Он осознал, что Шерлок осторожно обнял его, прочерчивая кончиками пальцев невидимые линии по тонкой ткани футболки на спине, прежде чем стереть их поглаживающими прикосновениями ладоней. Шерлок не стискивал его, не пытался удержать: объятие было слабым, и чтобы разомкнуть его нужно было легчайшее усилие, но последнее, на что сейчас способен был Джон – двигаться. Тепла живой кожи под грудью оказалось достаточно, чтобы превратить короткие резкие вдохи в спокойные и оттащить его от крошащегося под ногами обрыва, не давая скатиться в панику.

Пальцы правой руки обхватили плечо Шерлока, отчаянно в него вцепившись, а левая водила по лбу, параноидально проверяя снова и снова, что все цело, и раны нет. Постепенно развеялись последние отголоски кошмара, забирая с собой сдавившую грудь тяжесть и оставив Джона бормотать невнятные, сбивчивые извинения, пока Шерлок продолжал гладить его спину.

- Тебе приснилось, что меня застрелили, - произнес друг шепотом, лишившим заявление его обычной резкости.

Джон вскинул взгляд, впервые с тех пор как проснулся, посмотрев на лицо друга. До этого он не желал на него смотреть, боясь обнаружить лишь кровь и пробитый череп. Но все, что он увидел - лишь бледную кожу, прикрытые в полумраке глаза, с собравшимися вокруг морщинками, говорившими о том, что Шерлоку по-прежнему плохо, и искривившиеся в беспокойстве губы.

Джон уставился на свои пальцы, все еще прижатые ко лбу друга, а затем согнул их и уронил руку на постель, опустил голову на грудь Шерлока, ложась на нее щекой. Часть его существа настаивала, что ему следует отстраниться. Подобное поведение выводило вторжение в личное пространство на совершенно новый уровень, и последнее, в чем нуждался сейчас терзаемый мигренью Шерлок, - навалившийся на него помешанный военврач. Но мышцы отказывались повиноваться – Джон боялся отодвинуться и потерять живое тепло Шерлока, как будто это способно было воплотить кошмар в жизнь.

- Вроде того, - наконец выдавил он, с трудом сглотнув. Воспоминание о сне все еще было слишком живым, яркие осколки этой картины смолой пристали к разуму. Джон попытался задвинуть темные мысли подальше, отрешиться от собственных чувств и торопливо сменил тему. – Я тебя разбудил?

Какое-то время ответом ему была лишь тишина, заставлявшая предположить, что разум Шерлока, несмотря на боль, все же был в состоянии понять, что именно делает Джон, и задаться вопросом о причинах его поступка. Джон затаил дыхание, беззвучно молясь, чтобы друг не стал противиться попытке проигнорировать произошедшее; и молитвы его были услышаны.

- Нет. Эффект Норазофена снижается, а боль нарастает. Слишком, - детектив на мгновение замолчал, закрыв глаза и подыскивая нужное слово. – Слишком острая, чтобы заснуть.

- Прости, - пробормотал Джон, заставив себя наконец отодвинуться. – Вряд ли я облегчаю твое состояние, бросаясь на тебя подобным образом, - он перевел взгляд на часы, тупо глядя на цифры и понимая, что отключился на несколько часов. Выходит, до того кошмара он какое-то время просто спал, но никаких воспоминаний о промежутке времени между ощущением теплых рук Шерлока и раскаленными равнинами Афганистана не было.

- Ты не причинил мне боли, - ответил друг, обхватив его запястье и потянув, заставив повернуться на бок, лицом к себе. Во взгляде Шерлока мелькнуло знакомое пристальное внимание, но залегшие под глазами тени и напряженный подбородок выдали, что эта попытка дорого ему обошлась. – Что удивительно, ведь ты был на грани панической атаки.

В ответ на вопросительный взгляд детектив принялся перечислять признаки.

- Учащенный пульс, холодный пот, тремор, одышка и дезориентированность… - следующий вопрос прозвучал тихо, как будто Шерлок приготовился к тому, что будет послан к черту за то, что осмелился поинтересоваться. – С тобой всегда так?

Было бы так легко солгать, отмахнуться от случившегося, как от обычного очередного кошмара, нормального в плане вызванного ужаса, но прошло уже больше года с того времени, как Джон в последний раз просыпался в таком потрясении и панике. Теперь куда привычней были несколько секунд страха и непонимания, и следом – возвращение в реальность, а вовсе не это сжимающее сердце отчаяние и парализующий животный страх.

- Нет, обычно все не так плохо. Да, я от них просыпаюсь, но… - Джон потряс головой, крепко зажмурившись, а затем открыл глаза. От утомления зрение было слегка нечетким, но вновь заснуть он бы не смог. Он не осмеливался, ведь стоило только закрыть глаза, как перед ними тут же вставала та картина. – В таком ужасе я не просыпался ни разу с тех пор, как переехал на Бейкер-стрит.

Большой палец провел по руке Джона в молчаливом успокаивающем жесте, шелковистое скольжение кожи по коже завораживало. Дыхание замедлилось, подстраиваясь под ритм этой ласки, и Джон смутно задался вопросом, было ли это намеренным действием: Шерлок заботился о нем, в то время как сам Джон не мог ни черта противопоставить тискам сжавшей друга мигрени.

Будь все как обычно, он бы уже вылетел из постели, ища успокоения в пробуждающемся мире. Заварил бы чай и сидел в кресле, сцепляясь накрепко с обнадеживающе нормальным ходом вещей, даже если снаружи бы все еще тянулась ночь. Зачастую Шерлок тоже не спал: он молча бросал на друга оценивающий взгляд, а затем просил что-то принести или сделать чай и ему. Иногда он играл на скрипке, и тогда Джон мог вслушиваться в мелодию и просто все забыть.

Но теперь почему-то этот обычный сценарий не привлекал. Сейчас он казался слишком разобщающим. Тогда, в те темные часы в прошлом, он и Шерлок существовали каждый по отдельности. Здесь же и сейчас, в этой постели, было совсем иначе. Друг был рядом, и пусть разум его затуманивала мигрень, все доступные силы он направил на Джона, что в равной степени тревожило и притягивало.

- У тебя ведь больше не выйдет заснуть? – приглушенно спросил Шерлок и сжал губы, когда Джон покачал головой в ответ. Следом наступила тишина, словно детектив взвешивал все возможные варианты, прежде чем заговорить снова, по-прежнему тихо. – Сядь и облокотись на изголовье, - потребовал он, отпустив руку друга и потянувшись к одной из подушек.

На мгновение Джон просто уставился на него, пытаясь понять, что за идея мелькнула в этом блестящем мозгу.

- Зачем?

Шерлок посмотрел на него, и на лице его отразилась борьба, предполагающая, что он раздумывает над возможностью солгать, но затем он со вздохом сказал:

- Судя по твоему поведению, кошмар был не только о войне, но и о собственном бессилии. Ты хочешь помочь, а я могу предложить способ сделать мою боль терпимее, но тебе будет удобнее, если сядешь позади меня.

Здесь совершенно не с чем было поспорить. Даже не зная подробностей, Шерлок все равно, казалось, докопался до истоков его сна. Быть может, отчаяние Джона от собственной беспомощности было куда заметней, чем он того хотел; и пока подсознание рисовало жуткие картины окровавленного тела Шерлока на его руках, тот, живой и дышащий, пытался придумать, как облегчить другу чувство бесполезности.

Не говоря ни слова, Джон выполнил просьбу, положив к изголовью подушку и откинувшись на нее. Когда Шерлок толкнул, раздвигая, его ноги, Джон поднял бровь, а затем друг сунул между ними вторую подушку и перекатился, устроившись полулежа, так что затылок упирался Джону в грудь. Темные завитки в беспорядке рассыпались по белой ткани футболки, и Шерлок закрыл глаза.

- Я знаю, ты так делал, чтобы успокоиться, - пробормотал он, - но когда ты гладил меня по лбу, было… было хорошо. Отвлекало. Внешние раздражители…

- Простой способ отвлечься от боли, не вызванной отеком или повреждениями мышц, - закончил за него Джон, потирая пальцы о ладони перед тем как провести самыми кончиками по коже друга в легчайшем прикосновении.

Прежде этот жест был чисто инстинктивным – внутренняя необходимость, в соответствии с которой Джон действовал, даже не спросив позволения. Теперь же Шерлок лежал вот так, беззащитно откинув голову, и в приглушенном свете занавешенной полотенцем лампы были видны четко очерченная бледная шея и гладкая обнаженная грудь, в которой, пусть худой, все равно чувствовалась сила.