.

– Я не имею в виду сегодня, – ответила Эмма, пододвинувшись так, чтобы оказаться напротив Реджины. Она нахмурилась, вглядываясь в лицо Реджины, и отсвет каминного пламени играл на ее коже, только подчеркивая выражение лица. Реджина не смотрела на Эмму.

– Ты считаешь, что должна мне что-то… так ведь? – спросила она таким мягким тоном, чтобы у Реджины не создалось впечатления, что её загнали в угол. – Именно поэтому ты хочешь, чтобы сегодня ночью всё было только для меня.

Реджина поджала губы, и тень раздражительности мелькнула на лице, когда она закатила глаза.

– Ты серьезно собираешься жаловаться на то, что я хочу сосредоточить все свое внимание на тебе? Потому что, я уверена, большинство людей было бы в восторге от подобного намерения.

– К черту «большинство людей», Реджина, я не они, понятно? Я – это я, и… – попыталась объяснить Эмма, вздыхая. Она посмотрела на Реджину, которая все ещё не желала удостоить её даже мимолетным взглядом, и нежно взяла Реджину за руку. Это, по крайней мере, обеспечивало Эмме хоть какое-то внимание с ее стороны.

– Я не хочу, чтобы наши… что бы между нами сейчас ни происходило, переросло в сведение счетов, хорошо? – заговорила Эмма, желая дать Реджине понять, что не было нужды так поступать. – И если честно, я совершенно не понимаю, откуда у тебя такие мысли, но если тебе нужно услышать это от меня, тогда ты абсолютно ничего не должна мне…

– Разве? – прервала её Реджина напряженным голосом, в котором слышались нахлынувшие эмоции. Эмма закрыла рот, ожидая продолжения от Реджины, тряхнувшей головой и вздохнувшей.

– Ты была права, – мягко сказала она. Её голос звучал еле слышно и был наполнен таким сильным чувством презрения к себе, что это рвало душу Эммы в клочья. – Когда ты сказала, что любишь меня, я… я отмахнулась от тебя, и я…

– Реджина…

– Не надо, Эмма. Ты знаешь, что я права, ведь это твои слова, не мои. И они правдивы.

Эмма мягко вздохнула, удрученно искривив губы. Сжав руку Реджины, она сказала:

– Слушай, я не буду отрицать, что тогда ты разбила мне сердце, – это правда, и мне было невыносимо больно. Но если ты ведешь счет поэтому, то я думаю, что мы уже сравняли его.

Реджина нахмурилась и наконец посмотрела на Эмму.

– Возможно, я ошибаюсь, – призналась Эмма, хотя и надеялась, что нет; по крайней мере, для успешного продолжения разговора. Для Реджининого успокоения. – Но когда я начала спать с другими людьми, ты упомянула, что почувствовала, будто сказанные мною в тот день слова не стоили и гроша. Я прямо сказала, что принадлежу тебе, а затем, полностью изменив свое поведение, отдалась кому-то ещё; всем подряд. И да, у меня имелись смягчающие обстоятельства или что-то вроде того, но… когда ты сказала мне об этом, казалось, что это тебя задевает; возможно, знание о том, как я поступаю хоть чуть-чуть, но разбило сердце и тебе, – нервно облизнув нижнюю губу, Эмма подняла взгляд и спросила, – или я ошибаюсь?

Реджина долго молчала, смотря на прыгающее в причудливом танце пламя в камине. Она сглотнула.

– Нет, – прошептала она еле слышно. – Нет, ты не ошибаешься.

– Значит, мы квиты, – мягко ответила Эмма, где-то в глубине души радуясь тому, что оказалась права, но все еще испытывая боль от понимания, что поступила плохо с женщиной, которая была ей небезразлична. Тем не менее, им обеим нужно было смириться с этим; постоянное возвращение к прошлой боли не сулило ничего хорошего ни одной из них. – Так ведь?

Реджина едва заметно выдохнула, сосредотачивая свое внимание на Эмме.

– Полагаю, да, – прошептала она. Поджав губы, она опустила взгляд на переплетенные руки и извинилась: – Прости. Просто я… вероятно, я боялась, что, несмотря на нечто, возникшее между нами сегодня, где-то в глубине души ты все ещё не простила меня за то, как я с тобой тогда обошлась.

– Простила, – без колебаний ответила Эмма. – Реджина, это было… все это произошло очень давно, так? Мы обе очень изменились с тех пор. И я не хочу сказать, что прошлое не имеет значения, потому что это не правда, но если мы зациклимся на нем, мы не сможем двигаться дальше. Только то, что происходит сейчас, имеет значение, а не то, что мы сделали или не сделали пять лет назад. У меня все ещё есть проблемы с доверием, а у тебя – твоя паранойя, но если мы позволим нашим страхам поглотить нас, то не сможем жить дальше. И я…

Затем, несколько нервно облизнув губы, Эмма выдохнула, встала и, переступив через бедра Реджины, присела. Поймав её взгляд, Эмма честно сказала:

– Реджина, я хочу, чтобы у нас с тобой что-нибудь получилось, – подарив ей мягкую, ободряющую улыбку, Эмма продолжила. –

На самом деле, я хочу, чтобы все это нас привело к чему-то гораздо большему. К примеру, к моей кровати, скажем, прямо сейчас? Я бы не возражала.

Реджина едва заметно усмехнулась.

– Уже жалеешь о своем решении «любить» меня на полу, дорогуша?

– Ну, вообще-то нет, это было чертовски горячо, но мы не можем оставаться здесь до утра, – рационально заметила Эмма, пожимая плечами. – Кроме того, как я слышала, королевы заслуживают лучшего, а пол, совершенно точно, не удовлетворяет этому критерию. Я не могу произвести плохое впечатление на особу королевских кровей.