Во второй раз Споку приходилось принять тот факт, что Джим Кирк мёртв.

Джим Кирк, который принял Спока, который… любил его таким, какой он есть, — умер. Ради того, кого любил. Он сам только что прямо признался в этом — других свидетельств было не нужно. Спок никогда не стремился испытать подобные эмоции, никогда не ассоциировал их с Нийотой, и когда они возникли по отношению к Джиму, он не почувствовал стыда. Сарек любил мать Спока. Несомненно, любовь к Джиму почтила бы её память.

Но Джим мёртв.

Его капитан мёртв.

***

Спок выпустил руки Джима. Вырвавшийся у него крик был похож на рёв дикого животного. Он собрал последние силы, рванул запястья в стороны и освободился от пут, оставленные верёвкой следы сочились кровью. Он мог истечь кровью, получить заражение и сорвать план спасения, который осуществлял экипаж «Энтерпрайз», но это уже не имело никакого значения. Руки его были свободны, и он принялся распутывать узлы на щиколотках; управившись за одну минуту тринадцать секунд, он развернулся к решётке. Подушечки пальцев были ободраны и саднили.

Ему больно было смотреть на тело Джима, но он просунул руки сквозь прутья решётки и коснулся его шеи. Ничего. Он погладил его руки, но не обнаружил ничего, кроме липких пятен собственной крови, оставшихся на коже Джима. Поднявшись на ноги, Спок ухватился за решётку и изучил устройство камеры. Прутья были выкованы из прочного металла, вероятно, из природного сплава. Он тряхнул конструкцию и заметил, что скоба в том углу, где решётка крепилась к стене пещеры, ослабла. Игнорируя боль в ноге, он встал на колени около скобы и начал искать, как её сорвать. Спок не увидел ни болтов, ни заклёпок. Либо это было упущение, либо брак. Подняв взгляд, он обнаружил, что верх решётки был привязан к стене точно такой же верёвкой, которую он недавно сорвал со своих запястий и щиколоток.

Если он раздобудет хотя бы небольшой рычаг, чтобы вытащить нижний прут из крепления, то теоретически он сможет сдвинуть всю решётку настолько, чтобы пролезть под ней. Добравшись до Джима, он обдумает их положение и будет ждать, когда явятся охранники и начнут разбираться, что здесь произошло. Он не заметил никаких устройств слежения, но у караула должно было быть что-то вроде графика обходов.

Он встал, изогнувшись, и обхватил пальцами нижний прут. Стиснув зубы, он дёрнул изо всех сил, почувствовав, как на руках напряглись мышцы и натянулись сухожилия. Он зарычал, лицо его исказилось, раздался скрежет, и прут отошёл от крепления. Спок толкнул решётку, и та покачнулась. Он прислонился спиной к холодной каменной стене тюрьмы, переводя дыхание.

Его руки и пальцы болели, он потянул несколько мышц. Кровотечение из ран на его запястьях уменьшилось, но не прекратилось. Времени для дальнейших исследований не было. Он должен был действовать, пока ещё оставались силы. Он распластался и просунул плечо между прутьями, почувствовав, как раскачивается решётка, сопротивляясь его напору. Было слишком мало места, чтобы всё его тело смогло протиснуться под ней. Он опустился на пол, морщась от боли в левом колене, и начал копать. Пол был земляной; Спок загребал пригоршню за пригоршней, грязь забилась ему под ногти и залепила израненные подушечки пальцев. Он не останавливался.

«Это нелогично», — говорил он сам себе. Капитан мёртв. Споку следовало выбираться самому, но он продолжал копать. Если бы они поменялись местами, если бы Спок лежал в соседней камере, то Джим — он был в этом уверен — ни за что не бросил бы его тело.

Он принялся копать с новыми силами, и яма уже была достаточно глубокой, чтобы просунуть под решётку руки. Он продолжал работу, забыв об изнеможении и пересохшем горле. Больше еды им не приносили и не предлагали попить с тех пор, как привели сюда. Он копал, подбадривая себя тем, что каждая пригоршня земли приближала его к Джиму. Его поддерживала надежда — надежда на то, что он сам слишком ослаб для поддержания контакта разумов и что Джим, может, ещё жив.

Спок не хотел брать на себя командование кораблём. Следовательно, Джим должен был выжить.

Было логично, чтобы Джим остался в живых.

Он копал два часа и двадцать девять минут, пока не истёр себе ладони; он копал вглубь настолько, насколько удалось, пока его пальцы не начали скрести по каменному основанию, прикрытому слоем земли. Он лёг на живот и начал протискиваться под шатающейся решёткой, пока его голова и плечи не пролезли через подкоп. Для этого пространства хватило, но нижний прут зажал бёдра. Он упёрся руками в землю и начал извиваться, помогая мышцами пресса и ногами, чтобы протолкнуть себя до конца. Металлический прут зацепился за его форму; он почувствовал, как рвётся ткань, но продолжил ползли. Полностью освободив плечи, он начал помогать себе руками, толкаясь и подтягиваясь по чуть-чуть. Он опёрся руками о землю, прогнулся в спине и вытащил ноги.

Он не стал стирать кровь и грязь с рук, а сразу бросился к Джиму проверять пульс — нащупал слабые толчки. Сердце Спока забилось быстрее. Он установил пальцы на мелдинговые точки на лице Джима и начал шёпотом: «Мой разум к твоему разуму, мои мысли к твоим мыслям…» Он повторял это снова и снова, пока не затеплилась ниточка связи. Его окружила тьма, но Спок говорил с ней, надеясь, что Джим его услышит.

— Не покидай меня.

Он развязал верёвки на запястьях и щиколотках Джима, устроился на земле рядом с ним и обнял — необходимо было согреть его. Спок склонил лицо к голове Джима, прижался щекой к его лбу и начал тихонько укачивать, как в детстве укачивала его мама. Он вспомнил нежность её рук, когда она гладила его по щеке. После мамы только Джим без стеснения прикасался к Споку. Нийота с уважением относилась к обычаям его народа — и Спок высоко ценил эту её черту. Он был рад, что она вела себя сдержанно в присутствии других людей и почти не прикасалась к нему вне приватной обстановки. Но Джим постоянно инициировал их физический контакт: едва они покидали мостик, он клал руку Споку на плечо; мимолётно проводил пальцами по спине, когда склонялся над Споком, чтобы взглянуть на данные компьютера.

Поцелуй меня.

Эти слова, слетевшие с губ Джима, заставили его вздрогнуть от осознания, что Джим понимал — понимал, какой смысл имело касание их рук. Это взаимодействие — каждый раз — не было односторонним.

Потому что ты любишь меня, как и я люблю тебя.

Он укачивал Джима на руках до тех пор, пока не услышал приближающиеся шаги: негромкая дробь подкованных сапог отдавалась в пещере жутким гулом. Он осторожно опустил Джима на землю, подложив ему под голову его руку, и замер у решётки. Наконец показался охранник, он заглянул в камеру Спока и вытаращился, когда понял, что она опустела. Он отпер дверь и шагнул внутрь, быстро подошёл к подкопу и встал перед ним на колени. Спок воспользовался этой возможностью, просунул руку между прутьями решётки, сжал в захвате основание шеи и придержал падающего охранника. Сняв ключи с его пояса, Спок быстро отпер дверь камеры Джима, взял его на руки и пошёл по коридору.

Безоружный, несущий раненого Джима, Спок рассчитывал на то, что их немедленно заберут свои, как только смогут их обнаружить. Нельзя было попасться на глаза тюремщикам. Кроме лежащего без сознания охранника, пока никто больше не знал об их побеге и не узнает, возможно, ещё около получаса. Этого времени было более чем достаточно. Крепче прижав Джима к груди, Спок начал карабкаться по крутой извивающейся тропинке, ведущей к выходу из пещеры. Когда коридор закончился развилкой, он прижал ухо к каменной стене и различил отдалённые голоса, но не услышал звука приближающихся шагов. Откуда доносилась речь, он понять не мог. Он выбрал левый проход, и разговоры постепенно стихли. Он перевёл дух и взял Джима поудобнее.

Если бы ему удалось найти компьютер, он бы смог вызвать «Энтерпрайз» по экстренному каналу связи. Однако было очевидно, что обитатели планеты малоразвиты, их оружие примитивно, и Спок имел основания сомневаться, что они уже доросли до использования микросхем. Он сделал себе выговор за то, что не поискал у вырубленного им охранника оружие. Несомненно, он потерял концентрацию.