Шах с войском в Иран воротился затем;
На месте оставшись, печальный Ростем
Ждал брата, что послан был им проводить
2740 Туранцев — от бед их в пути оградить.
И вскоре вернулся к нему Зеваре,
И вывел дружину Ростем на заре.
Привел он воителей в Забулистан,
И вышел Ростему навстречу Дестан.
Все люди Систана встречали его,
Встречали в тоске и печали его.
Землёю посыпала головы знать;
Пред гробом в безмолвии ехала рать,
Прорвав барабаны, литавры разбив,
2750 Хвосты боевым скакунам обрубив.
Лишь гроб показался, сын Сама седой
[95]Покинул коня с золотою уздой,
И спешился витязь, навстречу спеша;
Вся в клочьях одежда и в клочьях душа.
Бойцы именитые, сняв кушаки,
Склонились, полны неутешной тоски,
У гроба, поникнув главами, стоят,
Скорбя о прославленном, слёзы струят.
Могучий, лишаясь от горести сил,
2760 Блистающий золотом гроб отворил
И молвил отцу: «Видишь, дремлет мой сын.
Ты скажешь, то Сам, твой отец-исполин!».
Кровавые слёзы Дестан проливал,
В печали к Создателю громко взывал.
«Сын доблестный! — слышен Ростема призыв —
Ушел ты, а я, злополучный, всё жив!»
Заль скорбно взывает: «То сон наяву!
Сохраб малолетний вознес булаву
И славу снискал среди знатных!.. О нет,
2770 Подобный ему не рождался на свет!».
Слезам дозволяя без удержу течь,
Всё вел он о доблестном юноше речь.
Под своды чертога Могучий вступил,
С рыданьями громкими гроб опустил.
Увидела гроб Рудабе — обмерла,
Кровавые реки из глаз пролила,
Вскричала в отчаяньи: «Вождь-исполин,
Восстань же из гроба на миг хоть один!»,
И полная скорби, стенала она,
2780 И плач над юнцом начинала она:
«О львёнок, героем рождённый герой!
Такой не родится воитель второй.
Ты матери старой ответь на вопрос:
Что в пору цветенья с тобою стряслось?
Зачем — роковую мне тайну открой —
Дворец ты отверг для темницы сырой?
Зачем был отец так безмерно жесток,
За что твою грудь он кинжалом рассек?».
К Кейвану тот плач непрестанный вставал.
[96]
2790 Кто слышал, тот слёзы ручьём проливал.
За темной завесой сокрылась в тоске;
Ланиты несчастной в пыли и песке.
И горько рыдает Ростем: из очей
Не слёзы струятся — кровавый ручей.
Сказал бы, готовится мира конец,
Так радость была далека от сердец.
Вот с гробом Сохраба, почившего льва,
К бойцам воротился их скорбный глава,
Откинул покров, и героя чело
2800 Явилось мужам, безмятежно, светло.
Лишь взорам предстала Сохраба краса,
Дым вздохов, ты скажешь, застлал небеса.
Не в силах очей оторвать стар и мал,
Горючие слёзы любой проливал,
У каждого тёмен от горести лик,
И каждый у гроба главою поник.
Ты скажешь, был гробом весь княжий дворец,
Где тихо покоился юный храбрец.
Казалось, то Сам, возглавляющий рать,
2810 От битвы устал и прилёг подремать.
Укутанный желтой парчою, он спит,
И вот уж приют его тесный забит.
«Построить бы,— молвил Ростем,— не простой,
Усыпанный мускусом склеп золотой,
Достойный великой утраты, но он
По смерти моей был бы весь разорён».
Из крепкой породы воздвигнули склеп.
[97]От слёз не один горевавший ослеп.
Был гроб из алоя, и цепи на нём
2820 Глаза золотым ослепляли огнём.
Повсюду молва разгласила, меж тем,
Что сына убил в поединке Ростем.
Той грустною вестью весь мир потрясён,
И каждый внимавший печалью пронзён.
И дни для Ростема текли, как года,
И радость была его сердцу чужда;
Терпеть и мужаться решил, наконец;
Унынье почел недостойным боец.
И прежде такие свершались дела,
2830 И многие души печаль обожгла.
Кто в мире — коль мудростью он одарён —
Приманками жизни земной покорён?
Узнали о горшей из горьких утрат
В Иране, и каждый был грустью объят.
Ту скорбную весть предводитель Хуман
Принес Афрасьябу, вернувшись в Туран.
Немало дивился ей царь, и урок
Из сказанных слов для себя он извлёк.
