Это по-прежнему были его чертоги – метафора, описывающая его память, вновь стала такой же реальной, как и раньше – но не было никаких следов его обычных неуклюжих попыток восстановить разрушенное. Годы повреждений оставили шрамы, щели, что так и не сомкнулись до конца, пятна, что сохранялись подобно синякам, но это…
Не ремонт, не реставрация. Воскрешение.
Шерлок провел пальцами по стеклу витрины с бабочками, что, наконец, вновь оказались на своих местах. Они шевелились, крылья трепетали, целые и невредимые. Ничего жестокого, вроде яда, или вещественного, как булавка, не удерживало их, и Шерлоку казалось, что он провел долгие часы, изучая каждую деталь: от голубых крылышек Morpho peleides до яркой оранжево-коричневой, прочерченной толстыми черными прожилками слабо-ядовитой Danaus plexippus. Как возможно, чтобы вся эта хрупкость, которую он видел безжалостно разодранной, была столь безупречно восстановлена, возродилась из небытия краше, чем раньше?
Тихие шаги за спиной достигли его слуха лишь на мгновение раньше, чем сильные, шершавые руки легли между лопаток, скользя вниз по обнаженной коже, обхватывая ягодицы. Как много было в этом простом жесте: приветственная ласка, облегчение, счастье, восхищение и намек на собственничество – все вместе просачивалось сквозь линии на мозолистых ладонях Джона и прикосновение его пальцев.
Крепкое тело прижалось к нему сзади, надежное и реальное. Щетина царапала кожу, шерсть джемпера щекотала обнаженную спину, а прохладный деним терся о ноги. Прежде в его наготе не было ничего эротического – первобытное состояние, но теперь несоответствие в их внешнем виде было очевидным и явным, побуждая спящие нервные окончания к острому, звенящему вниманию и заставляя все внутри сжиматься под странствующими по телу ловкими пальцами Джона.
- Ты вернулся, - прошептал Джон, и голос его был полон радости, когда он потянулся вверх, чтобы прижаться губами к шее Шерлока, у которого перехватило дыхание от теплого, влажного прикосновения языка, и он откинул голову назад в наслаждении и удовольствии.
- Конечно. Я же сказал, что вернусь, - произнес он, в то время как Джон проводил руками по его выступающим тазовым костям, словно составлял карту незнакомой территории, а не касался кожи, которую еще совсем недавно так исступленно гладил в реальном мире. – Что ты… - веки Шерлока затрепетали, когда Джон скользнул ниже, и он с трудом смог подобрать слова, обмякая, наваливаясь все сильнее на друга и слыша, как дразнящий, чувственный смешок раздается у того в груди, – …сделал?
- Пока что ничего, - ответил Джон, и голос соблазняюще и шаловливо заурчал, когда он потерся носом о шею Шерлока, прежде чем отступить назад, оставив его неуверенно стоящим на ногах и опустошенным. Но далеко он не отошел - всего лишь на полшага, и Шерлок развернулся, чтобы последовать за ним, стараясь ступать в такт с пятящимся назад Джоном, пока неожиданно не осознал, что тот направляет его, маня за собой полными страстного желания улыбками и поблескивающим в глазах обещанием.
- Куда ты меня ведешь? – задал он вопрос, вызванный любопытством, а не колебаниями. Доверие здесь, в святая святых его разума, было само собой разумеющимся, не допускающим сомнений. Кроме того, удовольствие Джона было заразительным, и Шерлок схватил его за руку, вновь притягивая к себе.
- Сюда, - ответил Джон, обводя рукой комнату вокруг них. Но границами этого места служили не стены и двери. Там, где раньше было лишь крошечное убежище Бейкер-стрит, затерянное в темных тенях среди руин, теперь они находились в ступице колеса, ядре чего-то большего, в центре самого бытия Шерлока, где сердцем был Джон.
Он понял, не спрашивая, что это – твердыня. Это было незримо начертано на уродливых обоях и в глубокой тени трубы молчащего камина. Шерлок чувствовал, с непоколебимой уверенностью давно обитавшего в нем знания, что эта комната была одновременно опорой и фундаментом: прочность и мощь там, где они больше всего требовались.
Джон наблюдал за ним, склонив голову набок и улыбаясь, словно мог видеть, как заключения и выводы вставали на свои места в голове друга. В конце концов, он протянул руку, переплел их пальцы и притянул Шерлока к себе. Дыхание их смешалось, губы Джона коснулись его губ, и он прошептал: «Теперь они никогда не будут разрушены». Горячие ладони гладили спину, проводя по ребрам, а язык Джона скользнул внутрь, изумительно отвлекающий, прежде чем он отклонился и встретился с Шерлоком взглядом.
И тот, наконец, смог увидеть всего Джона, все слагаемые, что составляли его целое: врач и друг, воин, защитник. Там были и другие, не получившие пока определения, части, пылкие, страстные, несомненные, слившиеся в простой клятве.
- Никогда, пока я здесь.
Шерлок проснулся; слова эти продолжали звучать в его мозгу как брачный обет, реальные настолько, что на мгновение ему показалось: Джон произнес их вслух. Но нет, сон все еще держал того, закутанного в дружелюбный уют укрывавшего обоих одеяла, в своей власти. Их руки и ноги были переплетены, удерживая вместе, не изменив ни на йоту своего положения с тех пор, как сознание ускользнуло от Шерлока - словно раздельное существование больше не было возможным. Он крепко прижимал к себе уткнувшегося лицом в его плечо Джона, обхватив того обеими руками; глубокое дыхание перекатывалось между ними подобно слышимым издалека волнам.
Поза, в которой они лежали, была идеальна, ибо, с одной стороны, Джон был совсем рядом, а с другой – Шерлок мог свободно скользить пальцами по его спине и бокам, наслаждаясь восхитительным ощущением живой плоти. Точно так же, как и в его сне, воспроизведенном с настолько невероятной точностью, что граница между вымыслом и реальностью расплылась, принеся горечь неуверенности.
Но нет, все это происходило наяву. Шерлок ощущал мельчайшие детали, что могла дать лишь действительность, когда мысленно составлял карту этого человека – его друга и любовника. Кожа, иссушенная и состаренная афганским солнцем: на тыльной стороне шеи – сильнее, та, что была скрыта в тени, под лопатками - слабее. Шрамы, тонкие, и едва заметные, и грубые: злые швы соединенной вновь плоти, рассказывающие свои истории. Особенно захватывающей была паутина на плече, буйство линий – дорожная карта, что привела его сюда.
Было время, когда Шерлок задумывался: а что было бы, если бы пуля не нашла свой путь в тело Джона? Оставался бы тогда его друг все еще там, на выгоревшей земле среди истерзанных войной людей, убивая одной рукой и исцеляя другой?
Шерлок отказывался верить в то, что все предначертано заранее, считать каждое решение, что еще предстоит принять, уже где-то высеченным в камне, но мысль, что Джон появился в его жизни по вине простого случая, была болезненно неприятной. Идея же о том, что Джону пришлось пережить ранение, сепсис и мучения разума, не находящегося более в согласии с миром вокруг, была еще тяжелее. Однако перед самим собой Шерлок признавал: он не может утверждать, что желал бы, чтобы все это не случилось – конечно нет, когда без этого его собственная жизнь была бы совершенно другой.
Для начала – короче.
- О чем бы ты ни думал, прекрати немедленно, - пробормотал Джон голосом, хриплым со сна и слегка приглушенным телом Шерлока, который почувствовал, как губы друга защекотали кожу, когда тот пошевелился, зарываясь лицом в его шею. Движение руки Джона заставило их прижаться еще сильнее друг к другу – соблазнительные линии и едва ощутимая влага: следы наслаждения. – Или расскажи мне об этом. Либо одно, либо другое.
В ответ Шерлок издал неясный звук и сморщил нос, прежде чем заставить мускулы расслабиться. Вероятно, именно это неосознанное напряжение тела пробудило идеально настроенного на него Джона из неглубокого сна. Однако пальцы его продолжали ласковое исследование шрама, прослеживая слабые выпуклости расходящихся лучей и выемку там, где была утопленная в плоть основная рана. На мгновение возникло искушение отмести все эти размышления как несущественные, но Джон всегда обладал талантом заставить Шерлока поделиться тем, что тот предпочел бы держать при себе. А сейчас, если уж на то пошло, в темноте, среди всё приукрашивающих теней, было гораздо легче озвучить его мысли.
