–Я знаю, милый. Но это не повод, резать себе вены. Ты хоть подумал, что будет с Джейн, Тарой, Тоби, отцом, мной после твоей смерти?

–Мне уже все равно. Я лучше умру сейчас чем буду тешить себя пустыми надеждами на выздоровление.

–Прошу тебя, выкинь эти дурные мысли из головы. Я прошу тебя, сынок. Я не для того тебя рожала, чтобы потом в итоге потерять.

–Я не изменю свое решение, мама. Прости.

–Хорошо, если ты этого так хочешь.

–Постой, мам. Я хочу, чтобы ты выполнила одну мою просьбу.

–Все что угодно, Эндрю. Чего ты хочешь?

–Я хочу, чтобы ты передала записку одной девушки.

–Я передам. А кто она?

–Ее зовут Эвелина.

–Эвелина? Та самая?

–Да, та самая. Ты передашь?

–Да, если увижу ее. Так у тебя есть чувства к...

–Да, есть. Ты позвонишь ей? Обещаешь?

–Обещаю. Может ты передумаешь?

–Нет, я все решил. Я не передумаю. Я люблю тебя, мам.

–И я тебя люблю, Эндрю.–воскликнула женщина чуть не плача.

–Спасибо...

В ногах его кровати нарисовалась медсестра с огромным шприцем. Он хотел отпрянуть, но она воткнула иглу не в его, а в мешок, висевший на металлической стойке. От него тянулся прозрачный шнур, другой конец которого был подсоединен к нему—Эндрю это почувствовал, как только в вену начало поступать впрыснутое медсестрой вещество. В его будто выстрелили транквилизатором.

Эндрю сделал себе эвтаназию. Он понимал, что умирает. Смутно, где-то в глубине души он понимал, что он приносит огромную боль другим людям. Он должен был сделать что-нибудь для собственного спасения, но он ничего не сделал. Ему стало безумно трудно вздохнуть, сделать глоток воздуха.

Остались минуты, быть может, часы. В любом случае он умрет еще до того, как наступит вечер. Что ж, пусть так. Он пребывал в полусне и покое. А мозг при этом вялый, сонный. Ему было слишком уютно. Как хорошо вот так лежать, наконец дать себе отдых. Он так давно не отдыхал...

Холода он больше не ощущал, и это было облегчением. Крошечный кусочек разума наблюдал за тем, как он умирает, и ужасался, преисполненный жалости и страха. Ему хотелось, чтобы все закончилось. Ему просто хотелось уснуть.

Он знал этапы наступления смерти. Он понимал, что более не в состоянии ясно мыслить. Возможно, перед смертью начнутся галлюцинации. Он вообще не чувствовал своего тела. Казалось, все, что от него осталось,—это разум, который все еще слабо теплился в своей умершей оболочке. Он ждал, когда его разум мигнет и погаснет.

Он закрыл глаза. Темнота казалась целительной. Жизнь такая суматошная... Он улыбнулся. Почувствовал, как холод распространяется по телу, приглашая его во тьму.

Проведя вечер с семьей Дэниэла, она идет в ванную, чтобы подготовиться ко сну. Вдруг ее телефон запиликал в ее сумке. Лина выхватила его из кармашка и заговорила:–Да, Эндрю.

–Здравствуйте, Эвелина. Вся наша семья очень хотела бы, чтобы вы приехали разделить с нами безутешное горе.

–О чем вы? Кто со мной разговаривает?

–Ах, да, я не представилась. Я, Джейн—жена Эндрю, а теперь вдова. Я звоню вам, потому что Эндрю сегодня умер.

–Умер?

–Да, умер несколько часов назад. Как я понимаю, вы не знали об этом?

–Сочувствую вашему несчастью, Джейн. Мне так жаль. Как это случилось?

–Эндрю попросил, чтобы ему сделали эвтаназию.

–Это ужасно... Я обязательно приду. Только когда и во сколько?

–Завтра в полдень. В Роузхилл.

–Я могу пойти с мужем?

–Да, конечно.

–Спасибо. Я очень польщена, что вы мне позвонили. Кстати, а кто был инициатором звонка?

–Миссис Эванс. Она рассказала мне, что вас связывает с ним очень долгая крепкая дружба еще со студенческой скамьи.

–Передайте миссис Эванс, что я очень сочувствую ее утрате. И прошу у нее прощения за все, что я сказала в тот день.

–Я обязательно передам. Желаю вам доброй ночи.

–И вам того же, Джейн.–ответила она, сбросив вызов.

Раздевшись догола, Лина становится перед зеркалом и смотрит на свое отражение. Тыльной стороной руки стирает с истерзанных губ остатки помады, и на щеке остается рубиново-красный след. Наблюдает, как ее глаза наполняются слезами.

«Меня тошнит. Я опустошена. Эндрю показал мне разницу между настоящей жизнью и ее видимостью. Мы не делали ничего безрассудного или предосудительного… вовсе нет, но рядом с ним я каким-то непостижимым образом остро чувствовала каждое мгновение времени. Мы смеялись, и наш смех был искренним; разговаривали, и все наши слова имели значение и вес. Все его прикосновения, все поцелуи оставляли отпечаток в моей душе. С ним не было ни одного пустого или банального момента. Каждая минута была на счету.»

Задержав дыхание, Лина останавливается в дверном проеме. Чтобы разогнать темноту, она включает свет.

Она расстроена, и вот тогда-то Дэниэл и понимает, что это он. Он позвонил снова.

–Что случилось?

–Его больше нет...

–Мне так жаль, Лина.

–Мне тоже...

Также как и в прошлый раз она задыхается от собственных слов. Лина стоит перед Дэниэлом, закрывая руками лицо, чтобы он не видел, как она плачет, и чувствует себя виноватой. Он встает с дивана и обвивает ее руками.

–Тише, тише. Все хорошо.

–Меня позвали завтра с ним проститься...Я должна...

–Разумеется. Иначе и быть не может.

Дэниэл разбудил ее держа в руках кофе. Лина посмотрела на него, и воспоминания нахлынули на ее, гибельные и непреодолимые. Она натянула одеяло до самого подбородка и печально улыбнулась ему.

–Ты уже знаешь, что скажешь?

–Я скажу все то, что чувствую. Ты позаботился о цветах?

–Да. И еще я приготовил для тебя теплую ванну.

–Спасибо, чтобы я без тебя делала.–произнесла она, прикоснувшись своими губами к его губам.

Приняв ванну, Лина завернулась в теплое банное полотенце и подошла к зеркалу. Она посмотрела на себя в зеркало, сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, прошла к шкафу.

Девушка надела приталенное черное платье и черное болеро с парой высоких каблуков. С помощью карандаша для глаз она быстро делает стрелки, а серые и черные тени придают им дымчатости. Наносит слой туши на ресницы, чтобы сделать их и без того пышными.

Эвелина стоит перед зеркалом, застегивая свой бриллиантовый кулон, когда в комнату входит Дэниэл.

–Тебе кое-чего не хватает

Лина оценивающе смотрит на себя.

–Точно, серьги.

–Кстати я не припомню, чтобы дарил тебе этот кулон.

–Это подарок от мамы.–солгала девушка.

«На самом деле это был подарок от Эндрю. Последний подарок после нашего расставания. В тот день он произнес этих три заветных слова...А что сделала я? Я все испортила. Я бросила его! Я втоптала его чувства в грязь...Почему? Да, потому что я видела как он поступал с такими как я! Он спал с ними, а затем выбрасывал как надоевшие игрушки.»

–Ты скучаешь по ней?

–Она бросила меня Дэниэл. Почему я должна по ней скучать?

–Но она же твоя мама!

–Мне хватает ее звонков и писем из Канады. В гости же не приглашает, как бабушку!

–Ты очень изменилась с тех пор, как мы познакомились с тобой,–сказал он, вручая ей шесть роз.

–С чего ты взял, что я изменилась?

–Твой характер прорезался наружу.

–Но не всем же быть такими сдержанными как ты!

–Я хотя бы пытаюсь.

–Сидя на таблетках?

–Нервы, нервы. Все дело в нервах, я не справляюсь.

–Как мне жаль.

–Мне тоже. Я жалею, что только сейчас увидел твою истинную натуру. Ты меня вообще любила?

«Пока мы смотрим друг на друга, мою душу и сердце опять начинает разъедать гнев. Его добрые, но острые, как зазубренный нож, слова сделали мне больно. Он сказал правду, жестокую правду, но такова извращенная природа честности. Безболезненной она не бывает.»

–Может мы все-таки поговорим? Значит, будем играть в молчанку.

–Вот как ты заговорил!

–Я сомневаюсь, что достоин теперь быть рядом с тобой.