— А что потом? — эхом отозвался Васютин.

— Суп с котом! — Столбов вдруг разозлился. — Ты чего нюни распустил? Все при тебе — руки, ноги, голова. Молодой, здоровый… — Он запнулся. — В смысле — будешь здоровый. Обижали тебя, смеялись над тобой? Накажут их…

— Не надо. — Васютин повернулся, сморгнул слезы. — Я же сам… решил…

— Ну еще бы не сам, — буркнул Иван. — Хотя зря, между прочим, разрешения не спросил.

— У кого?

— У родителей, например. Написал бы им: так, мол, и так, дорогие мама и папа, как вы смотрите на то, чтобы я застрелился? И посмотрел бы, что бы они тебе ответили.

— Шутите? — вздохнул Васютин.

— Шучу, конечно. Слушай, Васютин, а девушка у тебя есть?

— Нет.

— Будет! — уверенно сказал Иван. — Встретишь ты девушку, хорошую, красивую, полюбишь ее, а она — тебя. Потом ты женишься на ней, она детей тебе родит. А потом… Потом спросит у тебя дочка: «Что ты делал, папка, когда был молодой?» А ты ей скажешь: «Я, дочка, когда был молодой, застрелился».

Васютин распахнул глаза и недоумевающе посмотрел на Столбова.

— Как же она спросит? Ведь меня не будет?

— Дошло наконец? — усмехнулся Иван и сказал серьезно, даже жестко: — Ты не себя хотел убить, Васютин. Ты всех своих детей хотел убить. Понимаешь? И теперь, когда какая-нибудь дурацкая мысль забредет в твою голову, ты об этом помни.

— А вам-то все это зачем, товарищ лейтенант? — спросил Васютин. — Я части, наверное, сильно навредил?

— Да что ты, Васютин! — едко сказал Столбов. — Помог даже! «Это что, та самая часть, где рядовые стреляются? — спрашивают сейчас друг у друга генералы. — Надо ее как-нибудь поощрить. А Васютину орден дать — за проявленные мужество и отвагу!» — Он вздохнул. — Навредил, конечно. Себе, в первую очередь.

Васютин слабо улыбнулся.

— А вы ко мне зашли по приказу? Или по собственной инициативе?

— Ты где вырос, Васютин? — вопросом на вопрос ответил Иван.

— В деревне. А что?

— Так, ничего. А то я подумал, может, в канцелярии. «По собственной инициативе», — передразнил его Столбов. — Да, я по собственной. Потому что в том, что с тобой случилось, и моя вина есть. Ну и вообще.

— Да что вы, товарищ лейтенант, вы тут совсем ни при чем.

— При чем, Васютин, при чем. — Иван вздохнул и поднялся. — Ладно, ты давай поправляйся. И подумай, пожалуйста, как дальше жить будешь. Жить, понимаешь?

Васютин прикрыл глаза и опять отвернулся к стене.

— Я буду думать, товарищ лейтенант, — тихо сказал он. — Я много буду думать.

— Вот и молодец. Ну бывай!

Столбов поставил стул на место и направился к двери. Но открыть не успел — в палату ворвался, потрясая пустой пробиркой, замполит Сердюк. На Сердюке была полосатая пижама и шлепанцы. Пижамная куртка едва сходилась на его необъятном животе. Вид у майора, которого Столбов привык видеть исключительно в форме, был настолько ошеломительным, что Иван растерялся.

Воинственно размахивая пробиркой, замполит приблизился к лейтенанту.

— Вы что себе позволяете, Столбов?! — загремел он, но, покосившись на Васютина, понизил голос и закричал уже шепотом, отчего гневный начальственный тон немедленно сменился скандальной интонацией разбуженного громкой музыкой соседа. — У нас в полку солдаты стреляются! Дожили! Дослужились! Я двадцать лет в войсках, а такого не помню!

В палату вошли Марина и Аннушка.

— Больной, — строго сказала Марина, — вы не имеете права здесь находиться.

— Позор! — не обращая на нее внимания, продолжал обличать Столбова Сердюк. — Не умеешь руководить людьми — уходи из армии! На завод или там на скрипке пиликать — мне все равно. Но чтобы вести за собой бойцов, талант нужен, товарищ лейтенант!

— Видите ли, товарищ замполит… — начал Иван, но замполит не дал ему возможности оправдаться.

— Прекрасно вижу! Вижу разгильдяя, опозорившего часть! У вас, Столбов, вообще работа с личным составом всегда была не на уровне. Политинформация хромала! Ну ничего, — он угрожающе потряс пробиркой, — дайте мне только отсюда выйти! Вы у меня все вместе «Правду» будете наизусть учить! Е-же-днев-но! — по слогам произнес Сердюк и обратился к Васютину: — А вы почему ко мне не пришли, не объяснили все толком? Что это за детский сад такой — стреляться?!

Марина прыснула, и Сердюк мгновенно повернулся к ней.

— Ничего смешного, Марина Андреевна, — сурово сказал он.

— А я и не смеюсь. — Марина вздернула подбородок. — Товарищ майор, вы закончили? Тогда покиньте, пожалуйста, палату. Анна Павловна, уведите больного. Анализы на посев взяли?

— Взяли, — кивнула санитарка. — Два раза.

— У товарища майора подозрение на дизентерию. Тут на анализах экономить нельзя. Больной Сердюк, пройдите на процедуру.

Аннушка потянула замполита за полосатый рукав:

— Пойдем, холера моя горемычная.

Замполит как-то сразу сник. Бросив на Столбова последний разгневанный взгляд, он покорно побрел за санитаркой.

Попрощавшись с Васютиным, Иван вместе с Мариной направился к ней в кабинет. Марина открыла дверь, и Столбов, шагнув следом, тут же схватил ее, притянул к себе и зарылся лицом в ее волосы. Он слышал шаги в коридоре, слышал, как гремит ведром санитарка, и понимал, что в любой момент кто-нибудь может зайти в кабинет, хотя бы попытаться. Иван привалился спиной к двери, держал ее, чтобы не могли открыть, и вдыхал запах легких пушистых волос.

Марина замерла на несколько мгновений, потом вырвалась и быстро прошла к своему столу, встав за ним, будто за неким ограждающим ее от Столбова забором.

— Ты с ума сошел! — шепотом воскликнула она. — Разве можно здесь, при всех…

— Так нет же никого, — улыбнулся Иван. — Аннушка в коридоре, Сердюк анализ пошел сдавать, Васютин тоже вряд ли придет… Мариш, я соскучился.

— Я тоже соскучилась. Но ты, пожалуйста, уходи.

— Ты не хочешь меня видеть? — с тревогой спросил Иван.

— Не болтай глупостей. Ты прекрасно знаешь, что хочу. Но мы должны сделать все, чтобы никто о наших отношениях даже не заподозрил.

— К тебе сюда ходит вся часть, — возразил Иван. — По-твоему, я должен что-нибудь заподозрить?

— Ты хочешь меня обидеть? — Марина поджала губы.

— Нет. Просто я имел в виду, что каждый понимает в меру своей испорченности. — Столбов ухмыльнулся. — Может, кто-то думает, что я хожу сюда из-за Аннушки.

Марина улыбнулась:

— Болтун! Все, Иван, уходи. У меня много дел.

— Не уйду, — с серьезным упрямством объявил Столбов. Он отлепился от двери и, пройдя несколько шагов, остановился возле покрытой рыжей клеенкой медицинской кушетки. — Я болен. Имею я право заболеть? — Он улегся на кушетку и прикрыл глаза. — А ты врач. Вот и лечи меня.

Вздохнув, Марина вышла из-за стола и присела рядом с ним на край. Иван обнял ее, не открывая глаз.

— Мариш, когда мы отсюда уедем? — спросил он.

— Скоро. Ваня, перестань меня обнимать.

— Сейчас, еще секундочку… Я с полковником поговорю, он поймет.

— И что?

— Устроит перевод в другую часть.

— Вот сперва поговори, а потом будем думать. — Марина попыталась оторвать от себя руки Ивана, но он, обманно поддавшись, вдруг накрыл ее кисть своей ладонью.

— А кто говорил, что готов ехать со мной на край света? — спросил он.

— Мы и так с тобой на краю света, — вздохнула Марина. — Ванюша, пусти.

Столбов убрал руки и открыл глаза:

— Марин, мне надоело вот так…

— Как — так?

— Украдкой. — Иван вслушался в это слово и повторил: — Украдкой, вот именно. Как будто я что-то украл.

Марина пожала плечами:

— Я тебя не держу.

Дверь кабинета открылась, и вошла Аннушка со шваброй наперевес. Увидев лежащего на кушетке Столбова, спросила изумленно:

— Ты чего это, захворал? Вроде только что здоров был.

— Угу. — Иван поморщился и приложил руку ко лбу. — Голова закружилась.

— Ну-ну. — Аннушка опустила швабру и завозила тряпкой по полу.

Марина встала и вернулась к спасительному столу.