– Тебе нужно вернуться в палату, – сказал он.

– Нам нужно вернуться, Шерлок. И не надо делать такое лицо, мы не договорили.

Джон споткнулся и схватился за плечо Шерлока, но тут же отдернул руку. Судя по всему, у него снова кружилась голова, только показывать это он не стремился. Шерлок был готов в любую секунду подхватить его. Разумнее было бы вообще сгрести Джона в охапку прямо сейчас и благополучно доставить непосредственно к кровати, вот только он это вряд ли оценит. Да еще и на глазах у всей больницы. Шерлок усмехнулся своим мыслям и подумал, что если Джон еще хотя бы раз пошатнется, то ему все же придется претворить свой план в действие.

– Я никуда не уйду, – сказал Джон, удобно устроившись на своей кровати.

– Почему? Ты же сам недавно подробно расписал, как тяжело тебе даже просто смотреть на меня.

– Потому что я идиот, идет? Такой же идиот, как и большинство людей в этом мире.

Шерлок улыбнулся. Снова. У него не было оснований не доверять своим органам чувств, но, похоже, Джон не злился. Невероятно. После всех ужасов, которые ему пришлось испытать. Шерлок помнил, знал, но даже представить боялся, что должен был почувствовать такой человек, как Джон.

– Джон, я… со мной может быть опасно.

Теперь несмелая улыбка тронула не до конца зажившие губы Джона. Аргумент оказался слабеньким, Шерлок и сам это понимал, но посчитал своим долгом предупредить.

– А когда меня это останавливало?

Но в следующее мгновение по лицу Джона проскользнула тень, и глубокая морщина прорезала лоб – воспоминания. Они еще долго будут преследовать его. Так же как и Шерлока – безумные видения смеющегося оскала Джона, наркотический бред. А еще полные боли стоны и отчаяние в обычно теплых добрых глазах.

– Ты спас меня, – сказал Шерлок, чтобы хоть что-нибудь сказать. Благодарность в данный момент должна была подбодрить Джона. – Лестрейд мне все рассказал, а в остальном помогла моя собственная история болезни.

– Шерлок, неужели ты думаешь, что я смог бы оставить тебя умирать? Да и все мое спасение заключалось в звонке в скорую, которая и мне самому, как видишь, понадобилась.

– Тебя нашли рядом со мной на полу, не в том месте, где… все случилось. Ты был одет, а в руке держал мой телефон, который я оставил на столе. Я видел фотографии – ковер смят в нескольких местах по-разному, сперва ты подполз ко мне, затем уже на ногах рванулся к телефону. Чтобы проделать такое, мало одного адреналина и шока, здесь нужно что-то большее… Ты набрал номер и сел ждать рядом со мной. Ты не покинул меня, ты… Спасибо, Джон.

Джон прикрыл глаза, стараясь не поддаваться эмоциям. Это у него всегда получалось неважно. Шерлок замер в своем кресле. Он сказал самое главное – то, чего боялся, о чем подозревал, на что втайне надеялся, но боялся поверить. Джон и раньше удивлял его своей преданностью и бескорыстностью и, придется признать, своей терпимостью к нему. Гонясь за своей персональной войной, за адреналином, Джон со своими общечеловеческими ценностями и чрезмерной этичностью как-то незаметно стал Шерлоку другом, которого он никогда не искал. Казалось бы, что такого – улыбаться вместе с кем-то, разговаривать о всяких пустяках, когда становится невыносимо скучно, слушать утреннюю возню на кухне или же вечерами ждать с очередного свидания. Незаметно, постепенно Джон стал необходимостью в жизни Шерлока – залогом его продуктивного существования. Поэтому сейчас, как бы Шерлок не убеждал себя, что снова сможет прожить один, было мучительно больно даже думать о том, что Джон уйдет. Это пугало, как вновь осознанное непривычное чувство, заставляло осторожничать – только не ранить снова, не разорвать тонкую нить понимания, которая возникла между ними. Снова. Возродилась из пепла – самое подходящее сравнение, самое логичное.

– Ты мой друг, – ответил, наконец, Джон. – Несмотря ни на что.

– Очень глупая точка зрения, – привычно возразил Шерлок. – Человек по своей натуре изменчив, и никто не может гарантировать, что в следующий момент времени он не решит следовать своим инстинктам и вновь образовавшейся истине. Предательство изначально заложено в натуре каждого.

– Не порть момент, Шерлок! – возмутился Джон, его глаза улыбались, даря тепло и уют. – Сам знаешь, здесь я с тобой не соглашусь.

– Это потому, что ты не способен оценить всю многовариантность ситуации и выбрать наилучшее решение.

Джон отрицательно покачал головой.

– Я вернусь с тобой на Бейкер-Стрит, – сказал он. – И постараюсь позаботиться сам, чтобы ничего подобного не повторилось. Но только при одном условии.

Шерлок нахмурился. Не ожидал.

– Каком?

– Ты больше не будешь один гоняться за опасными преступниками. Никогда. Ты будешь ждать меня или, на крайний случай, Лестрейда прежде, чем соваться в их логово. И ты сам начнешь хоть иногда покупать продукты.

Шерлок мысленно взвесил альтернативы – не так уж страшно. Мизерная плата. А ведь он уже почти перестал надеяться.

– Хорошо.

Шерлок протянул руку и осторожно коснулся Джона, провел пальцами по его ладони, чувствуя заживающие царапины, обходя пожелтевшие синяки, отодвигая рукав больничной пижамы. На миг он замешкался, когда в памяти вспыхнули удары – причина повреждений, но быстро отогнал их. Это просто, теперь у него куда более сложная задача – помочь Джону забыть и вновь привыкнуть к его обществу. Показать, что кошмар больше никогда не повторится. Убедить, что он тоже сумеет быть ему другом.

Кожа под пальцами похолодела и покрылась мурашками. Шерлок вскинул голову и быстро отдернул руку – Джон смотрел на него со смесью ужаса и отвращения, готовый в любой момент сорваться. Шерлок в изумлении попятился назад, запнулся о кресло и вышел из палаты. Он вновь где-то ошибся. Но где?

Дверь в знакомую палату под номером двести два была приоткрыта. Лестрейд сам себе не мог признаться, что ходит в больницу слишком часто для простого инспектора Скотленд-Ярда. И пусть поначалу им двигало вполне профессиональное желание проследить за ситуацией и не дать ей огласки, то потом он уже приходил просто поговорить. Он видел, как тяжело было Джону осознавать и вспоминать, а особенно – принять. Лестрейд не представлял, что бы сделал на его месте, наверное, послал бы к черту всех и вся и попытался бы выкарабкаться самостоятельно, подальше от Бейкер-Стрит и, возможно, вообще от Лондона. Но Джон… Он шел напролом, бередя свои раны, срывая запреты, четко и быстро принимая решения. Лестрейд мысленно восхищался им, как делал это едва ли не с их первой встречи. С Шерлоком все было немного по-другому. Все такой же упорный и упрямый, он с интересом ученого ковырялся в своих ранах, разве что под лупой их не разглядывал. Он тоже старался понять – проанализировать ситуацию и разобраться в чувствах Джона, предугадать его реакции. Он все просчитывал, вот только выводы его частенько оказывались ошибочными. Даже странно было видеть его чуть растерянный, обиженный, как у ребенка, взгляд, когда его прогнозы не сбывались. В обычной ситуации он всегда знал, что чувствует Джон, успел хорошо изучить его. Но теперь… слишком обнажились эмоции, и слишком сложной оказалась ситуация, и слишком нелогично стал поступать Джон. Нелогично с точки зрения привычных реакций и своего прежнего поведения, как говорил Шерлок. А Лестрейд мысленно добавлял, что поведение Джона вполне оправдано с точки зрения обычной психологии человеческих отношений, которую Шерлок, кажется, забыл учесть. И это было странно, даже пугающе, но врачи как-то обмолвились, что наркотик мог повлиять на психику и на умственную деятельность. Шерлок придет в норму, он и так остается гениальным мастером дедукции, но для полного восстановления должно пройти время.

Лестрейд выслушивал этих двоих, помогал советами Джону и просто присутствием Шерлоку. Он даже начал чувствовать некую ответственность за них. Как нянька, посмеялся он однажды. В участке о его походах в больницу пока не догадывались, хотя Донован и кидала иногда подозрительные взгляды. Но она знала только официальную версию, поэтому не требовала немедленно замуровать Шерлока в тюрьме.