— Ты еще кто?! — грубо выпалил он, делая шаг вперед. Девушка испуганно взвизгнула, выставила руки перед собой, будто защищаясь. Юноша попытался улыбнуться, но руку от рукояти кинжала не отнял. — Не бойся, я тебя не обижу…
— Помогите, — голосок тонкий, почти детский, — прошу вас… моя семья гибнет… мы так слабы… скоро умрем, все умрем… — она шмыгнула носом, безвольно опустила руки. Плащ соскользнул с узеньких плеч, и маг увидел, что на ней практически ничего нет. Замызганное холщовое платье, разорванное на груди, едва прикрывает костлявые коленки. Онмунд метнулся к ней и уже почти поднял упавший плащ, как внезапно длинные тонкие руки обхватили его за шею с неожиданной силой. Лицо девушки, мертвенно-бледное, оказалось совсем рядом.
— Эй, постой, что ты?.. — резкая острая боль вынудила его замолчать, что-то теплое заструилось по его шее и груди. Юноша, чувствуя, как подгибаются колени, попытался оттолкнуть вампиршу, но сила словно покидала его тело вместе с кровь, которую жадно урчащая нечисть слизывала с его кожи.
— Ты мне сразу понравился, — жарко прошептала она, — нашего мага убили недавно. Поганые стражи Стендарра! — девушка оскалилась, и угасающим сознанием юноша успел заметить, как кожа на ее лице собирается складками, а в глазах вспыхивает безумный огонек. Когда ночь заплакала, Онмунд уже не чувствовал колких поцелуев ее слез. Все тело сковало таким холодом, что маг ощущал себя мертвым, пусть сердце его и продолжало биться.
***
— Он бросил меня! Бросил! — надрывные рыдания Деметры пугали Лис. Малютка не понимала, почему еще совсем недавно счастливая и всем довольная девушка вдруг так безутешно рыдает. Девочка заерзала на коленях Тинтур, пытаясь укрыться в ее объятиях, и ткнулась мордочкой в плечо эльфийки. Босмерка рассеянно погладила ее меж крошечных рожек.
— Он говорил, что… что любит меня! А сам… сам… — слов стало не разобрать из-за бесконечных всхлипов. Плач Довакин, наверное, слышен на всю таверну. Лис дрожала, всем тельцем прижимаясь к Белому Крылу. Слезами горю не помочь, но эльфка молчала. Пусть лучше сейчас выплачется, завтра уже будет легче.
За стенами «Вайлмира» шумела непогода. Слава Йаффрэ, если к утру гроза стихнет. Тинтур очень хотелось увидеть радугу. В Фалинести после дождя радуга яркая и висит совсем низко над деревом, кажется, протяни руку и дотянешься. В Скайриме они, напротив, далекие, бледные и размытые, но не менее красивые.
— Все будет хорошо, — прошептала Тинтур, — он вернется еще. Мужчины — дурни в своем большинстве.
— И Вилкас твой тоже?! — зло откликнулась Деметра, обращая к ней заплаканное лицо. Светлые волосы падали ей на глаза, растрепавшаяся коса змеей извивалась за спиной, пальцы терзали мягкий ворс шкуры. Всполох ярости быстро потух, и магесса смотрела на эльфку раненым олененком. Белое Крыло улыбнулась и, по-прежнему держа Лис на руках, опустилась на край кровати. Аргонианочка выскользнула из ее рук и пробралась под бок бретонке, свернувшись клубочком. Девушка улыбнулась сквозь слезы и устроилась рядом с девочкой.
— Вилкас — особенно, — босмерка вздохнула, теребя бусинки своего браслета, — это же он спрятал письмо от Братства.
— Что?! — глаза Слышащей вспыхнули возмущением. — Да как… как он посмел?!
— Не хотел меня отпускать…
— Но ты все равно ушла, — Драконорожденная понимающе хмыкнула. Уж оборотня в четырех стенах не удержишь. Вытерев мокрое от слез лицо рукавом мантии, она села и потянулась за сумкой. Пыльный свиток, обтрепавшийся по краям, нашелся далеко не сразу. Связка сушеной лаванды, завернутой в лен, несколько зачарованных ожерелий, золотая шкатулка с резной крышкой и куча всяких безделушек посыпались на пол, пока Довакин, наконец, не нашла свиток призыва. Тинтур заботливо укрыла задремавшую девочку шкурой, когда по комнате пробежал легкий сквозняк, заставивший огоньки свечей затрепетать. Мерцающая бесплотная фигура Люсьена Лашанса появилась близ постели магички.
— Слышащая… — церемонно начал он, но его перебил горестный всхлип. Слезы хлынули по бледным щекам с новой силой.
— Люсьен, от меня муж ушел, — пожаловалась она. Ассасин непонимающе взглянул на Тинтур, но эльфийка лишь пожала плечами. Лашанс потер подбородок.
— Я… зачем ты мне об этом говоришь? Я убийца, а не нянька тебе, Слышащая.
Ее бледное, словно луна, лицо стало еще бледнее, а серебристые глаза почти почернели. Слезы высохли практически мгновенно. Она вызвала его, чтобы поделиться, чтобы… Довакин оскалилась, зашипела.
— Вон! — прохрипела она. — Вон!!! — голос бретонки взлетел до визга, и в Люсьена полетел огненный шар. Фантом едва увернулся, но жар все равно опалил его плечо, пронизав жгучей болью руку до кончиков призрачных пальцев. Магия, пропитанная злобой, самая сильная, а заклинания разрушения становится сильнее во сто крат, питаясь гневом мага.
— Уходи, иначе… — изящная ладонь, объятая магическим пламенем, потянулась к свитку с заклинанием призыва фантома. Кто он такой, чтобы ослушаться приказа самой важной из детей Нечестивой Матроны, тому, кто удостоился чести слышать голос Матери? Он уйдет, но правда все равно останется правдой, кто бы ее не утешал — отец, преданный слуга и новая сестра-эльфка…
— Как скажешь, Слышащая, — покорно прошелестел он, пятясь к выходу. По щекам магесы катились слезы, нижняя губа предательски дрожала, но огонь в ее руке не погас.
Если бы Слышащая была волчицей, она бы завыла свою скорбную песнь, глядя с тоской на полную луну. Если бы Слышащая была бы птицей — она улетела бы туда, где ее слезы никто не увидит. Если бы Слышащая была змеей — любой дерзнувший нарушить ее одиночество заплатил за это высокую цену. Но Слышащая всего лишь человек с древним проклятьем в своих жилах.
========== BahLOK Laas (Голод жизни) ==========
Фарфор нынче дорогой, не чета глине, пусть даже лакированной. Но Елентию подобные мелочи совершенно не волновали. Схватив со стола вазу, она запустила ею через всю комнату, и сосуд раскололся о тускло мерцающий щит заклинания оберега. Расписной фарфор лопнул с неожиданно тихим звоном, разлетаясь сотней острых осколков. Девушка лихорадочно озиралась по сторонам в поисках того, чем бы еще можно было бы запустить в голову ненаглядному муженьку. Рыжие кудри пылают, рассыпавшись по ее плечам, на щеках горит гневный румянец, а глаза сверкают ярче всех звезд Азуры.
— Успокоилась? — равнодушно обронил Мерцер, не спеша, однако, ослаблять магическую защиту. Вдруг Елентия догадается заглянуть в комод и бросится на него с обнаженным кинжалом. — Если ты ведешь себя как потаскуха, то привыкай. Относиться к тебе будут соответственно.
— Ненавижу! — в мага полетело блюдо с фруктами. Хаммерфелльские виноград и апельсины во всем своем великолепии расположились на ковре, и девушка, случайно наступив на гроздь сочных ягод, поскользнулась и упала. Оберег рассыпался серебристыми искрами, и Мерцер кинулся к жене. Елентия тихо всхлипывала — кривой осколок вазы рассек кожу ладони. Юноша бережно взял ее за руку, но она, шипя, оттолкнула его, неуклюже вскакивая на ноги. Глаза, полные слез, переливались будто сапфиры в венце анвильской графини.
— Не глупи, душа моя, — отчеканил маг, подступая к девушке. Его прикосновения были нежны, он бы никогда не подумал ударить супругу, но взгляд потемневших от ярости глаз была намного красноречивее. — Царапина глубокая. Позволь мне…
— Убирайся в Обливион, Мерцер! — взвизгнула Елентия. — Какое тебе дело?! Ведь я ничем не лучше трактирной шлюхи. Кого волнует, если одна из них сдохнет в канаве?!
— Если не дашь мне залечить ранку, то она может воспалиться. Ты этого хочешь? — признаться, колдун уже жалел, что так накинулся на нее, но стоило только взглянуть на жену, кокетничающую с Гэйрелом Златозубым, главой купеческой гильдии… у него просто сознание помутилось от ревности. Он шагнул к вжимающейся в угол девушке, чувствуя, как его решимость начинает рассыпаться. Раньше бы он зашептал царапинку, поцеловал едва заметный шрамик и оба думать позабыли бы о ссоре. Но Мерцер не желал больше терпеть выходок супруги, пусть и горячо любимой. Неделю он собирался избегать ее, не говорить с Елентией, не видеться, потому что исполненный боли взгляд жены способен и камень заставить расчувствоваться. Видя, как вздрагивают ее плечи, как по щекам катятся крупные слезы, юноша решил позволить прощальное объятие перед неделей горького одиночества и бесконечных ночей в холодной пустой постели, когда окровавленная ладонь девушки наотмашь ударила его по лицу. Мерцер сдавленно охнул, хватаясь за вспыхнувшую болью скулу. Пальцы его ощутили липкую влагу, на коже расцвели алые бутоны крови Елентии.
