Джон сомневался, что в желудке Шерлока хоть что-то было, но осознавал, что это не предмет для спора, поэтому он направился в спальню, схватил ведро и поставил его у дивана в пределах досягаемости. Он заметил, как дернулись от звука мышцы Шерлока, и подавил печальный вздох. Он надеялся, что последняя доза лекарства подведет друга к стадии улучшения, но, казалось, тому стало еще хуже.

- Может быть, мне попытаться раздобыть еще Норазофен? – тихо спросил он, нахмурившись, когда в ответ раздался натянутый, невеселый смешок.

- Ничего у тебя не выйдет. Три – это все, что мне позволено, – что-то темное прозвучало в хриплом голосе Шерлока, и причина прояснилась, стоило ему продолжить. – Я сам виноват. Наркоман, помнишь?

- Бывший, - поправил его Джон, но это был слабенький ответ. Бывший наркоман в любой момент может вновь превратиться в активного при малейшем толчке. Он понятия не имел, входил ли Норазофен в группу риска для Шерлока. И пусть он, как врач, мог оценить все подводные камни борьбы с болью в данном случае, осознание, что с настоящего момента для друга не будет никакого облегчения, заставило сжаться все внутри.

- А есть что-то другое, что тебе можно принимать? – тихо спросил он, раздумывая над тем, что стоит достать лаптоп и еще раз перечитать карту Шерлока в поисках дополнительной информации.

- Обычный парацетамол через двадцать четыре часа. Все равно, что швырять мошку в ураган. Та же хрень, – пальцы Шерлока слабо пошевелились, указывая в направление кухни. - Ты собирался обедать.

- Тебя не начнет тошнить от запаха? – Джон увидел, как губы Шерлока, частично скрытого подушкой, скривились в странной гримасе.

- Хуже не станет.

Джон покачал головой. На это ему нечего было ответить. Если бы было что-то, что он мог съесть холодным, он бы так и поступил, лишь бы избавить Шерлока от дополнительного сенсорного воздействия, но тот уже плотнее сжал губы, его кожа цвета слоновой кости приобрела слегка зеленоватый оттенок. Каждый, работающий в медицине, быстро учится распознавать эти признаки, и Джон схватил ведро и протянул его вперед как раз в момент, когда Шерлок рывком поднялся и согнулся в пустом и бесплодном рвотном позыве.

Неприятный звук прервался всхлипом, и никогда в жизни Джон не чувствовал себя таким бесполезным: даже на залитом кровью поле боя, когда никакой опыт и навыки в мире не могли спасти всех встреченных на его пути солдат. Шерлок трясся от головы до пят, дрожь была столь сильной, что походила на судороги, но взгляд его был сфокусированным, а блеск холодной испарины на лбу рассказывал свою историю.

То же самое было прошлой ночью. Дрожание: озноб без температуры, и он передал Шерлоку ведро, прежде чем неуклюже подоткнуть одеяло поплотнее вокруг его плеч и подпереть спину подушками. Этого должно было хватить, чтобы удержать его в сидячем положении. Джон осторожно положил руку на лоб друга, ощущая, как стучат болезненные молоточки пульса на его виске. Давление, подстегнутое мышечным спазмом при рвоте, было слишком высоким. Боже, как же ему должно быть больно.

- Могу я что-то сделать? – тихо спросил Джон, и слова его были чуть громче шепота. – Хоть что-нибудь?

- Нет, - голос Шерлока прозвучал резко, но Джон прекрасно понимал, что не стоит ни обижаться, ни спорить по этому поводу. Иногда присутствие другого человека рядом во время болезни означало скорее помеху, чем помощь. В одиночестве порой была определенная польза, и Джон с неохотой подчинился.

Поглядывая в сторону Шерлока, он поставил в микроволновку разогреваться свой обед и прикрыл рукой отверстия вентилятора, чтобы заглушить раздражающий писк кнопок и гудение прибора. Через несколько минут у него в руках была исходящая паром тарелка, и он съел все над раковиной – так далеко от Шерлока, как получалось, не покидая при этом пределов квартиры.

До него еще раз или два донеслись звуки рвотных позывов, заставившие поморщиться, а желудок - сжаться в сочувствии, но они оказались столь же бесплодными, и Шерлок, в конце концов, отставил ведро и откинулся назад, прижимая руки к вискам так сильно, что побелели костяшки пальцев, словно он пытался удержать свой череп от раскалывания.

Джон быстро покончил с обедом, тихо поставил тарелку и полез в морозилку. Копаясь среди пакетов, на содержимое которых лучше было не смотреть, он, наконец, вытащил упаковку давно забытого замороженного горошка. Найдя в беспорядке на столе пару пустых пакетов для улик, он наполнил их до половины и завернул онемевшими от холода пальцами в два отдельных кухонных полотенца, а потом тихонько прошел обратно к Шерлоку.

- Будет холодно, - пробормотал он, прижал аккуратно один пакет ко лбу Шерлока, а другой – чуть ниже затылка, и, удерживая их там, опустился на диван рядом, так близко, что грудь его задела руку друга. – Скажи мне, если станет больно или просто чересчур.

- Хорошо, - прошептал в ответ Шерлок, и Джон увидел, как плечи его расслабились: тот отдавался его заботам. – Лучше. Не так…

- Остро? – закончил за него Джон. – Это даст тебе небольшое облегчение, хотя, вероятно, не такое уж сильное. Ты всегда так себя чувствуешь после Норазофена?

Губы Шерлока искривились в слабой печальной улыбке, и Джон послушно не обратил внимания на блеск влаги на ресницах друга: вызваны были слезы болью или воспоминаниями, он не знал, но сердце его все равно болезненно сжалось.

– Да, но лекарство пока еще циркулирует в моей крови, - и Джон услышал, как Шерлок глубоко прерывисто вдохнул. Он был скорее похож на человека, готового вступить в бой, чем на того, кто пребывает в мире и спокойствии собственного дома. – Дальше будет хуже.

Джон прикусил губу, стараясь не задерживаться мысленно на возможном значении слова «хуже». Ему нужно сосредоточиться на том, что требуется Шерлоку сейчас, а не волноваться из-за того, что их ждет впереди.

- Я буду здесь, - мягко пообещал он, перехватывая пакеты с горошком и видя, как Шерлок протягивает длинные пальцы и обхватывает его запястье в коротком, слабом пожатии.

- Я знаю, - прошептал Шерлок, и на этот раз улыбка его была хоть и слабой, но искренней. – Спасибо.

______________________________

Примечания переводчиков:

Название - четыре древнегреческих слова, обозначающих разновидности любви. Сами значения пояснены в тексте.

========== Глава 6: Ледяное Облегчение ==========

Отдаленный вечерний гул плыл на горизонте сознания Шерлока: минуты и часы, прерываемые голодным потрескиванием огня в камине и яркими отсветами лондонского вихря за окном. Словно крутясь на детской вертушке, доносились до него приглушенные сигналы: стук высоких каблуков по мостовой вдалеке, урчание автомобильных двигателей, гудение изредка проезжавших автобусов и попискивание светофора на пешеходном переходе – джаз городских звуков, превращенный головной болью в нестройный гомон.

И вновь Джон стал его страховочным фалом. Он был швартовами, что не давали судну Шерлока сорваться из гавани в открытое море – силой гравитации, что удерживала его на земле, когда разум готов был вот-вот истечь наружу, во вне, к далеким звездам. И ни разу в жизни не был еще Шерлок столь признателен за простые тактильные ощущения, которые напоминали ему об основах бытия: кто он, где он находится, и что такое – естественный ритм дыхания и биения сердца.

- Тебе неудобно, - пробормотал он, слова прокатились по языку, словно моторное масло, едкое и горькое, когда он попытался сосредоточиться на том, что лежало снаружи, за колыхающейся завесой раскалывающей голову, ворочающейся внутри боли.

- Нет, - голос Джона донесся с пола, где тот и сидел, глядя на лежащего на диване Шерлока. – Я в норме. Это тебе неудобно.

Шерлок мог бы рассмеяться подобной бледной оценке ситуации, если бы не был уверен, что от одной только попытки голова тут же взорвется. Какая-то часть сознания настаивала, что следует убрать с головы подушку, открыть глаза и убедиться, что Джон, движимый своей непонятной добротой, ему не солгал, но давящий на верхнюю часть лица вес, казалось, был тем единственным, что не позволяло схлопнуться синусам его головного мозга. В итоге он оставил подушку на месте и попытался отвлечься от мучительной боли, вслушиваясь в оркестр, рожденный сигналами остальных, обостренных и ярких чувств.