— Да что с тобой случилось? В Лондоне о нас постоянно ходили разговоры, и это никогда тебя не беспокоило.

Холмс глубоко вздохнул.

— Ну, да. В Лондоне ведь я не знал… — он начал теребить пиджак, в голосе появились глубокие нотки, — я не знал, каково это — целовать тебя. Или каков ты на вкус. Теперь… всё изменилось.

— Хочу спросить. Послушай, Шерлок, когда она сказала… она ведь не имела на самом деле в виду…

— О, возможно. Кто знает? С тётушкой Оу никогда до конца не понятно: она никогда не говорит открытым текстом, но отец всегда полагал, что у неё извращённое чувство юмора. Ты сам видел содержимое прикроватной тумбочки. Эв с ней в прекрасных отношениях — он ей первой из всей семьи рассказал о своей ориентации, даже его родители узнали позже.

Они остановились посреди холла, пол в котором был выложен чёрной и белой плиткой, а стены обшиты полированными деревянными панелями. Шерлок спросил:

— Ну, с чего начнём?

Подняв взгляд, Джон понял, что в глубине души тётушка Октавия так же придерживается рождественских традиций, как и он сам. Холмс развернулся к парадной двери и начал было: «Изначально на этом месте было построено…» — но оборвал рассказ, почувствовав, что его обняли за шею.

Наслаждаясь новыми возможностями, Джон притянул Шерлока ближе и заставил наклониться, чтобы нежно и целомудренно поцеловать, лишь слегка соприкоснувшись губами.

— Не то чтобы я возражал, — тихо сказал Шерлок в губы Джону, — но что это было?

Всё ещё слегка придерживая детектива за шею, доктор указал взглядом наверх, и тот фыркнул, увидев блестящий зелёный пучок листьев, усеянный белоснежными ягодами.

[Иллюстрация 2]

— Языческий предрассудок, — изрёк Холмс, но привлёк партнёра к себе, чтобы поцеловать ещё раз — медленно, лишая опоры под ногами, заставляя губы Джона гореть; их прервало нарочитое покашливание. Уотсон обернулся с виноватым видом и увидел Майкрофта, наблюдавшего за ними с практически не скрываемым удовольствием.

— Джон, вы определённо положительно влияете на моего брата. Год назад он высмеивал рождественские традиции. Шерлок, я так и понял, что следует предупредить тебя: люди вот-вот начнут покидать столовую. Я уверен, что тебе не хотелось бы выставлять себя на обозрение.

Не ожидая ответа, Майкрофт кивнул доктору и проследовал в гостиную.

— Боже, теперь он будет несносным много месяцев, — проворчал детектив.

— Ага. Но он это заслужил, ты не думаешь?

Вместо ответа Холмс раздражённо фыркнул, но Уотсон понял, что это знак согласия. Во время ужина Джон видел, как Шерлок не только подливал вино старшему брату без просьб с его стороны и передавал десерт без единого едкого замечания, но даже слегка улыбнулся, думая, что на них никто не смотрит. По стандартам братьев Холмс это было гораздо больше, чем горячие объятия и многословные благодарности.

Отведя пристальный взгляд от удаляющейся спины Майкрофта, Шерлок будто только заметил, что рука Джона всё ещё обвита вокруг его талии, и неуверенно произнёс:

— Знаешь, обычно при осмотре дома начинают с верхних этажей и постепенно спускаются вниз.

Джон даже представить не мог, что Шерлок может быть таким застенчивым, но спрятал улыбку и многозначительно ответил:

— Ну, мы не будем нарушать эту традицию, верно? Веди меня.

Поднимаясь по лестнице позади Шерлока, Уотсон не пытался сдерживать себя и во все глаза смотрел на его стройные ноги и задницу. Когда они очутились на верхней площадке, Шерлок тихим, слегка задыхающимся голосом спросил:

— Итак, с чего бы ты хотел начать? С ванной в стиле эпохи Возрождения или с комнаты, стилизованной под…

Голос Шерлока оборвался, когда Джон взял его за руку и переплёл их пальцы, поглаживая костяшки. Он запрокинул голову, притворяясь, будто серьёзно обдумывает вопрос, в то время как детектив пристально и жадно смотрел на его рот, и наконец проговорил:

— Ну, я полагаю, мы могли бы начать с нашей…

— Хорошо.

— Я имею в виду, что твоя тётя велела…

— В самом деле.

— Тогда отлично.

Уотсон почувствовал, что Холмс почти коснулся грудью его спины, когда они подошли к двери своей спальни. Как только оба вошли в комнату, Шерлок приблизился, прижал Джона к себе, обхватил одной рукой его лицо и принялся благоговейно касаться его губами, прослеживая линии бровей и носа и, наконец, позволив их губам встретиться.

Несколько часов спустя Джон медленно вынырнул из сна и открыл глаза. Он лежал почти на самом краю кровати, а Шерлок тесно прижимался к нему сзади, сопя в шею. Повернув голову, доктор поверх его плеча увидел почти полностью пустующую постель и ухмыльнулся. Он бы никогда не подумал, что Холмсу могут нравиться объятия, и это было так мило, действительно мило. Джон дождаться не мог, чтобы сказать это Шерлоку вслух и посмотреть на выражение его лица.

Одну ногу Шерлок закинул на Джона, прижав его к матрасу, рука была обвита вокруг талии, удерживая его так крепко, будто во всём мире разом исчезли все табачные корпорации, и лишь у его доктора осталась в запасе последняя упаковка никотиновых пластырей. Худощавый Шерлок был жаркий, как печка, и Джон попытался не разбудить его, когда осторожно откинул с себя толстое пуховое одеяло, пока его не хватил тепловой удар.

Хотя Холмс и не думал просыпаться, его бёдра были плотно прижаты к ягодицам любовника, и Уотсон снова прикрыл глаза, наслаждаясь воспоминаниями о прошлой ночи. Секс был… ну, откровенно говоря, далеко не лучшим в его жизни. Он не был плох — они оба достигли оргазма, и то, что он был с Шерлоком, уже делало его изумительным, но всё произошло так быстро. Выглядело, словно Шерлок не может поверить во взаимность желаний Джона, пока не разденет его и лично не доведёт до кульминации хотя бы один раз. Впрочем, доктор и не думал возражать. Он тоже безумно желал Шерлока. Он полагал, что несколько месяцев бросаемых украдкой взглядов и мучительной жажды обладания соседом по квартире вполне могут сойти за длинную прелюдию.

Холмс буквально набросился на Уотсона, едва за ними закрылась дверь спальни. Через несколько секунд Джон уже лежал, распластанный поверх покрывала с не до конца спущенными и болтающимися на одной ноге трусами, закинув голени на плечи партнёру. Голова Шерлока оказалась между ног Джона; он отсасывал, глубоко впустив член в горло, приглушённо и жадно постанывая, от чего пальцы на ногах доктора поджимались и вдавливались в обнажённую спину любовника.

Через головокружительно короткое время Шерлок крепко провёл костяшками пальцев по промежности Джона, прижав их к яйцам, и тот едва успел предупредить: «Шерлок, Ш’рлок, я… я…» — как кончил, комкая покрывало, чтобы не схватить за волосы и не потянуть на себя партнёра. Он был совершенно уверен, что во время оргазма очень сильно вдавил пятку ему в плечо, но если и так, то Шерлок не обратил на это никакого внимания: когда он поднялся и посмотрел на задыхающегося Джона, вид у него был поразительно самодовольный.

Когда наступила его очередь, Уотсон хотел проделать всё гораздо медленнее: водить носом и тереться лицом между ног Шерлока, вдыхая запах его белья, упиваясь мускусным ароматом, наслаждаясь жаром и упругостью твёрдого члена под мягким хлопком и влажным пятнышком смазки, впитавшейся в ткань. Когда он наконец достал член Шерлока через прорезь на боксёрах, то долго поддразнивал губами и языком самый кончик, прежде чем совсем стянуть бельё и взять его в рот, слушая беспомощные стоны и чувствуя, как трепещут бёдра любовника, отчаянно пытающегося лежать неподвижно. Смоченными слюной пальцами Джон водил между ягодиц Шерлока, воодушевлённый сбивающимся дыханием и тем, как тот охотно развёл ноги шире.

Когда бёдра партнёра начали невольно подаваться навстречу ласкам, а дыхание совсем сбилось, став коротким и прерывистым, Уотсон протолкнул скользкий палец внутрь и крепче сомкнул губы вокруг члена Холмса. Джон провёл языком под головкой, а затем ускорил темп до максимума, когда большие ладони неистово, до боли и выступивших слёз, потянули его за волосы, пытаясь отстранить его голову от содрогающегося члена. Это единственное, что смог сделать Шерлок, не успевая предупредить словами о приближающемся оргазме, после чего застонал сквозь стиснутые зубы и излился в рот Джона, стиснув мышцами погружённый в его тело палец.