17. Льготы, перечисленные в ст. 15 и 16 настоящего Положения, распространяются в случае смерти награжденных на их семьи: супругов, несовершеннолетних детей и нетрудоспособных иждивенцев. Размеры пенсионного обеспечения семьям умерших, награжденных орденами и медалями Коммунистического Интернационала, определяются исходя из общей суммы получаемых награжденными перед смертью содержания, пенсии и дополнительных (ст. 14) денежных выдач.

18. Награжденные одним или несколькими орденами и медалями Коминтерна должны служить примером для других граждан и коллективов в выполнении как общих обязанностей, направленных на окончательное торжество коммунизма во всем мире, так и специальных обязанностей, возлагаемых на награжденных статутами соответствующих орденов.

19. Награжденные орденами и медалями Коминтерна лишаются этих наград лишь по специальным постановлениям Исполнительного Комитета Коммунистического Интернационала за порочащие данного гражданина или данный коллектив поступки и за систематическое невыполнение обязанностей, возлагаемых на них статутом соответствующей награды.

На Ближней даче шло обычное домашнее застолье. Почти обычное и почти домашнее. Хозяева и четверо гостей уже съели наваристую уху, отдали должное бараньим котлетам с гречневой кашей, опробовали новомодный салат, приготовленный по рецепту одного из хозяйских сыновей, и теперь перешли к чаю.

– Может, отпустим молодежь? – предложил хозяин и сделал жест, после которого дети почти мгновенно подхватились, словно испарившись из-за стола.

– Молодёжь… – Лаврентий Берия усмехнулся, глядя на сыновей Сталина, вытянувшихся и возмужавших буквально за несколько лет. – Эта молодёжь нас скоро за пятки кусать начнёт.

– Не скоро, Лаврентий, – Будённый тоже улыбнулся, но перевёл взгляд на Сашку и вздохнул. – Хотя…

– Вот и да, – Киров рассмеялся в голос. – Только уже не нас за пятки, а скорее мы будем их догонять. Твой-то, – Сергей Миронович посмотрел на хозяина дома, – подкинул мне буквально одну фамилию, так мы через это дело такую красоту в Питере раскрутили, что любо-дорого. И троцкисты, и беляки недобитые, и вообще всякой твари… по десятку.

– Это хорошо, что наши дети будут лучше нас, – Иосиф Виссарионович усмехнулся и потянулся за трубкой. – Но вот оставить мы им должны крепкое хозяйство и без долгов. А то что происходит – немецкие товарищи нам поставляют оборудование и станки, а выпускники наших вузов и знать не знают, как к ним подступиться. Приходится организовывать курсы с привлечением мастеров из Германии и Италии. Но это даже не проблема. Научатся. А вот когда новейшие станки лежат под открытым небом, это даже не саботаж…

– Занимаемся, Коба, – Киров уверенно кивнул. – Рабочий контроль по всей стране выискивает подобные факты, а мы реагируем. Только вот не предатели они. Просто идиоты. Не те люди на руководящей работе. Конечно, по результатам смотрим. Кому и по полной отмеряем, но нужна система выдвижения на руководящие посты. Но такая, чтобы человек равнодушный, недалёкий, болтун и перестраховщик никогда не смог продвинуться никуда, а сидел на низовой работе.

– Да и в партии такая система бы не помешала, – Сталин усмехнулся. – Но надумал ведь чего? Говори.

– Курсы специальные, а после – экзамены сделать, это понятно, – Киров, ободрённый улыбкой Сталина, достал из папки пару листков, исписанных крупным разборчивым почерком. – Потом что-то вроде практики. Полно же проблемных мест на других заводах. Так направлять их после курсов, как у товарища Ворошилова, командиром взвода, а в нашем случае – бригады или участка. Покажет себя – хорошо. Плюс ему в личное дело. А провалит – разбираться. Второй, а может, и третий шанс тоже дать. Может, не повезло просто человеку. Да и сложности могут быть такие, что не справиться молодому специалисту. А для тех, кто уже наверху, придумать систему переаттестации. Законы наши чтобы знал, нормативные акты по отрасли да основы управления. У нас, конечно, полно уважаемых людей в директорах, но вот руководить таким хозяйством – это не шашкой махать. Тут другой подход нужен. И убрать лишнего человека – это не только сберечь миллионы народных рублей, но и просто уберечь такого от тюрьмы или чего похуже.

– Так некому будет руководить, если всех таких подвинем, – Ворошилов вздохнул. – У меня после чисток лейтенанты скоро будут командовать батальонами.

– Пусть лучше хороший лейтенант в комбатах, чем плохой полковник! – веско обронил Будённый.

– С этим понятно, – Сталин кивнул и задумался. – Давай, Сергей Мироныч, вместе с Лаврентием проработайте этот вопрос, и будем готовить материал на очередной пленум Центрального Комитета, – он перевёл взгляд на Ворошилова с Будённым. – А у вас, товарищи, я хотел бы поинтересоваться состоянием дел по новой технике. Как обстоят дела с новыми самолётами, бронетехникой и артиллерией? Какие успехи в деле освоения новых стрелковых систем?..

Расходились гости глубоко за полночь, когда всё детское население дачи уже давно спало. Не боясь ошибиться, Сталин прошёлся по коридору и толкнул дверь в крошечный кабинет, в котором только и помещался стол, пара стульев и массивный сейф немецкой работы.

За столом аккуратно писал, выводя слова перьевой ручкой, Александр, сверяясь с каким-то толстым справочником.

– Дайде? – Саша поднял взгляд и, отложив ручку, потянулся с блаженной улыбкой. – А я тут доклад пишу по рабочему движению в Германии. Вроде тема простая, а как копнул, так там столько всего…

– Это хорошо, что ты так серьёзно относишься к деятельности в Коминтерне, – Сталин кивнул. – Но вот правильно ли, что ты делаешь это по ночам?

– А когда? – Александр пожал плечами. – Работы же невпроворот. Вот и оставляю на ночь всё, что не требует полной концентрации.

– Концентрации… да, – Сталин помолчал. – Знаешь, Клим настаивает, чтобы разработчики кассетных боеприпасов были награждены…

– Так пусть награждают, – Сашка хмыкнул. – Гартц Анатолий и Михаил Максимов из НИИ-24 уж точно заслужили. Между идеей о том, чтобы запихнуть в контейнер-пятисотку пятьсот маленьких бомб вместо того, чтобы подвешивать одну пятисоткилограммовку, и реализацией этой идеи дистанция, мягко говоря, не маленькая. Идея, конечно, хорошая, но между идеей и воплощением не один день и не одна бессонная ночь.

– Они – само собой, – Сталин кивнул. – Молодцы конструкторы. Наши германские и итальянские друзья уже почти передрались в очереди за этими боеприпасами. Немцы попытались сделать что-то своё, но не получилось у них там. Но этот вопрос мы решим, да. Ты мне лучше расскажи, что там у тебя на «Красном Путиловце» случилось. А то мне одни докладывают одно, другие – другое. Вообще не понять.

– Да что там случилось, – Александр откинулся на спинку, и глаза его чуть сузились, словно он прицеливался. – Мы же перестали заказывать танки старых образцов. А новые они не тянут никак. То торсионы у них разлетаются, то башни клинит… Ну пока комиссия кировцев разбиралась в заводоуправлении, я прошёл по цехам. Смотрю, мастер уже в годах выводит какую-то деталь. И движения у него мягкие, словно кота гладит. Ну постоял, посмотрел… Он деталь закончил, снял со станка и руки начал протирать чистой ветошью. Я только тут заметил, что руки у него – чистые. Ну я и спросил, что, мол, руки чистые чувствительность повышают? А он и говорит: не только чувствительность, но и точность. Так как дышат руки, а это, мол, очень важно. Ну, я не удержался и интересуюсь: как так, почему при наличии таких мастеров ни погон нормальный, ни подвеску, ни приборы управления… словно не танковый завод, а районная машинно-тракторная станция.

Ну дед чего-то себе подумал, посмотрел так внимательно и говорит: «Пойдём». И снова меня по цехам провёл. И про каждый рассказал. Где металл негодный, где свояк мастера на сварке стоит, которому он бы и ведро паять не доверил, и где торсионные пруты перекаливают, потому что неправильно поддув сделан, а переделывать его никто не хочет. Ну я тогда в лоб его спросил, не хочет ли он заместителем по производству поработать? Дело ведь нужное уже вчера, а мы всё телимся…