— Бабетта, — незнакомые бархатные нотки в голосе гаера заставили не-дитя вздрогнуть, — будь добра, позаботься о них. Они осквернили гроб Матери Ночи, и я позволил себе их наказать, — имперец презрительно поморщился, — жизнь я отнять не могу, но… зато отобрал их лица. Служить Ситису можно и без них, верно?
Леденящие объятия страха смыкались так крепко только однажды — когда пришла весть о падение чейдинхолльского убежища и когда Пенитус Окулатус напали на их оплот близ Фолкрита. И вот сейчас… когда шут ведет себя совершенно не как шут.
***
Мерцер частенько сравнивал свою судьбу с игрой в кости. Новый день — новый бросок, и никогда не знаешь, что выпадет. Он думал, что уже привык к проигрышам, неожиданным победам и прочему, но выходки дочери вновь и вновь доказывали ему обратное. Замужество, ребенок-аргонианин, а теперь еще и босмерка. Маг не считал себя расистом, напротив, он вполне терпимо относился ко всем расам. Терпимо, но настороженно, бретон за свою жизнь хорошо изучил натуры каджитов, альтмеров и даже орков, а лесные эльфы… мужчина покосился на Тинтур. Лошади ее боятся, Грзэин пару раз едва не сбросила наездника, когда эльфка подошла к ней слишком близко. Запашок псины, странные ногти на ногах, острые и чуть изогнутые, голодный блеск в раскосых глазах цвета осенней листвы. Проклятье к проклятью.
— M’anaan, — Лис, сидящая на коленях эльфийки, моргнула мутными внутренними веками и потянулась за следующим медовым пирожком, но обиженно зашипела, когда Белое Крыло хлопнула ее по чешуйчатой ручке. Деметра церемонно глотнула сидра из чаши.
— Манан, — выпалила Довакин, лукаво ухмыляясь. Онмунд смешливо хмыкнул, едва не подавившись рагу.
— Нет, M’anaan, — терпеливо повторила Тинтур и коснулась мочки своего уха. — Умеющий слышать.
— М’анан! — решительно заявила Лис, вновь пытаясь цапнуть лакомство, и громко икнула, выпучив серо-зеленые глаза от изумления. Бретонка отодвинула тарелку подальше от девочки, а босмерка принялась поить ее водой из чашки. В уголках губ Белого Крыла таилась озорная ухмылка.
— Это дитя способнее тебя, — тихо заметила она, поглядывая на блондинку сквозь полуопущенные ресницы. Они у эльфки тоже рыжие, но светлее волос, будто выгоревшие. Вообще она довольно миловидна: россыпь веснушек на переносице и щеках, высокие скулы и раскосые глазищи цвета меда. Деметру отнюдь не удивляло, что Вилкас, один из братцев–увальней, так прикипел к ней. Наверняка такому здоровяку хотелось бы защищать ее, холить и лелеять, наряжать в платьица и по воскресеньям ходить на службу в храм Кинарет.
— Я не собираюсь учить мер, — фыркнула Драконорожденная, поправляя накидку, подбитую лисьим мехом. — Я только поинтересовалась, как будет «слышащий» на твоем варварском наречии.
— Ты у нее спроси как «вампир» по-мерски будет, — мрачно заметил Мерцер. Онмунд подавился элем, Тинтур хмыкнула, и даже Лис, толком не понимая причину общего веселья, тоненько захихикала. Довакин возмущенно засопела и так резко поставила чашу на стол, что сидр переплеснулся через края кружки. Девушка брезгливо вытерла липкие пальцы о мантию. Ишь, умные какие. Одна даже говорить не умеет толком, вторая хвост отращивает каждое полнолуние! Молаг Бал и не разумел никогда, что его проклятье станет когда-нибудь предлогом для шуток.
— Вампир, — босмерка щелкнула ногтями по горлу, — noffete’bleead. Пьющий жизни.
Жаркое резко утратило свой вкус и аромат, Онмунд с трудом проглотил последний кусок и отодвинул тарелку. В памяти мелькнула та ночь в Фолкрите, когда Деметра… выпила жизнь ни в чем неповинного человека. У каждого свои грехи, свои пороки, но расплачиваться должен он сам. И погибнуть не так, не от клыков проклятого даэдра.
— Ты-то чего зазнаешься?! Сама человечинкой не брезгуешь, а мне надо всего лишь пару капель алого, — несмотря на надменный тон и высокомерно вздернутый подбородок, глаза Довакин смеялись. Она подперла кулаком подбородок, закусив ноготок на мизинце, — пришел под покровом ночи, один укус — и я сыта. А ты…
— Деметра, замолчи, — выдавил юноша, сжимая кулаки. Глаза северянина потемнели, превратившись из синих в практически черные, на скулах заходили желваки. Вздохи, рваные и хриплые, со свистом вырывались из его груди. Бретонка замолчала, ошеломленно моргая, и улыбнулась. От такой улыбки тревога мазнула по затылку эльфки ледяным шершавым языком. Она покрепче прижала к себе притихшую Лис и бросила опасливый взгляд на Мерцера.
— Онмунд, в чем дело? — стремясь уберечь крохи стремительно таящего благодушия, девушка ласково коснулась плеча мужа, но норд порывисто вскочил на ноги. Разговоры в таверне мгновенно смолкли, немногочисленные посетители повернулись к магу. Онмунда била дрожь, его душила ярость. Его жена… его любимая, прекрасная, милая жена смотрела на него с такой болью и обидой, а юноша не ощущал ничего кроме гнева. Тесть подвинулся поближе к застывшей дочери.
Серебристые глаза магессы блестели от непролитых слез, с губ сорвался горький всхлип, но магичка вдруг тихо рассмеялась. Звук ее ядовитого веселья протяжным эхом отозвался в голове северянина. Взгляд девушки, только что бывший таким ранящим, блеснул остро и хищно. Когда Онмунду было лет тринадцать, он увязался вместе со старшим братом на охоту. Волчица, попавшая в капкан, смотрела на него так же, как сейчас взирала на него жена. С затаенной ненавистью, злобой и болью.
— Что-то не так? — апатично осведомилась Деметра, склонив голову на бок. Длань, которую маг так презрительно отбросил, бретонка прижимала к груди, сжимая в кулаке бархат мантии. Золотистая цепочка амулета Мары обвила ее пальцы, края кулона впились в кожу ладони.
— Деметра… я больше не могу, — Онмунд хотел говорить твердо, но почему-то выл, стонал как побитый пес. — Я не хочу больше видеть тебя такой. И знать, что… что ты… — норд вздохнул и протянул к Довакин руки, — прости меня…
— Нет, — одно слово, хлесткое и резкое, словно предательский удар в спину, словно стрела, пущенная из темноты, сдавило грудь стальными тисками, которые раскалялись, так медленно и неспешно, словно желая причинить ему как можно больше боли. Юноша прерывисто выдохнул сквозь зубы и повернулся к Мерцеру. Анвильский маг смотрел на него исподлобья и многозначительно кивнул в сторону выхода. Деметра же плавно поднялась на ноги. Не удостоив мужа даже взглядом, она направилась прочь, гордо держа голову и высокомерно улыбаясь глазеющим на нее жителям Айварстеда. Тинтур с Лис на руках поспешила вслед за ней. Только босмерка видела как за закрытой дверью комнаты Довакин и Слышащая Темного Братства упала на застеленное шкурами ложе, заливаясь слезами. Только Мерцер и полдюжины посетителей «Вайлмира» видели, как Онмунд неловко закинул суму на плечо и поникший, ссутулившийся побрел к выходу из таверны.
***
Ветер бил его по лицу, дергал за полы плаща и выл так отчаянно, что магу самому в пору было кричать. Сумасбродство уходить в ночь да еще в начинающуюся грозу. Небо иссиня-черное, висит практически над самой землей, даже лун не видно, лишь молнии вспарывают зловещую пелену облаков, освещая Рифт короткими рваными всполохами. Где-то совсем рядом ухал филин, черная тень промелькнула перед лицом Онмунда. Юноша резко остановился, вскинул руку с пылающим в ней заклинанием пламени. Гром зарычал гневно и раскатисто.
— Обливион подери эту погоду, — пробормотал колдун, нервно озираясь по сторонам. Помилуй Акатош, словно чернилами Скайрим поганые даэдра залили! Смеются, небось, сейчас, глядя, как человек напуган. Огоньки Айварстеда практически растворились в ночи, но он может еще успеть вернуться до того, как небо рухнет множеством холодных капель осеннего дождя на спящие горы. Огонь в ладони мага обратился крохотным светящимся шаром, который мягко взлетел в воздух, сиянием отпугивая ночной мрак. В таверну можно не идти, за пару септимов фермеры могут пустить путника на ночлег, а утром… утром уйти раньше, чем проснется Деметра. Северянин протяжно застонал, словно от боли. Он любит ее. Ее нельзя не любить. Но мириться больше не может. Если ей так нравится быть монстром, чудовищем, которым пугают детей — пусть. Но тогда Довакин придется выбрать — или ее проклятье, или ее муж. Онмунд невесело усмехнулся. Найдутся сотни желающих утешить Драконорожденную в ее печали, разделить одиночество… и ложе. Даже болезнь бретонки не станет помехой для некоторых. Ревность, едкая, разъедающая, тягучей волной нахлынула на колдуна, светящаяся сфера мигнула и погасла, осыпавшись вереницей искр под ноги юноше. Норд глухо чертыхнулся. Нужно успокоиться, магия — структура капризная, непредсказуемая. Новый осколок света выхватил из темноты хрупкую фигурку, закутанную в какой-то балахон. От неожиданности Онмунд шарахнулся в сторону, хватаясь за кинжал. Сквозь спутанные грязные волосы на мага испуганно смотрела пара впалых карих глаз. Зачарованный огонек отражался в них, заставляя призрачно мерцать. Первая холодная капля сорвалась с неба и, упав, медленно скатилась по щеке норда.