Посреди ночи раздался крик, и Шерлок, проснувшись, бросился наверх, поднимаясь в верхнюю спальню. Рывком распахнув дверь, он зашел в комнату, покрытую пеленой мрака, и увидел перепуганное лицо Джона, освещенное серебристым светом луны. Его губы хватали воздух, словно задыхаясь, а грудь часто вздымалась и опускалась, пока доктор сидел на постели, сжимая пальцами алую простынь.

- Джон? С тобой все в порядке? – Холмс сел на край кровати, прикладывая прохладную ладонь ко лбу и щекам. – Да ты весь горишь!

Казалось, что Ватсона колотило, словно в лихорадке, а его температура подскочила на несколько градусов; его топазовые глаза метались по комнате, и он не реагировал на зовущий его голос, пока детектив мягко тряс его за плечи, пытаясь привести в чувство.

- Джон, посмотри на меня! – Шерлок обхватил лицо омеги руками, поворачивая к себе и впиваясь в него сосредоточенным взглядом.

- Шерлок?

- Да, это всего лишь я.

- Прости… Мне снился кошмар и…

- Т-с-с, я здесь, тише, - Холмс успокаивающе гладил спину и мягкие, цвета спелой пшеницы, волосы, пока Джон пытался прийти в себя.

Временами доктору снились кошмары о войне, которые преследовали его неотступной тенью после окончания военной службы, но только этот вызвал у него столько эмоций и крик, полный боли и животного отчаяния. Сердце бешено колотилось от страха, пока Шерлок, что-то нашептывая, успокаивал его, прижимая к себе. Через несколько минут Ватсон пришел в себя и успокоился, и Шерлок хотел было покинуть его спальню, как тихий сдавленный голос прошептал:

- Останься.

И Холмс остался, ложась на широкую постель и внимательно глядя на Джона, который накрылся одеялом и закрыл глаза, прижавшись к плечу детектива.

- Это ничего не значит, - прошептал он, засыпая.

Шерлок вздохнул, зная, что это действительно ничего не значит. Они просто сыграют свою роль в этом спектакле, а после родов разойдутся по разные стороны, напрочь позабыв друг о друге. Что-то снова больно кольнуло, и на этот раз – в самое сердце, и Холмс закрыл глаза, вдыхая сладковатый запах омеги, которым была пропитана каждая вещь в этой комнате. Этот запах наполнял легкие, распространяясь по венам и окутывая голову сладостной плотной пеленой.

- Да… Это ничего не значит, - тихо повторил Шерлок, погружаясь в царство Морфея до самого утра…

========== IV. Семейный ужин ==========

Раннее утро. Над Лондоном было нежно-голубое утреннее небо, разбавляемое рыжими лучами поднимающегося солнца, прохладный свежий воздух и тихие, только-только просыпающиеся ото сна улицы, по которым редко проезжали машины и не менее редко ходили прохожие. Солнечный свет застенчиво заглянул в окно, мягко падая на просторную постель, и послышался тихий вздох с нотками возмущения и недовольства.

- Доброе утро, - Шерлок лежал неподвижно, разглядывая солнечных зайчиков на светлых волосах и чувствуя теплое дыхание на своей коже.

Джон лишь хмыкнул в ответ, пряча голову под одеяло, чем вызвал едва слышный смешок. Шерлок не спеша выводил узоры кончиками пальцев на загорелой руке, лежащей на его груди, улыбаясь уголками губ и думая о том, насколько сложный день им обоим сегодня предстоит. Как он и предсказывал, семейный ужин был намечен на сегодняшний вечер, и еще вчера он получил сообщение от своей мамы, которая настоятельно просила его заглянуть в родовое гнездо со своим омегой.

«Своим, - протянул Шерлок, закрывая глаза. – К этому придется привыкнуть, пока мы изображаем счастливую пару»

- Доброе, - послышался тихий голос через несколько минут, а на детектива сонно смотрели яркие сапфировые глаза.

- Как спалось?

- Неплохо, по крайней мере, без кошмаров, - Джон зевнул и, протирая глаза, спросил: - А тебе как спалось?

- Я не спал сегодня.

- Совсем?

- Абсолютно, - ответил Холмс, поднимаясь с теплой постели. – Я приготовлю что-нибудь на завтрак.

Ватсон лежал в кровати, слушая едва доносящиеся звуки из кухни, и невольно думал о том, что Шерлок провел в его комнате всю прошедшую ночь. На мягкой подушке все еще чувствовался его запах вперемешку с ароматом цитрусового одеколона и кофейного геля для душа, и казалось, что часть его все еще была на этой постели, совсем рядом, мягко касаясь сонного лица и тонких губ. Джон вздохнул, начиная ненавидеть себя за то, что поддается таким жалким и низменным инстинктам своей сущности. Шерлок превосходный друг и неплохой сосед, и он не хотел разрушать ту хрупкую дружбу, в которой нуждался долгие годы. Впервые за несколько лет ему казалось, что он обрел настоящего друга, на которого всегда можно положиться в трудную минуту, и которому ты сам готов помочь, не прося ничего взамен.

И эта дружба медленно рушилась в глазах Джона, когда он начинал думать о Холмсе, как об альфе. Страх потерять ту тонкую ниточку, что привела его в этот дом к этому удивительному человеку, накатывал холодными неприятными волнами и растекался по венам, стремясь попасть в самое сердце.

Мягкий зовущий голос вывел доктора из тяжелых и горестных размышлений и он, накинув на себя махровый темно-синий халат, спустился на кухню. На столе стояли тарелка с гренками и стакан вишневого сока, а сам детектив сидел за столом и задумчиво смотрел в окно, приложив пальцы к губам. Джон не торопясь ел завтрак, думая о своем, пока затуманенные дымчатые глаза блуждали взглядом по его лицу.

- Как я и говорил, ужин намечается сегодня вечером, - сказал Шерлок после нескольких минут молчания. – Поэтому вечером я вернусь домой, и мы поедем к моей семье. Если ты хочешь, конечно.

- Да, я не против.

- Тогда я напишу тебе, когда буду ехать домой, - отозвался Шерлок, поднявшись со стула, и направился в свою спальню.

- Шерлок? – позвал Джон, и детектив замер в дверях, повернувшись. – Ты сейчас в Ярд? Дело Селдена?

- Да, оно самое.

- Будь осторожен, ладно? – в топазовых глазах было искреннее беспокойство, и Шерлок мягко улыбнулся омеге.

- Обещаю.

Остаток утра Джон провел в одиночестве, страдая приступами ничегонеделания и ходя по комнатам. Шерлок, пожелав ему хорошего дня, уехал в участок, чтобы расследовать очередное убийство, совершенное с особой жестокостью и бесцельным зверством. Странное и плохое предчувствие не покидало Ватсона, пока он стоял в душе под горячими каплями воды, стекающими, словно водопады, и разбивающимися о кафель на тысячи брызг. Оно преследовало его, пока он готовил себе обед и, казалось бы, отступило, только когда он лег на кровать Шерлока, закрыв глаза и прижав к себе сборник романов, найденный на книжной полке.

Запах, дурманящий и сладостный, уносящий все мысли куда-то прочь из головы, обволакивал собой, словно коконом, в котором чувствовались безопасность и покой. Джон не понимал причины своих волнений и пытался понять, беспокоится ли он за Шерлока, который гонится по следам самого жестокого убийцы, или беспокоится из-за предстоящего ужина с Холмсами. И решив, что его тревожит и то, и другое, поднялся с кровати, ставя книгу на место.

Небольшой кожаный блокнот привлек к себе внимание, и доктор, взяв его в руки, открыл первую страницу. На ней аккуратным почерком было написано четверостишие, странное и непонятное, но задевшее что-то в душе, дернув незнакомую струнку.

Раскидаю алые розы,

Разбросаю осколки души.

Даже если меня раньше не было,

То теперь я поистине жив.

«Неужели он пишет стихи?» - подумал Джон, листая блокнот и читая отрывки из известных поэм, крошечные заметки и небольшие стихотворения, с немного сбивчивым ритмом, но глубоким, понятным только самому детективу, смыслом.

К берегам тишины, в его сонные пологи,

К отражениям глаз синевою меченых,

Я вернусь до краев лишь тобой наполненный,

И отдам весь мир, мной тебе обещанный.*

Ватсон долго сидел на мягкой постели, читая стихи из блокнота и запоминая те, которые трогали его душу особенно сильно. Он удивлялся, как многого еще не знал о Шерлоке и был поражен, насколько многогранен и всесторонен этот человек. Время пролетело незаметно и на телефон, как и обещал детектив, пришло сообщение.