Когда внизу раздался едва слышный стук в дверь, сердце Шерлока сделало такой сумасшедший рывок, что на миг потемнело в глазах.

На непослушных ногах, заплетающихся от нахлынувшей слабости, он спускался по лестнице, впервые боясь увидеться с Джоном, и вместе с тем замирая от радости, что тот наконец-то вернулся домой.

В прихожую ворвался отвратительный запах алкоголя и рвоты…

Джон упал в руки Шерлока, едва не опрокинув его своим налитым свинцовой тяжестью телом, и Шерлок крепко прижал его к себе, с трудом удерживаясь на ногах.

— Шерлок…

— Тихо, Джон. Мы испугаем миссис Хадсон.

Шерлок мгновенно сконцентрировался на самом главном — срочно добраться до гостиной, а там уже станет значительно легче. Раздеть, бросить в бельевую корзину всю эту грязь и вонь, умыть и положить в постель. Всё остальное потом. Душ, горячий чай — потом. Сказать о том, как он дорог ему и близок — потом.

Бледный, дрожащий Джон не в силах был даже открыть глаза, его тяжело повисшее на Шерлоке тело горело, как в лихорадке, по вискам и шее струился обильный пот.

«Идиот! Кретин! Как он только добрался до дому?!»

От жалости сердце сжималось, переполняя душу тоской. Джон, такой терпеливый и сильный, сломался, выдохся. Шерлоку было страшно, и он продолжал ругаться, словно это могло растворить захлестнувший его страх, превратив все в рядовую и даже комичную ситуацию — сосед по квартире напился. Глупо, банально напился. Такое бывает. А то, что не покидает чувство неминуемой и страшной потери, всего лишь последствия пережитого волнения.

Вот же он, Джон — безвольный и, кажется, уже готовый отключиться, но, слава богу, живой.

— Джон, потерпи… Я сейчас…

— Шерлок…

— Молчи. Всё хорошо, ты дома.

— Дай мне воды.

Тяжело облокотившись на раковину, Джон долго пил ледяную воду, подставляя под струи лицо и голову, а потом рухнул на стул, потирая ладонями виски.

Шерлок стиснул руками его понурые плечи.

— Тебе необходимо прилечь. Вставай. Я тебе помогу.

До комнаты Джона они добрались довольно быстро, и Джон даже попытался стянуть через голову джемпер, но это было последним, что он сделал перед тем, как мир красиво взорвавшись, перестал существовать, и разум погрузился в тяжелое, темное забытье…

Шерлок раздел его сам, оставив только трусы и футболку, и, уже почти выбиваясь из сил, с трудом дотащил до кровати, продолжая удивляться странному жару неподвижного тела.

«Утром все будет в порядке, — успокаивал он угнетённое горькой тревогой сердце. — Выспится, примет душ и сразу придет в себя».

Но тревога не покидала, опаляя волнением легкие, заставляя пристально всматриваться в родные черты: спит или потерял сознание? Дыхание тяжелое, горячее, пропитанное запахом виски.

«Сколько он выпил? На интоксикацию не похоже. Джон всегда пьет понемногу… Устал. Он просто очень устал. Я довел его до последней точки».

Шерлок не видел выхода из этого тупика.

***

В своем лихорадочном огненном бреду Джон был с Шерлоком.

Шерлок лежал у него между ног и высасывал остатки угасающей жизни. Джону было невыносимо страшно. Наполненный битым стеклом рот причинял невыносимую боль. Лопались набухшие, изрезанные осколками вены, и кровь тягуче стекала по напряженной, тяжелой мошонке, заливала обнаженные ягодицы и скапливалась теплой лужицей под поясницей.

Он умолял, он кричал: «Шерлок, не надо! Остановись!», а сам, вцепившись намертво в его волосы, со всей силы прижимал до головокружения любимое лицо к своему измученному вожделением паху. Желание и боль сводили с ума, и крик рвался из горла прямо в переливающееся звездами небо, безбрежно раскинувшееся над его головой и манящее долгожданным покоем…

Джон метался на сбитых в ком простынях, выгибаясь немыслимой дугой. Шерлоку казалось, что он сейчас переломится в пояснице — так противоестественно Джона ломало. Его возбуждение было так велико, что тонкий хлопок белья промок насквозь, и увеличенная головка, отчетливо вырисовываясь, туго натягивала мягкую ткань.

Джон продолжал стонать и звать его, надрывно и хрипло.

Видеть его мучения было невыносимо, и на миг у Шерлока мелькнула дикая мысль помочь ему избавиться от этого адского возбуждения. Он хорошо понимал, что достаточно будет нескольких резких движений, и Джон сразу же выплеснется, сразу же освободится, но представить, что он прикоснется к находящемуся в беспамятстве Джону даже ради того, чтобы прекратить этот сводящий с ума кошмар, было немыслимо.

И все-таки Шерлок не выдержал… Он накрыл ладонью каменно твердый, горячий член, а потом, чувствуя омерзение к самому себе, неловко погладил. Джон мгновенно толкнулся в руку, и Шерлок ускорил темп, моля Бога помочь ему навсегда забыть эти минуты, вытравить их из памяти, как самый страшный, самый грязный свой грех.

Даже сквозь ткань прикосновения доставляли немыслимое наслаждение, но, кончая, Джон закричал протяжно и непривычно тонко, словно получив смертельную рану. Его колотила такая дрожь, что Шерлок вынужден был несильно прижать охваченное оргазмом тело к кровати, думая лишь об одном: удержать, дождаться, когда прекратятся эти так не похожие на волны удовольствия судороги.

Он ласково гладил лицо, волосы и тихо успокаивал, убаюкивал так и не пришедшего в себя Джона.

Необходимо было его переодеть. Шерлок не мог допустить, чтобы очнувшись утром, Джон догадался о том, что произошло, как и не мог допустить, чтобы он лежал сейчас мокрый и перепачканный собственным семенем.

Он принес теплую воду, губку, мягкое полотенце и осторожно стянув с Джона плавки, бросил их на пол. Протерев все ещё напряженный член, а затем насухо промокнув его полотенцем, Шерлок быстро переодел Джона в чистое белье. Пропитанная потом футболка тоже полетела на пол.

Его трясло с головы до ног: от страха, что Джон очнется и увидит странные действия друга, от рвущегося сквозь поры жара, от мысли, что всё потеряно навсегда…

Вскоре мучительное забытье Джона перешло в глубокий сон: дыхание выровнялось, ресницы перестали трепетать, а влажное от испарины лицо постепенно стало расслабленным и спокойным.

Шерлок укрыл его одеялом, тщательно, подоткнув его со всех сторон, поправил подушку и, выключив свет, тяжело опустился в кресло.

Думать не было сил. Гнетущее чувство только что совершенной ошибки не покидало ни на секунду. Так прикасаться к Джону было нельзя.

========== Глава 12 Невыносимо ==========

Джон проснулся поздно и долго лежал с закрытыми глазами, прислушиваясь к привычным звукам квартиры. Но сегодня они казались странно незнакомыми и чужими. Собственное тело казалось чужим. Весь мир казался чужим. Шерлок… Только Шерлок был близким, как никогда. Очень хотелось его увидеть, услышать голос. Почувствовать его запах…

Запах… Тяжелый и густой. Виски… Что-то ещё… Джон вздрогнул и, широко распахнув глаза, резко сел на постели, недоуменно оглядываясь по сторонам. Последнее, что он помнил из вчерашнего вечера — горький вкус неразбавленного виски и бьющий по нервам нестройный гул голосов, перекрываемый навязчиво громкой музыкой. Как он оказался дома, и что было потом, Джон не знал. Что-то случилось — такое, отчего вдруг испуганно сжалось сердце.

Что?

Что?!

Отсутствие пижамы не удивляло — Джон понимал, что напился вчера изрядно, как, впрочем, ему и хотелось — до отупения, до полного отсутствия мыслей и чувств. И плевать, чем всё это закончится…

Как он оказался в постели, как умудрился раздеться, можно было только догадываться.

Шерлок… Шерлок?

Жгучий спазм скрутил низ живота. Битое стекло… Почему? Откуда? Желание опалило тело так внезапно и сильно, что Джон застонал. Невыносимо хотелось ласки…

Сожми его Шерлок, сожми, или я сейчас умру…

Он резко тряхнул головой и поднялся с кровати.

Тяжелый запах вызывал тошноту и головокружение.

Горячий душ, горячий чай. Шерлок…

Надо немедленно увидеть его, расспросить о прошедшей ночи. Но почему-то сама мысль об этом пугала и вызывала смятение.