========== FEYN Shul (Погибель солнца) ==========

Шея горела, болезненный жар волнами разливался по всему телу, а во рту суше, чем в Алик’ре. Онмунд пожевал пересохшими губами и повернулся на спину, не отнимая ладони от пульсирующего болью лба. Словно мамонт по голове выплясывает, дремора его подери. Маг с трудом приоткрыл глаза. Сквозь застилающую взгляд мутную пелену маг увидел грубый каменный потолок. На сводчатых стенах плясали причудливые тени, зыбкий свет лился сквозь кованую решетку. Юноша сел, тихо протяжно застонав. Руки и ноги затекли, налились свинцовой тяжестью, голова кружилась, скудная обстановка комнатки пустилась в пляс. Заметив стоящий на краю кувшин, северянин жадно схватил его и припал к узкому горлышку. У воды был слабый солоноватый привкус. Выпив почти половину, Онмунд блаженно вздохнул. Тонкие серебристые струйки стекали по его подбородку, и колдун брезгливо вытер их рукавом. Пахло сыростью, землей, в углу что-то тихо зашуршало. Магия заискрилась на кончиках пальцев, обжигая легким холодком, но из кучи сена показалась острая мордочка злокрыса. Зверек повел подрагивающим носиком, но бледная молния, разбившаяся об пол возле его лап, заставила его поспешно юркнуть в дыру в стене, испуганно пища.

Юноша спустил ноги с продавленного топчана, застеленного овечьими шкурами, и окинул каморку уже более ясным взором. Подозрительно похоже на темницу… по другую сторону решетки стоял деревянный стол, стул, небольшой буфет и сундук. Почти такая же мебель была и в обители мага. Онмунд презрительно покосился на букетик лаванды, стоящий в треснутой вазочке. Да, вот жухлые цветы ему сейчас нужны как никогда!

Мелькнула тень, огоньки свечей затрепетали, и северянин увидел девушку, прижимающуюся щекой к железным прутьям. Пылающие в полумраке глаза исступленно шарили по ссутулившейся фигуре колдуна. Это скуластое бледное лицо было определенно знакомым. Как и тонкие руки-палочки, темные волосы, сбившиеся в неприглядный колтун…

«Помогите, моя семья умирает…»

— Как это все понимать?! — прорычал Онмунд. Голос, вырывающийся из горла, словно горящего изнутри, звучал глухо и приглушенно. — Что это все значит?!

— Наконец-то ты проснулся, — улыбнулась девушка, обводя кончиком языка заостренные клыки, сделавшие бы честь любому волку. — Уж думала, что все зря, что ты пропадешь как все остальные. Нельзя было пробовать тебя, но я не удержалась, — она поморщилась, тряхнула головой. Спутанные волосы упали ей на лоб. — Матильда-то совсем почти высохла.

Только сейчас маг заметил еще одного человека. Женщина с жидкими практически белыми волосами и серой кожей сидела в углу прямо на полу, глядя в одну точку. Губы ее шевелились, пальцы что-то плели из нескольких соломинок. Не сразу норд заметил на ее запястьях и шее множество следов укусов. Некоторые были совсем свежими, еще кровоточили, а кое-где белели старые шрамы. На мгновение Онмунду удалось поймать взгляд Матильды. Женщина безмолвно вглядывалась в взволнованное лицо северянина, после чего вернулась к своим соломинкам.

— У нас нет другого скота, кроме нее. Сбежали… или сдохли. Но ты не бойся, — вампирша захихикала как маленькая девочка, — тебя мы есть не будем. Ну… разве что разочек, — она снова рассеялась, но дико взвыла, закрыв лицо руками. Огненный шар, сорвавшийся с ладони Онмунда, взорвался снопом пылающих искр, которые попали на лоб и щеки носферату. Визжа, она металась по комнатке, бешено мотая головой. Матильда же даже не пошевелилась.

Не взирая на накатывающую слабость и дрожь в ногах, юноша подскочил к решетке и, улучив момент, схватил рыдающую нечисть за волосы. Она хрипло зашипела, потянулась когтями к шее северянина, но шальные карие глаза сузились до щелок, увидев пляшущее в ладони мага ало-золотистое пламя. Огненные искры прожгли кожу и плоть вампирессы практически до кости, ранки обуглились, кожа слезала искаженного гневом лица девушки.

— Убьешь меня — и тебе конец! — выплюнула она, задыхаясь. Синие глаза юноши превратились в практически черные, пламя в его руке немного опало. Онмунд едва держался на ногах, но если показать этой суке хотя бы минутную слабость, она разорвет колдуна голыми руками.

— Достаточно, Ирмагард, — вампирша испуганно присела при звуке властного, немного усталого голоса. Даже броня меланхолии Матильды треснула, женщина торопливо вскочила на ноги и кинулась прочь. Альтмер с мертвыми глазами цвета закатного неба приближался к вампирше, и казалось, что его ноги не касаются пола. Он будто плыл по воздуху. Пальцы Онмунда разжались, и Ирмагард отскочила в сторону, негодующе скалясь. Маг пошатнулся, едва не упал, и вцепился в каленые прутья решетки. Эльф смотрел на него со смесью толики скуки и пуда превосходства, жадно втянул воздух вздернутым, чуть приплюснутым носом. Старый вампир, намного старше Деметры. Да и Ирмагард не шибко юна. Сердце колючим склизким комом подкатило к горлу северянина. Тонкие губы вампира тронула высокомерная улыбка.

— Боишься? И правильно. Смертные должны бояться тех, кто отмечен печатью вечности.

— Какого Обливиона?! — простонал юноша, опускаясь на колени. Сотни раскаленных лезвий впивались в его шею, жажда тисками сковала глотку, перед глазами мелькали разноцветные круги. Альтмер наблюдал за мучениями мага с сухим равнодушием.

— Сопротивляешься, — протянул он задумчиво. — Такая твердость достойна похвалы. А такое упрямство — сожаления. Тем не менее… ты можешь стать достойным пополнением нашей семьи.

— Семьи?.. — сознание крошилось, ясность ускользала как песок сквозь пальцы. Он сполз на пол, дыша рвано и прерывисто.

— Частью клана Гранвирир. Скоро сам все поймешь. А ты, — альтмер повернулся к тихо скулящей Ирмагард, — я тебе говорил больше не питаться ими!

— Но Эсташ… — в бездонную пропасть забытья Онмунда проводил истошный крик вампирши.

***

Скайримские вина далеко не так изысканны, как хаммерфельские напитки. Терпкая, чуть вяжущая язык хурмовая наливка, медовое вино, густое и сладкое, не чета обожаемому северянами меду. Назир с трепетной нежностью вспоминал мягкий вкус ликера из розовых лепестков и пил уже третью чашу вина «Алто», надеясь утопить в нем поднимающееся в груди раздражение и досаду. Цицерон в черном бархатном дублете, расшитом черными ониксами и серебряным шитьем по рукавам, в бриджах из мягкой шерсти и кожаных сапогах до колен, рыжие как язычки пламени волосы собраны в хвост на затылке. Где шутовской костюм? Где колпак? Сейчас он выглядит соответствующе своему высокому статусу Хранителя тела Матери Ночи, но… это совершенно не тот Цицерон, которого ассасины привыкли видеть.

— Повторяю, — устало выдохнул редгард, потирая переносицу, — я не могу дать тебе контракт. Не положено.

— Но большинство убийц — несмышленые дети, которым еще учиться и учиться, — резонно заметил имперец. — Я могу взять с собой несколько посвященных, пусть поучатся.

— Если с ними валандаться, то ничему они не научатся, — недовольно буркнул Назир, в мыслях признавая правоту Цицерона. Бабетта уже натаскивает Турид, довольно способную бретонку, невысокую, застенчивую, с прямыми черными волосами и глазами цвета моря в шторм. Еще несколько пареньков были весьма способными — Ваан и Векеса, братья–близнецы родом из залива Иллиак с кожей чернее осьминожьих чернил, и Хэльвор-Тростинка, норд семнадцати лет, уже взрослый мужчина, но худой и изящный как девушка, с золотистыми локонами до плеч, кроткими глазами как у голубки и нежным голоском, созданным для пения в храме Мары. Нелегко парню жилось в родном Картвастене, норды не жалую подобной красоты у юношей. Но ничего, не одна жертва обманется его невинной внешностью и польстится на медовые речи, уж Назир такую породу знал. От того Хельвор еще полезнее Братству.

— Я столько странствовал со Слышащей, не бывал в Убежище неделями. Что изменит то, что я отлучусь на несколько дней да еще и для того, что бы заплатить долг? — при всем своем безумии и непредсказуемости шут был опаснее, чем ассасин. Желания гаера постоянно менялись, чего стоит его нытье по рулету и морковке, но убийца твердо знает, чего хочет, и отступать не намерен. Но и редгард не собирается уступать.